Страница 51 из 88
От Хильды я узнала еще об одном стиле занзибарской традиционной музыки — кидумбак.Это родственный таарабустиль, но композиции в нем более ритмичны. Многие музыканты оттачивают свое мастерство в оркестрах кидумбак,прежде чем им разрешают вступить в клуб таараба.Выяснилось также, что есть танец под кидумбак,его исполняют женщины, которые покачивают бедрами.
На свадьбы на Занзибаре часто приглашают бени– духовые оркестры, которые возникли в начале XX века в подражание колониальным военным оркестрам. Женщины принимают участие в свадебном представлении в качестве участниц хора или танцовщиц.
Хильда объяснила, что у каждого из двух главных клубов таарабасвой стиль. «Клуб музыкальной культуры» играет в африканизированном стиле, а «Икхвани Сафаа» не отступает от арабских традиций.
Я расспросила ее о том, как с годами менялся таараб.
– Было время, когда появлялось много песен на политические темы, затем случился всплеск популярности чисто женских групп, но сейчас таких уже не осталось.
В фонотеке я нашла старую пластинку Сити Бинт Саад на семьдесят восемь оборотов. Запись потрескивала, но слушать ее было одно удовольствие. Судя по звучанию, раньше в оркестре было намного меньше народу, чем сейчас. Я сумела услышать лишь уд и скрипку.
Позже я купила диск «Икхвани Сафаа», выпущенный во Франции. Обложка выглядела как книжечки с фотографиями артистов. Кое-кого из них я помнила по репетициям, и многие снимки были сделаны в той самой комнате, где они собираются и по настоящее время.
МОЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ ПРОЕКТ
Участники «Икхвани Сафаа» разрешили мне снять их на видео для моего фильма. Неделю спустя я наконец записала две композиции в стиле башраф,которые так давно хотела услышать, в том числе и «Афкари» – мою любимую песню для танца живота. Вернувшись домой, я включила видеозапись последней репетиции, пустилась в пляс и не могла остановиться! Мне хотелось танцевать по всей квартире, но для этого надо было носить с собой камеру из комнаты в комнату, а тогда я бы не смогла двигать руками.
Эврика! Идея возникла неожиданно – выпустить новый диск и назвать его «Сорок дней и тысяча и одна ночь: мелодии для танца живота, подобранные Тамалин Даллал». В исполнении оркестра «Икхвани Сафаа» с Занзибара. Правда, музыканты «Икхвани Сафаа» были такими традиционалистами, что могли не принять мою идею записать музыку для танца живота, но попытка не пытка. Однако, прежде чем говорить об этом с клубом, нужно было собрать сведения и узнать что к чему.
Не в силах сдерживаться, я рассказала о своей идее Фурахе во время нашего интервью, посвященного кинофестивалю. Он посоветовал обратиться к Хасану, владельцу студии звукозаписи. На следующее утро мы с Хасаном встретились, и он объяснил, что в его студии платят за каждую песню. Поскольку песни у «Икхвани Сафаа» довольно длинные, это поможет мне сэкономить, рассудила я. Он рассмеялся, и мы договорились; в результате каждая песня у нас получилась почти на десять минут.
… Видимо, между Занзибаром и Сиэтлом существует какая-то связь. Все встреченные мною на Занзибаре люди, которые имели какое-либо отношение к США, приехали из Сиэтла, жили там или были оттуда родом. Хасан имел квартиру в Белвью, штат Вашингтон, – всего в нескольких милях от того места, где жила я. Это был эффектный мужчина высокого роста, которому уже перевалило за сорок. Он редко улыбался, но казался спокойным и собранным, а голос его был глубоким и звучным, он успокаивал меня. Хасан согласился помочь мне в переговорах с музыкантами.
…Как-то вечером по дороге в «Икхвани Сафаа» я поведала Тарику о своем плане и высказала сомнение, что такая традиционно настроенная группа, исполняющая музыку, под которую танцевать не принято, захочет участвовать в записи диска для танцев живота. Я тревожилась, как сообщить Тарику, что переговоры возьмет на себя не он, а другой человек – мне было спокойнее иметь дело с профессионалом в музыкальном бизнесе. Когда я наконец рассказала ему об этом, он расстроился, но быстро взял себя в руки и предупредил:
– Будь осторожна: ходят слухи, что этот Хасан – насильник.
Я никогда прежде не слышала, чтобы Тарик говорил о ком-нибудь плохо, и потому была обескуражена.
– Что? – переспросила я.
– Я слышал из надежного источника: он пригласил домой одну певицу и удерживал ее в заложниках, заставляя заниматься сексом всеми возможными способами. Через неделю ей удалось сбежать.
Я заметила, что это, скорее всего, наговоры, но он не унимался:
– Говорю тебе, будь осторожнее с этим Хасаном!
Я спросила, почему же тогда его не посадили в тюрьму, и Тарик ответил:
– Его сестра замужем за важным человеком из правительства. Кроме того, полицейские не станут ничего делать.
Если бы на месте той девушки был кто-нибудь вроде моей сестры Лейлы, Хасана арестовали бы. А то певичка. Никто не будет ничего предпринимать ради такой женщины.
Мне и раньше приходилось слышать, что якобы к женщинам, у которых есть семья и много денег, относятся с уважением, однако девушек из бедных слоев общества, особенно если их некому защитить, нередко эксплуатируют в сексуальных целях. Например, горничных и женщин с запятнанной репутацией. Если такая женщина подвергается насилию, нередко считается, будто она сама навлекла это на себя, и закон не становится на ее сторону.
Я не знала, что и думать. Хасан казался настоящим профессионалом, рассудительным и благоразумным человеком. Кроме того, в США он был почти моим соседом. Если честно, я даже не отказалась бы пойти с ним на свидание, но он говорил, что в США у него есть девушка. Неужели под личиной совершенно нормального человека скрывается чудовище? Я решила не расслабляться, но и не менять планов из-за необоснованных подозрений.
Настал день, когда мы должны были пойти в «Икхвани Сафаа», я позвонила Хасану, но он сказал:
– Я в больнице. Утром мне вырезали грыжу.
– Хочешь, чтобы я тебя навестила? – спросила я.
– Конечно. Встретимся в палате для особо важных персон и обсудим план действий.
Я позвонила Эмме:
– Хасан заболел и хочет, чтобы я его навестила.
– Не может быть!
– Правда! Он в больнице.
Она встревожилась и поехала со мной.
Я думала, что такой состоятельный человек будет лежать в шикарной палате с букетами цветов на прикроватном столике и суетящимися вокруг него медсестрами. Однако палата для особо важных персон располагалась в длинном темном крыле, отдельно от основного здания больницы. Если где на Занзибаре и водились привидения, то наверняка здесь.
Мрачная палата Хасана оказалась большой и пустой, на окнах висели простыни. В таких комнатах только ужастики и снимать. Вокруг никого не было, и я бы с ума сошла от страха, если бы мне пришлось переночевать здесь.
Странно видеть успешного человека, который несколько месяцев в году живет в Белвью, на покореженной металлической койке и с пустой капельницей рядом. Хасан заверил нас, что его проведывают, и сказал, что пролежит в больнице еще два дня, а затем будет отдыхать дома.
Он взял сотовый и позвонил Сауду, председателю «Икхвани Сафаа». Тот свободно говорил по-английски и жил в основном в материковой Танзании. Мы условились, что в переговорах с музыкантами мне поможет Фураха с кинофестиваля. На обратном пути я взяла с Эммы слово: если вдруг я заболею малярией или чем еще, пусть меня отправят в общую палату, где все мучаются вместе.
На следующий день Фураха сообщил, что ему срочно пришлось уехать в родную деревню недалеко от города Аруша. Видимо, растолковать мою идею членам «Икхвани Сафаа» придется все-таки Тарику. Я захватила с собой компьютер и диск с записью своего танца. Тарик был полон идей и любезно согласился помочь мне. К сожалению, он отказался надеть что-нибудь более приличное, чем его болтающиеся мешковатые штаны. Я боялась, что пожилые члены комитета клуба не воспримут меня серьезно, если такой молодой человек будет вести переговоры.