Глазами любопытной кошки

Малика также сказала мне про кибуки:

– Ты должна пойти к ним в воскресенье – они будут в костюмах, символизирующих разных духов. Но ни в коем случае не надевай черное!

В период революционного правительства деятельность кибукинаходилась под запретом как противоречащая исламу практика, однако сейчас все снова разрешено. Этот ритуал сродни египетскому зар,похожие церемонии существуют и в других африканских странах.

Большинство немусульман думают, что ислам воспитывает нетерпимость и нежелание мириться с другими верованиями. Но это не так – многие чужеродные ритуалы и традиции нередко существуют в пределах мусульманского общества. Я попыталась узнать больше о кибуки,прежде чем пойти на вторую церемонию.

На Занзибаре считается, что духи созданы Богом и не имеют отношения к дьяволу. Они могут овладеть телом человека, и тело «хозяина» в таком случае не несет ответственности за действия духов.

В воскресенье Тарик привел меня к кибуки,и на этот раз его все же допустили на церемонию. Меня сразу проводили к Биашуре, которая с посохом в руке снова сидела на стуле, напоминавшем трон. Большинство танцующих женщин были в белых и красных канга.Некоторые переоделись в белое с ног до головы и выглядели как мужчины.

Мне приказали опуститься перед Биашурой на колени, и та обрызгала мои руки и ноги бренди, а потом влила немного напитка мне в рот. Другие женщины принялись ударять меня по спине. Известняковой пастой Биашура поставила мне на ушные мочки и лоб точки.

На Тарика повязали кангаи тоже заставили встать на колени перед Биашурой. Он выглядел смущенным. Обмакивая монеты в белую пудру, она вкладывала их нам в ладони – на удачу. Тарик отдал все свои монеты мне, и тогда одна из женщин сказала:

– Его руки всегда открыты для других людей, вот он и получит больше.

Как выяснилось, монеты следовало класть перед сном под подушку. Биашура провозгласила, обращаясь к Тарику:

– Ты отдал Тамалин всю свою удачу. – Тот захотел тут же забрать свои монеты, но она не позволила: – Уже слишком поздно.

Тарик ушел, а я присоединилась к тем женщинам, которые сидели. Ко мне подошли несколько танцующих женщин в состоянии транса. Некоторые держали в руках две длинные палки. Девушка в джинсах стояла на коленях и трясла головой. Другая, чье тело полностью скрывали два отреза ткани, опустилась на колени и вскоре потеряла сознание. Иногда меня вытаскивали танцевать, и раза два я соглашалась. Это было небезопасно, потому что все натыкались друг на друга и размахивали руками, рискуя попасть в глаза. Рядом со мной танцевала еще и маленькая девочка.

Затем меня снова отвели к Биашуре, которая заставила выпить воду с растворенным в ней белым порошком, а то, что осталось, вылила мне на голову и плечи.

…На вечер у меня была запланирована встреча с видными представителями культуры, и мне пришлось пойти домой переодеться, иначе что бы обо мне подумали. Я явилась с мокрыми волосами и объяснила, что была у кибуки.

– У каких? – спросила одна из женщин. – В эти выходные проводятся две церемонии, и одна моя коллега тоже собиралась пойти.

Так я поняла, что практика кибуки– не такое уж маргинальное занятие.

УРОКИ НРАВСТВЕННОСТИ

После последнего урока суахили Фарук обещал отвезти меня в деревню и познакомить с шейхом Мухаммедом. Я думала, что шейх – это духовный лидер у мусульман, однако, когда мы пришли в простой дом этого старика, оказалось, что он просто совершает магические ритуалы согласно Корану. Я рассчитывала поговорить с ним на серьезные религиозные темы, а вместо этого мне предсказали судьбу и пообещали дать листок бумаги, приносящий удачу и способный защитить от африканской магии.

Шейх Мухаммед побывал во многих странах, куда его приглашали лечить людей и снимать проклятия. Несколько раз его возили в Оман. Он также посетил Дубай, Канаду и Гватемалу. Ему исполнилось шестьдесят восемь, и у него было десять детей и две жены.

– Я вижу дух мужчины, который в тебя влюблен. Приходи в пятницу, я прочту специальное заклинание, чтобы отогнать его.

Вернувшись в город на автобусе, мы вышли у рынка. Фарук сел на даладалуи поехал домой, а я пошла одна. На площади было пустынно и темно, поскольку все лавки закрылись рано. Какой-то мужчина вызвался проводить меня. Потом позади возник другой, и я поняла, что они идут слишком близко. Стало очевидно, что они знакомы, и когда первый потянулся к двери одного дома, я рванула. Я чувствовала, ничего хорошего из этого не выйдет. Пробежав пару улиц, чтобы оторваться от них, я наткнулась на женщину в черном буи-буи.Она указала мне единственную дорогу на Малинди. Откуда ни возьмись возникли двое других мужчин и спросили, куда мне нужно, а потом, протягивая руки в другом направлении, заявили, что я должна идти с ними. Женщина всем своим видом показала мне: этого делать не надо.

– Я знаю, кто здесь кто, и от этих двоих хорошего не жди. Пойдем со мной.

Она отвела меня в лавку, где сидели две тучные женщины в канга.Одна из них согласилась проводить меня до дома, но тут из-за угла появился Тарик. Не знаю, почему вокруг меня вдруг начался такой переполох, но странности на этом не закончились. Тарик сказал:

– Я должен тебя защищать, потому что, если с тобой что-нибудь случится, полицейские придут за мной.

По пути мы наткнулись на уличную драку, и я так и забыла уточнить, что именно он имел в виду. Мальчишки под предводительством крепкого подростка избивали мальчика лет десяти. Повалив его на землю, они побили его палками и попинали, потом перевернули и уже собирались ударить головой о тротуар, но Тарик вовремя вмешался и потребовал, чтобы мальчика отпустили. Бедняге было очень больно, он хромал и держался за промежность и поясницу. Прохожие, видя его, останавливались, но никто не посочувствовал ребенку. Старшие мальчишки пытались наброситься на него снова, но Тарик их прогнал. «Наверное, уличная банда», – подумала я.

Мы отвели мальчика домой – в бедную постройку с общим двором, где жило множество семей. За нами увязалась ватага детей.

Тетя мальчика оказалась дома, но она его не пожалела:

– Так ему и надо.

Тарик уговорил мальчика переодеться в костюм для молитвы, и мы отвели его в медресе – мусульманскую религиозную школу. Мальчика избили, потому что он не хотел идти туда. Тарик сказал, что иногда детей забирают в школу силой и избивают, если те не хотят идти. Ребенок был в истерике и между всхлипами кричал:

– Там меня снова изобьют!

В детстве Тарику много раз приходилось испытывать то же. Я спросила, какое отношение побои имеют к мусульманству.

– В исламе подобное недопустимо, – ответил он. – В моей медресе детей запугивали и заставляли учиться. Мы должны были получать только высшие баллы и выигрывать конкурсы – но так же не годится. Есть хадис – предания о поступках и словах Мухаммеда, не являющиеся частью Корана, и в одном из таких преданий говорится, что пророк однажды рассердился на трудного ребенка и хотел ударить его палкой, которую в то время использовали для чистки зубов. Но Аллах наблюдал за ним, и Мухаммед сказал: «Я воспользовался бы палкой, если бы не боялся Аллаха».

В следующем письме Бамбангу, мусульманскому ученому из Индонезии, я рассказала о том, что случилось с мальчиком, и спросила, допустимо ли в медресе избивать детей. Вот что он ответил:

– Что касается избиения мальчиков на Занзибаре, в Коране вы ничего об этом не найдете. В священной книге говорится о том, что в религии не должно быть принуждения, и о том, что ступать на тропу Божью нужно с полным осознанием. Таким образом, побои противоречат святому учению. Возможно, наставники неверно истолковали одно из высказываний пророка Мухаммеда: «Учите своих детей молиться, когда им исполнится семь, и бейте их, если они не научились в десять». Однако речь здесь идет всего лишь о необходимости поддерживать дисциплину, а не о легализации насилия, как принято считать в западных СМИ. Пророк Мухаммед любил детей, он часто целовал своих детей и внуков, катал их на своей лошади, качал на руках, пока молился. Когда его друзья сделали ему замечание за такое поведение, он ответил, что Аллах не любит тех, кто не способен любить. Медресе – это та же школа, это место, где мы приобретаем знания и обучаемся мусульманским наукам. Поэтому в медресе должна царить атмосфера священного места, спокойствия и любви.