Подарок

— Тебе надо поесть, — вдруг тихо сказала она.

— Что? — Дел не сразу понял.

— Поешь что-нибудь, пожалуйста. В морозильнике оладьи, их можно погреть в микроволновке. И не давай Манци сухой корм все время, ей положено консервы, полбанки в день, а сухой корм — раз в неделю.

— А тебе что дать?

— Ничего не надо. А ты поешь обязательно, — Карен попыталась улыбнуться и болезненно сморщилась, на щеке тоже наметился нарыв. — Не бойся, я справлюсь.

Есть ему совершенно не хотелось, но он поел, чтобы она не беспокоилась. Выскочил в аптеку за лекарствами, купил еще лимон, — продавщица в аптеке сказала, что больным хорошо пить чай с лимоном.

Ночью Дел спал рядом с ней, поверх покрывала, не раздеваясь и держа ее за руку. Точнее, почти не спал, лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к ее дыханию. Он прекрасно понимал, что болезнь не слишком опасна и что через три дня Карен уже должно стать лучше, но все время ловил себя на том, что боится уснуть и, проснувшись, не услышать этого тихого дыхания.

Весь следующий день она лежала неподвижно, иногда забываясь в каком-то подобии сна, иногда приходя в себя. Ее лихорадило, температура по-прежнему была высокой, но новые красные пятна больше не выступали, впрочем, их и так было достаточно.

Делу казалось, что когда он рядом, Карен становится полегче, поэтому он старался не отходиться нее ни на шаг.

Он ел что-то, почти не чувствуя вкуса, кормил кошку, менял ей песок и снова возвращался к Карен. Обтирал ее мокрой губкой, стараясь не задевать нарывы — мысль о шрамах, которые могли изуродовать ее нежную светлую кожу, была для него невыносима. Разговаривал с ней, шутил, даже не зная, слышит ли и понимает ли она его, даже рассказал, как сам болел ветрянкой, кажется, летя восемь. Это был почти праздник, вроде каникул пара прыщей, зато потом почти месяц можно было не ходить в школу!

Осторожно расчесывал волосы, убирал их в сторону — подальше от волдырей. Мазал нарывы лекарством. Пару раз в день, когда она ненадолго приходила в себя, водил ее в уборную и терпеливо караулил под дверью, боясь, что она снова — прямо там — потеряет сознание. Поил, давал таблетки.

Иногда она открывала глаза, пыталась говорить, даже улыбаться, забывая, что уже спрашивала об этом, беспокоилась, поел ли он и покормлена ли Манци, и снова отключалась.

Кошка ходила за Делом по пятам и заглядывала в глаза, словно спрашивая, почему же все не так. Когда уставала, ложилась на кровать, так, чтобы видеть и Карен и его.

На вторую ночь у Карен начался бред, она извивалась всем телом, пытаясь избавиться от нестерпимого зуда и жалобно тоненько плакала, не приходя в себя. Выключив свет, Дел растянулся рядом с ней на кровати и взял ее за руку — больше он ничем помочь не мог.

Плач постепенно затих, и Карен перестала вздрагивать. Внезапно она сказала, негромко, но вполне трезвым голосом:

— Дел, ты не спишь?

Он включил ночник — широко открытые глаза блестели лихорадочным блеском, но смотрели на него вполне осмысленно.

— Ты... как ты? — Дел вскочил, чтобы дать ей таблетку, пока она может ее нормально проглотить. Он все время панически боялся, что Карен подавится или захлебнется и ловил моменты, когда она была в сознании, чтобы напоить ее и дать лекарство.

— Бывало и получше, — она попыталась улыбнуться, — бывало и похуже.

Приподнялась, проглотила таблетку, попила и устало вытянулась.

— Есть хочешь?

— Нет, а ты поел?

Он улыбнулся, чтобы успокоить ее.

— Да, и Манци кормил, и песок менял, все в порядке. Потерпи, скоро все это кончится. Врач сказал, что три дня будет тяжело, а уже второй кончился. Ты просто потерпи, ладно?

Она закрыла глаза. Дел осторожно дотронулся до ее щеки — ему показалось, что она уже не такая горячая, и подумал, что Карен снова без сознания, когда она вдруг тихо сказала:

— У тебя руки теплые... Намучился ты со мной.

— Все в порядке, это не трудно, — он попытался рассмеяться, — ты очень послушный пациент.

Карен уже не слышала, снова погрузившись в забытье.

На четвертое утро Дел, наконец, увидел признаки обещанного улучшения — температура упала и Карен была в сознании. Выглядела она ужасно — все нарывы вскрылись и пламенели на побледневшей коже, говорить еще почти не могла, двигаться — тем более, но глаза стали живыми и любопытными. Впервые за четыре дня она поела. Дел сварил по найденной на секретере кулинарной книге яйцо всмятку и скормил ей с ложечки. А вечером она притянула к себе его руку, уткнулась в нее лицом и мирно проспала до утра.

После этого она быстро пошла на поправку, и стала абсолютно несносной. Все время хотела мыться, что было категорически запрещено, пока не заживут все нарывы. Ныла, что чувствует, как от нее воняет, морщила нос и делала вид, что ее вот-вот вырвет. Дел напрасно урезонивал ее и объяснял про шрамы. У нее был свой аргумент: «Я вся липкая и противная!»

Она хотела кофе, что тоже не рекомендовалось. Хотела вставать и сама готовить завтрак, хотя еле стояла на ногах.

Дел терпеливо сносил все ее капризы, радуясь, что она, наконец, ест с аппетитом. Заказал в магазине всякие деликатесы и.с удовольствием кормил ее. Выйти из квартиры было нельзя, она могла бы тут же побежать в душ. Продолжал обтирать ее мокрой губкой. Карен извивалась, хихикала и пищала, что губка холодная и ей щекотно.

Ее смешило полное отсутствие у него кулинарных талантов и его неуклюжие попытки приготовить яичницу по кулинарной книге (правда, яичницу она слопала в момент, хотя та была пережарена).

Манци изрядно соскучилась за те дни, что на нее не обращали внимания, и решила продемонстрировать всем свои способности — вскарабкалась на занавеску, повисла на высоте метра два, зацепившись когтем, и начала истошно орать, чтобы ее немедленно спасли.

Карен очень похудела, веснушки, казалось, выцвели и были почти не видны на бледной, полупрозрачной коже. Понемножку она начала вставать, ходить, даже готовить что-то, но Дел зорко следил за ней, пресекая любые попытки спрятаться в ванной и тайком вымыться.

С тех пор, как она начала выздоравливать, он спал на диване, считая, что она еще слишком слабенькая, и он должен дать ей возможность окрепнуть, но в тот же день, когда врач разрешил ей, наконец, принять душ, Карен заявила, что абсолютно здорова и ей холодно спать одной. Говорила она это весело, но в глазах ее Дел заметил тревогу и невысказанный вопрос: а не разонравилась ли она ему такая — похудевшая и бледная?

И он, как всегда с ней, послал к черту все благие намерения, а утром проснулся с ощущением счастья, потому что на плече его доверчиво устроилась теплая щека с маленьким красным пятнышком от зажившего нарыва.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Через пару недель Карен чувствовала себя уже совсем здоровой, но Делу казалось, что она все еще выглядит бледной и быстро устает, поэтому однажды вечером он предложил:

— У меня есть маленький домик в Мэриленде, на озере. Давай съездим туда на пару недель?

Она заулыбалась, как ребенок, которому пообещали мороженое.

— Давай! Только... а Манци?

— Что-нибудь придумаем!

Они выехали через три дня. Кошку даже не пришлось отдавать в пансион, она просто осталась дома, а жена управляющего обещала ежедневно кормить ее и менять песок.

Всю дорогу Карен оглядывалась по сторонам, ей все было интересно.

— Ты что, здесь никогда не была? — удивленно спросил Дел, сам-то он проезжал здесь сотни раз.

— Нет, только по телевизору видела. Я вообще мало где была.

— А откуда ты?

Она коротко ответила:

— Из Чикаго.

Дел помнил, как она когда-то рассказывала ему, что приехала в Чикаго, когда ей не было и восемнадцати лет, но решил не переспрашивать и не уточнять, поняв по интонации, что задел за какое-то больное место.