Наследница

Он закричал то единственное, что сейчас билось в голове, оставаясь важнее всего на свете:

— Рене!.. — и, изливаясь в нее, непослушными губами повторял как молитву, все тише и тише: — Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя... я... люблю... тебя...

Последнее слово, последнее содрогание — и он рухнул, продолжая изо всех сил прижимать Рене к себе, чтобы не дать исчезнуть, потому что она — его, только его, единственная — его, и ничего другого быть не может и не должно...

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

Лица было не видно, только ухо и часть плеча. Вылезти, не разбудив, никак бы не получилось — Тед навалился на нее, по-хозяйски обхватив рукой, закинув ногу ей на бедро и уткнувшись лицом в шею. Рене не удивлялась, как она смогла проспать нею ночь в такой позе — честно говоря, она вообще не помнила, как заснула.

Воспоминание вдруг стало таким ярким, что не удалось не покраснеть, настолько это было бесстыдно — и прекрасно! Она опять, как наяву, услышала собственный стон, когда он ворвался в нее сзади и ее словно подбросило взрывом наслаждения.

Такой ночи в ее жизни еще не было... В какой-то момент даже показалось, что все, больше она не сможет шевельнуться — глаза застилал туман, и сердце билось, выскакивая из груди. Но стоило сердцу немного успокоиться, и руки Теда — умелые и нежные — снова медленно заскользили по груди, по животу... Он смеялся, нашептывал всякие неприличные слова, от которых уши начинали гореть огнем, целовал — и желание разгоралось в ней с новой силой.

Никогда еще он не был таким — словно обезумевшим от желания, ненасытным — и никогда раньше не говорил, что любит ее... Эти слова до сих пор звучали у Рене в ушах.

Почему она не ответила? Потому что, стоило ей попытаться сказать что-то, как он зажал ей рот поцелуем? Впрочем — зачем говорить, когда и так все ясно!

Наверное, она вздохнула слишком сильно — Тед шевельнулся и медленно поднял голову.

Ее поразила неуверенность, промелькнувшая на его лице в первый момент, но в следующий миг его рот расплылся в улыбке, на которую, как всегда, невозможно было не ответить.

Приподнявшись на локте, он окинул ее взглядом и провел кончиком пальца у нее под глазом.

— По-моему, я тебя затрахал! — в голосе его не чувствовалось и тени раскаяния. — И раздавил в лепешку!

Рене затряслась от смеха. Поглаживая ее по щеке, Тед с тщательно скрытым самодовольно-собственническим чувством разглядывал дело рук своих: синяки под глазами, взлохмаченные, как у искупавшегося воробья, прядки волос, красноватый след на плече — о господи, это что, тоже он?! — и искрящиеся весельем глаза.

— А знаешь что?.. — начал он таинственным шепотом.

— Что?

Подсунувшись к самому ее уху, Тед сообщил еще более таинственным шепотом:

— Завтра уже Рождество!

— Ну, и что ты по этому поводу предлагаешь? — спросила Рене — почему-то тоже шепотом.

Кое-что Тед мог предложить прямо сейчас, но побоялся, что она сочтет его неисправимым, неизлечимым и опасным для окружающих сексуальным маньяком — поэтому высказал другое, куда более невинное предложение:

— Купить елку и шарики.

На улицах было полно народа, как всегда перед Рождеством. За стеклами, разрисованными снежинками, подмигивали огоньки гирлянд, улицы были увешаны цветными лампочками, и везде красовались елки — от крошечных, в витринах магазинчиков, до огромных — перед универмагами.

Он специально прокатил Рене по бульварам полюбоваться на разукрашенный к празднику Париж. Жаль, что снег так и не выпал — в белом обрамлении все выглядело бы еще красивее! Потом припарковался на улице Ришелье, и дальше они пошли пешком.

Еще вчера, увидев, как Рене ожила, хлопоча о ремонте, Тед подумал, что ей нельзя сидеть без дела и погружаться в собственные мысли и воспоминания. Что-нибудь, все равно что: ремонт, прогулки, поездка по пригородам — лишь бы голова была занята! Конечно, риск — можно попасться на глаза репортерам, но в капюшоне ее едва ли кто-нибудь узнает...

Полюбовавшись куклами, разыгрывавшими в витринах «Галери Лафайет» сценки из сказок, они свернули с шумного бульвара на узенькую улочку, ведущую в направлении Лувра. Вспомнив, как когда-то они бродили по Монмартру, Тед обнял худенькие плечи.

— Давно мы так не гуляли.

Рене на миг прильнула щекой к его плечу и вздохнула. Пытаясь отвлечь ее от непрошенных воспоминаний, он спросил:

— А где ты хочешь встречать Новый год?

— Не знаю, — она улыбнулась так доверчиво и нежно, что ему почему-то стало не по себе, — с тобой...

— Можно пойти в какой-нибудь ресторан... или заказать столик в кабаре?

Рене пожала плечами.

— Решай сам.

— А где ты обычно праздновала Новый год? — спросил он и тут же пожалел, вспомнив, что ее «обычно» включало в себя и общество Виктора.

— В ресторанах... на приемах, в ночных клубах. А в детстве — когда где. Чаще всего дома, пару раз у тети Жермен, один раз в Англии, у родителей Алека — я тогда совсем маленькая была. А ты?

— У тети в бистро, если работа срочная не подворачивалась.

— Ну так, может, и пойдем туда, в бистро?

Живое воображение Теда тут же явило ему грядущие газетные заголовки — в случае, если об этом пронюхают репортеры: «Миллионерша встречает Новый год с проститутками!» или «Новогодние приключения наследницы на бульваре Клиши». Публика там будет весьма далекая от привычного ей светского общества...

— А что мы ей купим в подарок? — кажется, Рене не сомневалась, что ее предложение пройдет на «ура».

— Стекляшку, — машинально ответил Тед, все еще не совсем уверенный, что стоит вести ее в столь мало респектабельное место, и лишь после этого спросил: — Кому — тете Аннет?

— Ну да!

— Я и говорю — какую-нибудь стеклянную фигурку. Она такие штучки очень любит.

— Жалко, я не знала, можно было у Бруни попросить что-нибудь.

Тед вспомнил яркие цветы, сверкающие и переливающиеся на белом фоне. Да, тетя бы за такой цветок заложила душу дьяволу...

Будущим подарком для тети Аннет стала фигурка леопарда из темного стекла, обнаруженная Рене в антикварном магазине. Название фирмы — «Лалик» — говорило само за себя, Тед не сомневался, что тетя будет в восторге!

В соседнем магазине они выбрали небольшую елочку и снова побрели куда глаза глядят, по дороге покупая всякие приглянувшиеся мелочи: шарики, гирлянду, расписной керамический колокольчик — «на счастье» и паштет в горшочке — на ужин.

Уже начало смеркаться, и Тед решил, что пора сворачивать в сторону бульваров, где на углу была припаркована машина, когда вдруг заметил, что Рене отстала, прилипнув носом к витрине. Потом нагнулась и подняла собаку под мышки — чтобы пес тоже мог увидеть что-то интересное.

Лишь когда он подошел и дотронулся до ее плеча, она обернулась, виновато взглянула на него и поставила собаку на тротуар, еще раз бросив взгляд в витрину.

— Ты чего? — спросит он, заглядывая через ее плечо.

Это были уродцы, в которых Тед даже не сразу опознал щенков — слишком они смахивали на бородатых куцехвостых обезьянок размером с котенка. Сгрудившись в черно-рыжий клубок, они резвились в длинной клетке за стеклом зоомагазина.

— Это что — собаки? — спросил он и внезапно прочел в глазах Рене такой жгучий восторг, словно она увидела нечто невыразимо прекрасное.

— Грифоны! Смотри, какие у них очаровательные личики! — она просияла, всем своим видом призывая его разделить с ней восхищение, снова обернулась к витрине и присела на корточки.

Но Тед смотрел не на щенков — на нее. На румянец, выступивший на щеках, на счастливую нежную улыбку, на то, как она тихонько рассмеялась, увидев, как два щенка пытаются отобрать друг у друга мячик...

Протянул руку, подергал ее за плечо.

— Эй! — Она подняла голову. — Ну что... хочешь такого щенка? — и, встретив растерянный взгляд каштановых глаз, улыбнулся. — В подарок, на Рождество?