Страница 8 из 49
— Ну, как? Нравится?
— Ну, зачем ты? — повторил он, не зная, что еще сказать. Стоило бы, наверное, рассердиться, но уж очень у Карен был довольный вид.
Внезапно она рассмеялась.
— Де-ел, да это же переводная картинка! А ты что подумал — и, правда, татуировка?! — Он осторожно потрогал пальцем — на ощупь это место ничем не отличалось от окружающей теплой и гладкой кожи. — Месяц держаться будет — и можно мыться сколько угодно. Ты еще вторую не видел!
— Где?!
Карен захихикала.
Усталым Дел себя сейчас не чувствовал — скорее, слегка пьяным. Притиснул жену к себе, прижал как следует — так, что она пискнула — и отпустил; стащил рубашку и направился в ванную, предварительно очень серьезно сообщив:
— Не хочешь — не приходи. Но помни — ты не поддержала меня в трудную минуту!
Карен оказалась в ванной через минуту — если бы бант не запутался в волосах, вышло бы и еще быстрее. Остановилась у открытой дверки душевой кабины, несколько секунд смотрела на загорелую мускулистую блестящую от воды спину — потом легко дотронулась до нее. Дел стремительно обернулся; отступил к стенке, давая ей место. Она шагнула ближе, запрокинула голову и зажмурилась, подставляясь под прохладные струйки — и под его руки.
Открывать глаза было ни к чему. Он целовал ее, забыв обо всем, прижимая к себе так, что Карен чувствовала каждый дюйм его жесткого мускулистого тела. Так целовать умел только он — жадно, самозабвенно, неистово, заставляя ее сердце биться все чаше и чаще. Голова кружилась, она уже еле стояла на ногах, с каждым мгновением все острее чувствуя, как тело наливается знакомой горячей тяжестью...
Неожиданно Дел отступил на шаг, тяжело дыша и держа ее за плечо — словно она могла куда-то деться.
— Пойдем... тут скользко... пойдем!
Куда — было ясно; кровать, диван — главное, чтобы поближе.
Мокрые, как тюлени, они вывалились из ванной, на мгновение остановились, чтобы еще поцеловаться — и рухнули на диван. Откровенное нетерпение в глазах жены подстегивало Дела; он одним резким движением проник в нее и чуть не сошел с ума от вырвавшегося у Карен низкого горлового вскрика. Почувствовал, как она сжала его — да, вот теперь он по-настоящему вернулся домой!
Широко открытые глаза, ноги, обвившиеся вокруг его бедер... Все это было привычно — и прекрасно, как в мальчишеском сумасшедшем сне. И лучше — потому что это был не сон!
Подаваясь вперед быстрыми резкими толчками, внезапно он вонзился до предела и замер на секунду. Поцеловал Карен в шею — грубо, до боли — зная, что эта боль сейчас желанна ей, и снова начал двигаться — глубоко, сильно, почти выходя и снова возвращаясь, стремясь приблизить развязку — и надеясь оттянуть ее еще хоть на мгновение.
Но мгновения уже не было — он почувствовал, как Карен, запрокинув голову, содрогается, вцепившись в его волосы. И взорвался, вскрикнул, зарычал, застонал — все вместе — все... все!
Где-то далеко-далеко отчаянно билось сердце, и легкие пытались вдохнуть хоть малую толику воздуха — но здесь, не с ним... потому что его не было... потому что он кончился... весь... и силы тоже... Непонятно как, но все-таки он сумел немного сползти в сторону, чтобы не раздавить теплое тело, бессильно распростертое под ним...
Карен старалась лежать неподвижно — уткнувшись носом ей под мышку, Дел спал, продолжая и во сне крепко сжимать ее обеими руками.
Однажды она смотрела какой-то фильм «про любовь» — и вдруг подумала, что никогда не была влюблена. И никогда не мечтала ни о любви, ни о прекрасном принце.
Ей было тринадцать лет... и четырнадцать... и девочки в школе таинственно шушукались: «А он посмотрел...». «А я ему говорю...». И бегали на танцы, стараясь выглядеть повзрослее, и пересылали записочки, и «умирали» по кому-то. А ей было непонятно — о чем это они? И странно, что они еще такие... дети.
Пятнадцать лет... и шестнадцать... и семнадцать... Тогда она мечтала только об одном: о месте, где можно ничего не бояться. Или о том, чтобы найти много-много денег и самой себе сделать такое место — скажем, домик где-нибудь в лесу, где нет людей. И чтобы там обязательно было тепло...
Как давно это было! Даже порой казалось, что вообще не с ней, что вся ее жизнь началась с того самого дня, когда незнакомый мужчина протянул ей руку и сказал: «Ты можешь подняться? Тогда пошли!»
А теперь он спал рядом — самый главный, самый нужный, самый любимый — человек, ставший всем ее миром. И она прислушивалась к его ровному сонному дыханию и чувствовала себя счастливой, потому что знала, что он откроет глаза, увидит ее — и улыбнется...
ГЛАВА ПЯТАЯ
Он проснулся — Карен почувствовала это по тому, как напряглось его тело. Медленно поднял голову и уставился на нее сонными глазами. Тихо сказал:
— Я, кажется, позорно заснул... — но ленивая довольная улыбка, появившаяся на его губах, противоречила этим словам.
— Почему — позорно? — рассмеялась она.
— А я не собирался спать. И тебя, небось, придавил.
— Ничего не придавил.
Они поерзали, перераспределяясь, и устроились поудобнее — Дел лежал на спине, закинув руку за голову; второй рукой он прижимал к себе Карен, ее щека уютно примостилась на его плече.
— А где все-таки вторая бабочка? — с любопытством спросил он.
— Ты так и не заметил? — огорчилась она. — Сейчас покажу — заодно одеяло принесу! — Вылезла из-под руки, встала на колени в ногах. — Ну, видишь?
Бабочка — чуть меньше той, что на плече — красовалась выше и правее треугольника золотистых курчавых волос, словно примеривалась сесть на него, как на диковинный цветок. Смотрелось это так, что Дел аж зажмурился.
Увидев, что произвела впечатление, Карен хихикнула, сползла с его ног и убежала в спальню, но через минуту вернулась с одеялом и снова устроилась на плече, весело поблескивая глазами — в тепле и уюте.
— Ты с самого начала хотела, чтобы мы здесь ночевать остались — все эти соблазнительные одежки и бабочки на то и рассчитаны? — спросил он.
Она пожала плечами и кивнула.
— То-то Лори так спокойно восприняла, когда я ей сказал, что мы до завтра задержимся...
— А ты ей звонил?
— Да, тебя не было дома, и я забеспокоился, не случилось ли чего-нибудь. А она сказала, что подвернулась оказия и ты поехала меня встречать. Кстати, что это за оказия?
— Без комментариев, — заявила Карен, наморщив веснушчатый нос.
— Это еще что такое?!
— Это я — и здесь. А все остальное тебе знать не положено!
— Пытать буду!
Она гордо отвернулась. Дел приступил к пытке — перевернул ее на спину, навалился всем весом и поерзал.
— Говори немедленно!
Карен продолжала героически молчать, сопя и изо всех сил стараясь не рассмеяться. Тогда он решил действовать по-хорошему — перевернулся на спину, так, что она оказалась сверху, и пообещал:
— Я не буду на тебя сердиться, честное слово. Ну, давай, выкладывай!
— Ты ни на кого не будешь сердиться... пообещай — тогда скажу.
Делу стало смешно, он сразу все понял: охранники, сопровождавшие в порт грузовики с готовой продукцией — в нарушение его же инструкции, запрещающей подвозить посторонних! — привезли ее на служебной машине. А теперь она, естественно, не хочет их подставлять.
— Я ни на кого не буду сердиться. Только чтобы это было в последний раз! Я даже не буду спрашивать, кто конкретно тебя вез...
— И не надо, — согласилась Карен. — Мальчики тебя боятся — ты же у нас страшный начальник — грозный, великий и ужасный! Еле уговорила!
— Я страшный? — Она кивнула. — Великий и ужасный?
Она снова кивнула, сползла ниже и укусила его за живот. Нахально заявила:
— Но я тебя не боюсь! — подумала и в подтверждение укусила снова.
Веселье прервал звонок телефона, весьма некстати — Дел уже собирался, придавив кусачую хулиганку, заставить ее просить пощады. Он подтянул к себе аппарат и снял трубку.