Кольцо

Ник надолго замолчал. Нэнси хотела попросить, что­бы он рассказал еще что-нибудь о своем детстве, — когда он вдруг добавил две фразы, от которых у нее сжалось сердце:

— Мама умерла, когда мне было двадцать пять... за год до этого, — повел подбородком, показывая на ноги. — Мо­жет, это и кощунственно звучит, но я иногда думаю, что все к лучшему — ей было бы мучительно видеть меня таким...

Глава 13

На работе все ахали и удивлялись, что Нэнси так вне­запно вышла замуж. Подозрительно поглядывали на ее живот, словно ожидали, что увидят там внезапно образо­вавшуюся семимесячную беременность, — и, с уважени­ем, — на кольцо. Кольцо и правда было шикарное — белое золото и семь ровненьких квадратных бриллиантов.

И большущий торт, сделанный миссис Фоллет — с безе и свежей клубникой, — тоже съели без остатка, но при этом высказывались в том смысле, что Нэнси «замотала» свадьбу. Она бы охотно устроила вечеринку — конечно, не такой пышный прием, как обожала ее мать, а что-ни­будь попроще и повеселее, — но не знала, как отнесется к подобной идее Ник. Наверное, не захочет... как-то не по себе даже спраши­вать об этом — он сам говорил, что почти не видится с людь­ми. Она никому не сказала, что Ник не может ходить, — ска­зала только, что у него пока есть проблемы с ногами после автокатастрофы. Ведь если все узнают, что неизвестно, смо­жет ли он когда-нибудь встать на ноги, то начнут удивлять­ся... недоумевать. Как не поняла вначале Робби — правда, потом сама признала, что Ник «классный мужик».

Нэнси и сама порой спрашивала себя: почему она сра­зу, не раздумывая, приняла предложение Ника — и при­няла с ощущением, что поступает правильно? Потому, что, входя в его дом, чувствовала, что ей там рады? И не хотелось уходить, и было интересно и тепло, и охватыва­ло ощущение праздника, которое потом можно было уне­сти с собой?.. И вдруг получилось, что можно не уходить, а жить в этом доме!

Или все же из-за самого Ника? Ника, который назы­вал ее «котенком» (это было приятно), но ни разу даже не сказал, что она ему нравится... ну хоть немножко... и, похоже, не ждал и от нее подобных слов.

Ника, который целовал ее, и обнимал, и тянулся к ней, улыбался, когда она входила в комнату... а потом вдруг — прямо на глазах — мрачнел. А потом — снова улыбался...

Она чувствовала — уж это женщина может почувство­вать! — как он старается лишний раз притронуться, при­жаться — и как радуется, когда она сама, первая прикаса­ется к нему. И ласкал ее... руками, и ртом, и по-всякому — так, что сердце заходилось. Ведь с женщиной, которая совсем не нравится, наверное, так себя не ведут?

Наверное, со временем все наладится, и Ник пере­станет так отчаянно стесняться ее... вплоть до того, что разозлился, когда она машинально нагнулась и подняла авторучку, которую он уронил. Он ничего не говорит, но по глазам все видно...

Нэнси все еще думала об этом, когда ехала домой. Ма­шинально вышла на остановке у своего прежнего дома, и только тут вспомнила, что нужно было сойти парой оста­новок раньше. А теперь придется идти по кольцу (темно и страшно!) или через парк (покороче, посветлее, но тоже страшно...). Хорошо бы найти какого-нибудь собачника и пристроиться к нему — но, как назло, вокруг никого не было...

Уже через четверть часа после того, как Нэнси, впер­вые за неделю, ушла на работу, Ник почувствовал, что ему как-то пусто и не по себе.

Хотя он и работал, как всегда, но знал, что она побли­зости, в доме, что в любой момент можно выйти и уви­деть ее, и ночью она будет спать рядом, — и от этого на душе становилось тепло.

Невзирая на тоскливое неприятное чувство, Ник чест­но проработал положенное время — до пяти, и лишь после этого выехал в гостиную. Телевизор вопреки обыкнове­нию был выключен, а Бен коротал время с бутылкой бур­бона.

При появлении Ника он только повернул голову, но не сказал ничего похожего на: «Ну вот, наконец-то! Опять сегодня бассейн пропустил, между прочим!» Тоже стран­но и нехарактерно...

Не зная, что сказать (при стандартном развитии со­бытий можно было бы отругнуться), Ник выехал на сере­дину комнаты — и тут Бен наконец прорезался:

— Слушай, ты ей говорил, что я сидел?

— Нет... — с легким удивлением отозвался Ник — он и сам об этом не знал.

Он вспомнил, как лет шесть назад, когда они с Бе­ном только познакомились, кто-то вроде бы говорил, что тот работает в больнице по программе реабилитации заключенных. Но тогда он об этом не задумывался — ему было не до того. Только-только начала возвращаться чув­ствительность в руках, и человека, занимавшегося с ним физиотерапией, Ник воспринимал как персонального инквизитора, Бен же при этом отпускал издевательские реплики вроде: «Можешь, можешь! Не валяй дурака, хва­тит лениться и себя жалеть!» или «Даже обезьяну мож­но научить ложкой есть — попробуй, может, и ты спра­вишься?! »

Иногда Нику казалось, что он и руками-то начал ше­велить так быстро исключительно со злости, — но, когда ему впервые удалось ухватить с тумбочки эту злосчастную ложку и запустить ею в мучителя (попал!), они отпраздновали это протащенной тайком (тем же Беном, в заднем кармане) бутылочкой виски.

Выписываясь из больницы, Ник предложил Бену рабо­тать непосредственно на него — и в ту пору не задумывался, почему тот так легко согласился и почему здоровый тридца­типятилетний мужик не имеет ни семьи, ни жилья, ни де­тей, ни даже подружки...

Интересно, а за что его? Но не спрашивать же!..

— Не надо, чтобы она знала! — неожиданно выпалил Бен.

— Ты чего? Я и сам-то об этом только сейчас вспом­нил, когда ты сказал... У тебя с ней какие-то проблемы, что ли?

Не дай бог... Бен был единственным человеком, кото­рый знал про него все и с которым Ник чувствовал себя совершенно свободно. В свое время он даже немного опа­сался, как Бен воспримет вторжение в их мужское сооб­щество Нэнси.

Но, как тогда показалось, воспринял вполне нормаль­но — и даже без особого удивления. Заявил: «С самого на­чала все ясно было!»

А теперь вот, похоже, начинается...

Но Бен замотал головой.

— Да нет, хорошая девочка. Просто, если узнает, мне перед ней неудобно будет — все равно что обманул... — по­морщившись, сказал он, после чего круто сменил тему: — Слушай, не дело это, что она поздно вечером на подзем­ке ездит, — и, при виде полного непонимания, выразив­шегося на лице Ника, туманно пояснил: — Там всякое бывает. Мало ли что...

— А с чего ты взял, что она на подземке ездит?

— А на чем же еще?

— Не знаю... На такси...

Ник об этом действительно не задумывался. Нэнси го­ворила, что ее машина окончательно сломалась еще в августе, но он не связал это с тем, на чем она теперь ездит на работу.

— И пальто у нее холодное, — добавил Бен, воодушев­ленный отсутствием со стороны Ника реплики вроде «Не твое дело!». — Не по нашей погоде.

— Ну да, она же с Юга и к нашему климату непривыч­ная! — отозвался Ник. — А в чем она сегодня на работу пошла?

(В час дня Нэнси забежала к нему в кабинет, чмокнула в щеку и сказала, что уходит на работу, — больше он ее не видел.)

— Так в пальто и пошла! И без шапки! Что-то такое, — покрутил пальцем над головой Бен, — модно-вязаное на ушах, а вся макушка открыта. Кстати, надо бы ей ключи сделать.

— Вот и сделай! Что, обо всем мне самому беспокоить­ся надо? — машинально огрызнулся Ник, поглощенный свежей идеей. — Слушай, а может, ей шубку купить?

— Женщины вообще-то такое любят, — после коротко­го раздумья согласился Бен. — Если не эти... чокнутые на экологии, которые считают, что нельзя мех носить и мясо есть.

— Мясо она ест.

Бен кивнул и вернулся к первоначальной теме:

— А с подземкой все-таки не дело. Я там часто всякую шпану вижу, но ко мне особо не пристанут, а тут молодень­кая, хорошенькая...