Фактор агрессии

— Тш-ш-ш!

Потоцкая заговорила снова, теперь ее голос был холодным и жестким:

«Гражданин адмирал-командор, внизу наши легионеры и техника. Мы не можем бросать на произвол судьбы столько…»

«Вот именно! — прорычал Рихтер на записи. — Как поняли приказ? Немедленно эвакуировать с поверхности легионеров и технику! Выполняйте приказ, адмирал! Не слышу!»

«Есть, сэр. — Повисла очередная томительная пауза, в продолжение которой полковник успел досчитать до пяти, а потом снова раздался голос Потоцкой — на сей раз совершенно тусклый и убитый: — Всем капитанам кораблей ударной и десантной группировки Четвертого флота. Отставить огонь по наземным целям! Занять стационарные орбиты и ожидать дальнейших указаний!..»

— На этом связь прервалась — видимо, прямым попаданием был поврежден флагманский ретранслятор, — проговорил Папаша Людвиг, задумиво пуская дым в потолок. — Либо его просто отключили.

— Ничего не понимаю, — признался Фань. — Это же открытый мятеж! Командующая ударной группировкой демонстративно, под запись отказалась выполнять прямой приказ адмирал-командора!

— Вот именно. При этом других причин подозревать командующую группировкой Потоцкую в бунтарстве у меня нет. Лояльный офицер и блестящий командир. Она явно обескуражена, и создается впечатление, что ее неподчинение приказу — не продуманный ход, а полная неожиданность для нее самой. Она явно не готова к этому. Отсюда вопрос: что произошло в ходовой рубке флагмана после того, как я подтвердил приказ об орбитальной бомбардировке?

Потрясенный Юшенг держал в руках позабытую сигару и спохватился, только заметив, что внушительный столбик горячего пепла вот-вот упадет на дорогой ковер.

— Ничего не понимаю, — повторил он, поспешно стряхнув пепел.

— Когда компетентный высший офицер Адмиралтейства ничего не понимает, это очень плохой признак, — сокрушенно проговорил Рихтер. — Это означает, что мы по уши в дерьме. — Он тяжело вздохнул. — Хорошо, тогда я поделюсь с тобой тем, что понимаю я. Ни предательством, ни хищением генома, ни производством на вражеской планете собственных биоморфов, сопоставимых по характеристикам с нашими «близнецами», произошедшее объяснить невозможно. За последние часы я выдвинул сам для себя примерно пятнадцать разных предположений. И все они, при кажущейся правдоподобности, рассыпаются в прах, стоит приступить к их более подробному рассмотрению, учитывая всю совокупность имеющихся фактов. Знаешь, Фань, — Папаша Людвиг доверительно понизил голос, — я уверен совершенно точно только в одном.

— В чем? — невольно понизил голос и Юшенг.

— В том, что мы столкнулись с чем-то совершенно необъяснимым, совершенно немыслимым, с тем, что выходит за рамки всего нашего предыдущего опыта. С чем-то, что в корне противоречит нашим привычным аксиомам и алгоритмам действий. И это необъяснимое определенно куда ужаснее, чем наши худшие предположения. И гораздо опаснее. Мы привыкли считать мощь Империи незыблемой, а ее флот — непобедимым. Пиратские республики на границах Внешнего Круга существуют только потому, что у Империи имеются более насущные проблемы с мощными колониальными союзами, иначе мы давно очистили бы Галактику от этого отребья. Их просто невозможно уничтожить до конца, потому что после массированного удара пираты разбегаются, как тараканы, чтобы вновь собраться в другом месте. Ни одной отдельно взятой колонии не устоять в прямом противоборстве с нашим флотом. И это святая правда, вот что самое страшное. У меня такое ощущение, что арагонцы каким-то образом используют против нас нашу собственную имперскую спесь, нашу безграничную уверенность в собственной силе. И вот теперь, объясняя тебе свои предчувствия, я, кажется, понял, почему не даю очевидного сигнала к массированной атаке. Только по одной причине. Я уверен: арагонцы как раз и ждут массированной атаки и термоядерной орбитальной бомбардировки. Ждут с самоубийственным нетерпением. Они ее откровенно добиваются. По каким-то причинам им совершенно необходимо, чтобы мы разнесли их планету вдребезги.

— Папаша… Откуда такие выводы? — растерялся Юшенг. — Это совсем уж за всякими рамками…

— Я скажу, откуда. — Командор ткнул в сторону референта огрызком сигары. — Спасибо за участие в мозговом штурме, дружище, кажется, в результате я все-таки уловил суть проблемы. Пытался донести до тебя свои сомнения и внезапно сам понял их суть. Арагонцы нарываются специально. Понимаешь? Они нагло дергают за усы Первого Гражданина. Нагло, демонстративно, не скрываясь. Вот для чего была нужна безумная и бессмысленная расправа над Мистером Мармадьюком — чтобы в ответ мы прислали карателей. Мы не стали задействовать орбитальные бомбардировщики, ограничившись десантом, — и тогда пираты показательно, с размахом уничтожили десант, видимо, надеясь, что уж в этот-то раз космократоры со страшным оружием на борту непременно прибудут…

Фань пристально смотрел на шефа, и скулы на его лице обозначались все резче. Позабытая сигара в его руке давно погасла.

— Меня по-прежнему беспокоят четыре ядерные торпеды, которыми был поражен Мистер Мармадьюк, — безжалостно продолжал шеф. — И эта безумная идея аналитического отдела о том, что коммодор Стюарт торпедировал сам себя. Обе идеи совершенно безумные — та, согласно которой ядерные биоморфы были разработаны противником, тоже не выдерживает никакой критики. Но странное поведение контр-адмирала Потоцкой натолкнуло меня на неожиданную мысль: а если их объединить? Если торпеды действительно наши, но что-то необъяснимое вынудило коммодора Стюарта задать им такую траекторию, которая пересеклась с курсом космократора?..

Папаша Людвиг замолчал, размеренно пыхая сигарой.

— Мистер Мармадьюк израсходовал в бою только две торпеды, — мрачно напомнил Юшенг. — Следовательно, даже если принять эту версию, две другие все равно принадлежат противнику.

— Два попадания из четырех пришлись точно в орудийные порты. Невероятная точность в скоротечном бою, когда противники движутся с огромными скоростями, не правда ли?

— Вы имеете в виду, что две торпеды могли быть подорваны прямо в орудийных портах?! — удивился полковник. — Но предохранительные нейропрограммы…

— Если противнику удалось каким-то образом дезориентировать ветерана-коммодора и адмирала ударной группировки, почему бы не предположить, что тот же трюк удалось провернуть с тупыми биоморфами?

Фань потрясенно молчал, не зная, что на это ответить.

— В свете новых обстоятельств вернемся к главному вопросу, — проговорил Людвиг Рихтер, так и не дождавшись реплики от собеседника. — Сформулируем его по-другому: для чего бы это мышам так настойчиво дергать кота за усы? Тем самым мышам, которые, по идее, живы лишь до тех пор, пока кот спит?

— Это абсолютное безумие с их стороны, — хрипло ответил адъютант.

— А они дергают. В каком единственном случае это возможно?

Полковник отрывисто кашлянул.

— Вы правы, Людвиг. Вы чертовски правы! Бомбить Арагону никак нельзя.

— В каком единственном случае это возможно? — с легким нажимом повторил Рихтер.

— Мыши могут так дерзко дразнить кота, только если… — начал Юшенг. Голос у него сорвался от волнения, и он нервно прочистил горло. — Только если между котом и мышами имеется глубокая замаскированная яма с торчащими на дне кольями. Мыши о ней знают, а кот — нет.

— Ты хотел бы попробовать эти гипотетические колья на остроту и крепость? — невесело усмехнулся Папаша Людвиг. — Я не хочу. Я предпочитаю продолжать лежать на мягкой подстилке, приоткрыв один глаз и внимательно наблюдая за происходящим. И так будет, если Сенат не проявит нетерпение и не надумает вмешаться в мои распоряжения. Но это я беру на себя, потому что Первый Гражданин мне доверяет. А глупые мыши пусть прыгают перед моей мордой и машут уродливыми лапками. Пусть — до поры до времени. Рано или поздно они непременно ошибутся.

И адмирал-командор со скрипом вдавил остатки своей сигары в пискнувшую пепельницу.

Глава 7