Страница 28 из 48
— В китайский ресторанчик. Помнишь?
Женька присвистнул, но двигатель завел.
— Еще бы не помнить! Тебя оттуда Федька за шиворот вытащил. Точь в точь, как нашкодившего щенка.
Сказал и опасливо покосился на Ивана. Высокооплачиваемому слуге, а как иначе назвать его положение, дразнить своего хозяина, если даже тот именуется другом, — рисковать изгнанием из «рая». Одним мановением мизинца Кирсанов может отправить инвалида на биржу труда. Без малейшей надежды выплыть на повехность. Кому нужен безногий, пусть даже классный водитель?
Иван покраснел, обиженно дрогнули губы.
— Заруби себе на носу, больше никто и никогда вытащить меня не посмеет. Тем более, из китайского ресторана, куда я вхож по праву постояного гостя, вот по этой карточке.
Карточка, как карточка. Прямоугольник расцвеченного картона, затянутого в целлофан.
— И что она дает? — полюбопытствовал Женька. Не потому, что его так уж интересуют права и возможности удостоверения — хотел загладить нанесенную обиду.
— Три процента скидки.
— Ничего не скажешь, охренительная экономия! Особенно с учетом того, что стакан чая в этом вшивом заведении стоит не меньше пяти баксов.
Неугомонная ехидина, сам себя обозвал инвалид, что ни слово — капля яда, что ни замечание — подковырка. Интересно знать, до какой поры будет терпеть его самолюбивый пацан?
— Жень, хватит изощряться. У меня не то настроение...
Настроения Ивана меняются с такой скоростью — не уследишь. И все же придется наступить на горло своей «песне», поставить разболтавшийся язычек на мертвый якорь.
В очередной раз мысленно пообещав себе быть более покладистым, Женька умело вписался в поток транспорта...
Глава 14
Стычка с Мамой, опасность, нависшая над сыном, будто возвратили Лавра в молодость. Волчица за своих волчат готова горло перегрызть, а он Федечке — и волк и волчица, и отец и мать в одном лице. Защитить его — святая обязанность.
Невольно вспомнилась первая его любовь — Катенька.
Сочи. Пляж. Он, молодой и сильный, любуется полуобнаженной девушкой. Катенька смеется, подшучивает над любовником… Нет, над мужем! Ибо Лавр твердо решил жениться. Пора обзавестись семьей, надоело влачить одинокой существование.
Это были удивительные дни и ночи! Лавр будто окунулся в йоговскую нирвану, блаженствовал, забывая обо всем, что так или иначе не касалось любимой. Одного только прикосновения к плечику Катеньки хватало для страстного порыва. Она отвечала тем же. Казалось, нежности не будет конца. Отдыхая, они говорили о предстоящем венчании, о детях.
Все разрушил телефонный звонок. Его вызывали в Москву. Предстоит коронация в авторитеты. Для «младенческого» возраста претендента — невероятная удача. Санчо вцепился мертвой хваткой, зудел оголодавшим весенним комаром. Женщины еще будут, в неограниченном количестве, мужики сейчас — в цене. А вот карьера лопнет мыльным пузырем. Она— баба капризная, измен не прощает.
Пришлось подчиниться. Действительно, не использовать представившуюся возможность подняться по карьерной лестнице — глупо! Потом придется всю жизнь каяться. Подняться до уровня всемогущего главаря криминального сообщества — об этом рядовой вор в законе может только мечтать. Это не щипачить в автобусах и в метро, не вешать лапшу на уши доверчивым лохам — руководить, планировать серьезные операции, получая за эту «работу» немалые филки.
И он уехал, даже не простившись с Катенькой. Позже узнал: она родила сына и во время родов скончалась.
Лавр до сих пор кается, не может себе простить предательства. Именно, предательства —другого слова не подберешь!
Вот и остался он покровителем и защитником полусироты. Отдать его на заклание окимовским акулам — дикая, несуразная мысль. Ни за что!
Заглушив лекарствами сердечную боль и поразмыслив, «волк-одиночка» решил встретиться с управляющим супермаркетом. Именно о нем говорил сын во время очередного спора. Побазарить мирно, без раздражительности, узнать о всех тонкостях Мамыкинской аферы, потом, дай Бог, появится кой-какая ясность, необходимая для следующего шага. Не исключено — с применением стволов. Судя по поведению Мамы, он так просто не отступит.
Догадываясь об очередных неприятностях, свалившихся на голову друга, Санчо навязывался в сопровождающие, гудел по поводу возможных опасностей. Два ствола лучше одного, две головы надежней одной, зудел он весенним, оголодавшим комаром.
Лавр решительно отказал. Понадобится помощь — свистнет.
«Оруженосец» выразительно покрутил пальцем у виска и отстал…
Кабинет управляющего заперт. Наверно, энергичный до невозможности деятель прогуливается по торговому залу, любуясь выставленными товарами и воспитывая сотрудников.
Но и в зале Белугина не оказалось. Лавр, с видом скучающего зеваки, освидетельствовал все отделы магазина. Полюбовался узорчатыми и пластиковыми бутылками, разными йогуртами и бифи, крупами и консервами.
— Как найти управляющего? — не выдержав, спросил он солидную даму в фирменном платье. — Кабинет закрыт, в зале его нет. Подскажите, пожалуйста.
— Только-что видела его в весовой...
Обязанность руководителя любого ранга заключается в простой истине: сделать так, чтобы его искали. Ибо неуловимость — свидетельство высокой деловой активности. Побежишь в весовую — только-что был, наверно — на складе. Навестишь склад — минут пять, как ушел, попробуйте поймать в бухгалтерии. Потом уставшего просителя отправят в какую-нибудь лабораторию, оттуда — в торговый зал, из зала отфутболят в кабинет.
Круг замкнется
За это время пылающий праведным гневом, обсчитанный или недовешенный человек подустанет, соответственно, растеряет заготовленные претензии, остынет. Стоят ли копейки и граммы ноющих ног и исцарапанных нервов?
А уж когда найденный наконец руководитель твердо пообещает немедленно разобраться и наказать виновников обсчета или обвеса, жертва вообще расслабится и покинет магазин, в твердой уверенности одержанной победы справедливости над беспределом.
Лавру повезло — управляющий вынырнул из-за аптечного киоска и не успел скрыться в «видеопрокате».
— Да остановись ты, торопыга! — ухватил Лавр его за фалду пиджака. — Выключи пропеллер в жопе!
Белугин остановился. Поправил потревоженный модный пиджак, прошелся сухой ладонью по лысине. Будто проверил: не заросла ли она «проснувшимися» волосами?
— Не могу, Федор Павлович, ни минуты свободной. Сейчас бегу в седьмой холодильник — зачем-то вызвали. Потом — в бухгалтерию подписывать кассовые документы, после — на собрание ведущих акционеров... Вы уж извините...
— Не извиню, не надейся! Именно это акционерное сборище меня волнует.
Белугин дернулся, будто его пронизал электрический разряд. Но вырваться и улететь не получилось — Лавр цепко держал его за локоть.
— Ладно, будь по вашему. На ходу будем волноваться, так сказать, без отрыва от производства, или — в кабинете?
Провести заведующего по торговому залу «под конвоем» вряд ли получится. Либо вырвется и удерет, либо уведут сотрудники.
— Давай, не отходя от кассы.
— Никак нельзя, работа не позволяет. Лучше — на ходу.
Пришлось согласиться. В чужой монастырь не ходят со своим уставом. Медленно пошли вдоль прилавков. Белугин то и дело срывался на бег, но Лавр не отпускал его локтя — притормаживал.
— Если я правильно думаю, слеза за сына, так?
Лавр приподнял очки, недоуменно глянул из-под них. О каких слезах базарит этот торгаш? В последний раз Лавриков плакал в шестилетнем возрасте, когда свалился с дерева. Не от боли скулил — от обиды. Потом плакали другие, горько плакали фрайера, которые осмеливались прекословить всемогущему авторитету. Скоро и Мама зарыдает навзрыд, вырвет с головы последние волосы.
— По моему волнение вполне естественная реакция. Не на концерт рокгруппы собрался, не на футбол.
Белугин непонимающе хмыкнул. На самом деле врубился куда именно собрался отставник. Но на рать идучи не плачут, льют слезы на обратном пути. Если, конечно, остаются живыми.