Страница 13 из 48
Хорек замотал головой. Ни словом, ни жестом, о чем говорите, босс, как можно подставить вас? Он знал, что грозит ему за «подставу». Самое малое — удавка на шею.
— Молоток, дружан... А ты замочил толстяка? — с надеждой обратился Ессентуки к Китайцу. — Проломил ему черепушку?
— Не получилось — увернулся, — признался узкоглазый. — Только оглушил...
Облагодетельствовав агентов «премией» — по две сотни баксов каждому, Ессентуки приказал переключиться на другой «об»ект" и отпустил с миром.
Зря он так разволновался — ничего страшного не произошло. Ну, пасли авторитета, ну, ковырялись в его прошлом и настоящем. Подумаешь, невидаль. Сейчас все этим занимаются — от журналистов до видных политиков. Главное, что он остался за «кадром».
Впереди предпринимателя ожидает встреча с ожившим мертвецом. Она намного опасней слежки за Лавром...
Глава 6
Дюбин не любил ковыряться в своем прошлом — никчменное занятие! Все равно ничего не изменить, не подредактировать. Тем более, с поврежденной психикой. Намного лучше анализировать настоящее либо планировать будущее. Но подсознанию не прикажешь, оно трудолюбиво выбрасывает сгустки разнообразной информации, нередко опасной, которую Дюбин старательно прячет от самого себя.
Травмированный мозг не желает подчиняться, его не притормозить, не перенацелить, он действует самостоятельно, перемалывая прошлое, добираясь до самого потаенного.
Особенно донимают Дюбина кисло-сладкие или горькие воспоминания во время безделья.
В клинике, когда полумертвеца медики вытащили с того света, собрали из осколков и фрагментов, поневоле приходилось задумываться над прошлым, перелистывать странницы своей биографии.
А чем еще заниматься? Над ним гроздьями висели бутыли с какими-то растворами, от которых тянулись тонкие шланги. Кормили с ложечки, поили из специальной кружки. На морде — осточертевшая жесткая маска с приклепанными полосами, ноги и руки окольцованы — не пошевелиться. Вот и остается шевелить мозговыми извилинами. Чтобы не заплесневели.
Заниматься самоанализом — единственное развлечение. Если не считать многочисленных уколов во все части тела, большинство — в ягодицы, и платонического любования бедрышками и грудками кокетливых мадсестер.
Подсознание трудилось и когда подопечный сидел за рулем. Машинально отслеживая опасные маневры коллег по дорожному движению, автоматически переключая скорости и указатели поворотов, Дюбин так же машинально всматривался в свое далекое детство. Мозг показывал то четкие и ясные, то размытые картинки, иногда демонстрировал черные геометрические фигуры — треугольники, квадраты, ромбы.
Отца он не знал. Не было его и — все тут! Зачали будущего мстителя в пробирке. Или — клонировали... Нет, о клоне тогда еще не знали, ученые только догадываались.
Соседки, горестно покачивая головами, называли мальчонку полусиротой. Пацаны дразнили подкидышем. И это раздражало самолюбивого паренька. Ну, почему у других все, как у людей: родители, бабки с дедками, братья, сестры, а он — обсевок?
Мстил он и бабкам и пацанам жестоко, изощренно. Намажет сапожной ваксой околопод"ездную лавочку и злорадно посмеивается при виде почерневших платьев и халатов старушек.
Отравит стрихнином любимую собаку «приятеля». Выльет флакончик туши на тетрадь другого. Пристроит иголку в стуле учительницы, которая вздыхала по поводу «безотцовщины», и с наслаждением наблюдает, как дерьмовая воспитательница подскакивает, хватаясь за уколотый зад.
Но все это было детское, почти безобидное, баловство. Настоящая жестокость пришла позже, началась она с выстрела в спину Лавра, окончательно утвердилась после пребывания в клинике.
Мать он донимал по другому. Садистски выспрашивал: кто и что его отец? Почему сбежал и где сейчас обитает? Почему сын не носит отцовскую фамилию — записан на мать? Почему нет ни одной фотографии любимого папашеньки?
Несчастная женщина с трудом отбивалась от колючих вопросов. В основном, использовала литературные сравнения и обороты. Работая в библиотеке, Дюбина с удовольствием читала и перечитывала классику, но иногда инересовалась и детективным жанром. Будто сравнивала и, соответственно, оценивала и то, и другое.
Мальчик интересуется своим отцом? Ну, что ж, вполне закономерной желание. Библиотекарша зажмуривается, будто готовится нырнуть в речку с неизвестно каким дном — засасывающим либо песчаным. Наконец, решается на позорную для любого честного человека ложь.
Отец — известный актер. Фамилии не назову, прости уж, не хочется пятнать светлое имя знаменитости. Он часто звонит, интересуется успехами сына, помогает деньгами...
Евгений уверен — врет, но вида не показывает, смотрит на мать кристалльно чистыми глазами.
Через день — другая версия. На этот раз родитель — глава политической партии. По тем же причинам фамилия не называется. Потом на свет Божий вытаскивается сам премьер-министр. Не нынешний — позапрошлый.
Наконец, мать вообще умом тронулась — упомянула некоего инопланетянина, похитившего ее с временным переселением на свою планету, после чего и родился сынок. Настоящий вундеркинд. Сработали отцовские гены.
Дюбин с преувеличенным вниманием слушал эти сказки, сочувственно кивал. Он понимал — правды не добиться. Потому-что его отец либо бандит, либо алкаш.
Позже, после смерти матери и первого своего удачного «дела» случайно узнал — проговорилась подруга матери: отцом был не бандит и не алкоголик — толстомордый заведующий библиотекой, втрое старше своей «служебной» любовницы. Вонючий козел почил естественной смертью после появления незаконорожденного отпрыска.
В детдоме, куда отвели сироту добродетельные соседки, в первую же ночь его избили. Накрыли одеялом и молотили кулаками, ногами, даже пустили в ход табуретки. Просто так, ни за что. Дюбин вертелся под одеялом, кусался, орал, но не плакал. Удивленные таким, «нестандартным» поведением пацаны не только сбросили одеяло, но и оказали избитому первую медицинскую помощь. В виде разорванной простыни и нескольких кружек воды.
Его не раз избивали, но та «темная» запомнилась
Так и пошло — избиения, издевательские кликухи, просто затрещины. Дюбин терпел. Огрызался, конечно, не без этого, но без злости.
Через месяц новичок превратился в уважаемого человека, через два — в признанного главаря...
Все, хватит воспоминаний! Пора переходить к сегодняшней реальности, мысленно сам себе приказал Дюбин. Расслабляться опасно, а прошлое всегда расслабляет.
Остановленное подсознание послушно умолкло. Странное поведение: то непокорно рисует картинки, то стирает их, подчиняясь повелению «хозяина».
Спортивный автомобиль осторожно свернул с улицы на внутриквартальную дорогу, об"ехал скверик и остановился возле песочницы. Дюбин не собирался любоваться малявками, «пекущими» пироги и строящими рыцарские замки, он не страдает слезливой сентиментальностью. Остановился для того, чтобы еще раз осмотреться, выявить замаскированных ментов или их соглядатаев.
Кажется, порядок! Ничего подозрительного!
Территория между домами буквально забита машинами. Всех марок и расцветок. Рядом со скромным «жигулем» припаркован вальяжный «мерс», нищенский «запорожец» почти целуется с важным «рено», побитый дорогами и жизнью «москвичок» прижался к ограде газона, уступив свое законное место «ауди».
Спортивный, двухместный бегунок Дюбина не должен
кого-нибудь настораживать. Мало ли что: водитель приехал в гости к дружку, решил навестить любовницу, захотел прибомбить квартиру или помещение под офис.
Что касается возможности появления ментовских пастухов, то тщательное изучение дворового общества много времени не займет: два захудалых пенсионера и несколько бабусь с колясками.
И те, и другие вписываются в обстановку и поэтому безопасны.
Дюбин остановил машину напротив пятиэтажного четырехпод"ездного дома, уже не сталинской, но еще не хрущевской, постройки. Серое кирпичное здание с обгрызанным цоколем и выщербленным фасадом. Висящие на честном слове балкончики, побитые талантливыми пацанами двери и окна первого этажа, оборванные водосточные трубы, выкрошенный карниз.