Страница 44 из 81
И все же, плюнув на мерзкую трусость, Окунев засел за машинку и накатал шикарный очерк. На пьедестал «трудовой доблести и героизма» возвел всех четверых научных сотрудников.Из чувства неосознанного подхалимажа отвел солидный «кусок» очерка Иллариону Пантелеевичу, доктору наук, исполняющему обязанности начальника института.
Бережно уложив рукопись в специальную папочку, полковник-журналист отправился в знакомое здание. То ли от сознания завершенной работы, то ли от предчувствия читательских восторгов, но ноги Окунева не подкашивались и он смотрел прямо перед собой, не оглядывая пугливо каждый угол и каждого прохожего.
Иллариону Пантелеевичу появление журналиста — дополнительная зубная боль. Голова раскалывается от навалившихся институтских проблем, а тут ещё — дурацкий очерк. Тем не менее, он скучающе просмотрел рукопись, машинально отыскивая в ней замаскированные секреты.
Не нашел и задышал свободней.
— Большое дело вы сотворили, Никита Савельевич, даже не представляете себе, как помогли нам. Прочитают газетку там, — ткнул он пальцем в потолок и опасливо оглядел его — не сталось ли, не дай Бог, следа, — вдруг решат помочь. Деньгами, конечно… Тогда заживем! Ликвидируем долги по зарплате, включим электричество, может быть, — телефоны…Спасибо вам!
Минут двадцать вдохновенно вещал. Нет, не об очерке — о нищенствующих сотрудниках, о задолженностях по энергии, отоплению и связи, об отсутствии металла, короче, о всех бедах, которые трясут недавно процветающее научнре учреждение.
Перебивать собеседника Окунев не решался. Все по той же причине: порядочности. Поэтому выбрался из института, когда небо по-зимнему потемнело. Потянуло промозглым ветерком, пошел дождь со снегом.
Едва Никита Савельевич вступил на «зебру, намереваясь перейти проезжую часть улицы, как мирно дремлющий в стороне тяжелый „мерседес“ внезапно помчался прямо на него. Спас от верной гибели гололед. Машина вильнула, задев журналиста по-касательной, и умчалась.
К упавшему бросились люди, ожидающие автобуса, но Окунев сам поднялся с асфальта. Зверски болел ушибленный бок, от напряжения подрагивали колени…
После этого покушения — именно, покушения, журналист уверен в истинной причине наезда! — Никита Савельевич и захандрил.
Жена, Елена Ефимовна, на первых порах не придала значения настроению мужа. Бывает такое у мужиков, рассуждала она про себя, нервы издерганы, малейшая зацепка — начинают дрожать. Пройдет пару дней — успокоится, придет в себя.
Прошла неделя, но Окунев не успокаивался, Наоборот, ему стало намного хуже. Дошло до того, что есть перестал, от любимого блюда — тушенной индюшатины — отказывается.
Пришлось вызвать «скорую помощь».
Речь, конечно, шла не о медицине — в окружении выпускников Военно-Инженерной Академии «скорой помощью» именовался Володька Федорчук.
— Докладывай, слабак, — утвердившись на стуле рядом с диваном, на котором лежал Окунев, потребовал бессменный председатель оргкомитета курсантского содружества. — Что приключилось с «малышом»?
Тяжело дыша и фиксируя участившийся сердечный ритм, Окунев поведал о случившемся. Начиная с беседы в кабинете начальник института и кончая взбесившейся иномаркой.
— Не бери в голову, — потребовал Федорчук, привычно массируя лысину. — Сейчас в Москве по статистике количество дорожных пеступлений намного превышает рождаемость. Не убили же тебя, ноги-руки — на месте, в мозгу извилины шевелятся. Как, шевелятся? — с неожиданным любопытством смешливо поинтересовался он.
Никита Савельевич недовольно поморщился. Бодрый голос Федорчука не избавили Окунева от мыслей о грозящей ему опасности, наоборот, усилили их.
— Шевелятся или нет? — напирал Федорчук.
— Ну, шевелятся. — нехотя признался Окунев.
— Сомневаюсь. Если б мог думать — позвонил бы Андрюхе, посоветовался…
Журналист отвернулся, покаянно вздохнул. Действительно, почему он не вспомнил о Панкратове-младшем? Опытный сыщик, сын Федуна, человек близкий, можно даже сказать — родной. К тому же, это Андрей послал его в институт, заставил врать и изворачиваться, добывая фамилии и адреса сотрудников Иванчишина. Не свяжись он с дурацким очерком — сейчас не преследовали бы тревожные раздумья, боязнь расправы.
Значит, во всем виновен сыщик. По всем законам чести и порядочности Панкратов просто обязан помочь ему избавиться от мучающего чувства тревоги.
— Я к тебе прямо от Лехи Сазонова, — вздохнул Федорчук и снова тронул ладонью лысину. — Жизнь-житуха…
— Что у Лехи?
Окунев знал — Володька так просто в гости не ходит, говорит, что у него нет времени для гостевания. Значит, перехватила председателя жена Сазонова, вызвала на «помощь».
— Не говори… Анька лежит пластом, охает-ахает, Леха сосет валидол… С внуком несчастье. У него — девчонка, со школы дружили. Леха исподволь готовился свадьбу играть. А её подонки изнасиловали у внука на глазах. Бросился защитить — пырнули ножом… И девчонку тоже… Два трупа… А ты страдаешь — машиной по случайности едва не сбили… Тоже мне, горе…
Федорчук поднялся со стула, крепко потер ноющую поясницу.
— Ты куда?
— Как куда? Искать Андрюху…
Панкратов чувствовал — за ним следят. За каждым шагом, за каждым жестом. Безстыдно и напористо. Идет по улице — за ним, наступая на пятки, следуют двое: здоровенный амбал с квадратной мордой и щуплый парнишка с бегающими глазами. Он так изучил внешность «топтунов» — можно по памяти портреты писать. Находится дома — безответные телефонные звонки, все те же бандюги оттираются на улице, нагло поглядывая на освещенные окна.
Что же заставляет бандитов пасти отставника? Желание уничтожить настырного сыскаря? Вряд ли, отставник — не та фигура…
Причина лежит на поверхности: его активная деятельность вместе со Ступиным!
После от»езда Татьяны Андрей немного успокоился. Главное: жена находится в безопасности, ее не убьют и не похитят. Сам он привык ходить по острию ножа, балансировать на качающейся перекладине, именуемой жизнью.
Тем более, что сейчас он не один — Костя Негодин добился разрешения начальства приставить к отставному сыщику охрану. Двух ребят, приехавших из омского уголовного розыска на стажировку.
Митяй и Юрка, несмотря на молодость, успели «пообщаться» с сибирскими уголовниками, наработали солидный опыт, не раз побывали в госпиталях, где хирурги «штопали» им огнестрельные и колотые раны.
Короче, парни битые.
Задание охранять Панкратова встретили с пониманием и охотой. Вот и ходят за Андреем, будто скованные с ним наручниками. Митяй живет вместе с опекаемым, Юрка снимает комнатушку у бабушки-пенсионерки этажом ниже.
Панкратову предстоит выполнить последнее задание в Москве: разобраться с кандидатом технических наук Стеллой Ковригиной. После этого — в Сибирь, в городишко с удивительно приятным названием — Кокошкино. Где ожидает его Таня.
Удастся расколоть Ковригину — протянется путеводная ниточка к лежбищу Пуделя, следовательно, к генералу Иванчишину. Не удастся — попытается в Сибири.
Вечером пили с Митяем крепко заваренный чай. Как выразился омчанин — «чифирили». Ноги гудят, голова раскалывается на части. За день набегались в поисках родителей Ковригиной, якобы, подкидывающих денежки «безработной» доченьке.
Адрес все-таки узнали. Завтра — первый, ознакомительный, визит.
— Люблю чифирить, — намолчавшись за день, Митяй говорил беспрерывно, не останавливаясь. — В тайге воткнещь над костром две рогульки, пристроишь на них перекладину с котелком — класс! Закипит водица — ягодок лимонника насыпешь, листиков разных… Отхлебнешь — откуда только сила берется… Это тебе не городской асфальт, не вонючие машины — матушка-природа… Помню однажды…
Что случилось «однажды» узнать не довелось — заверещал телефонный аппарат.
— Слушаю.
— Здорово! — захрипел в трубке знакомый голос Федорчука. — Ты меня не знаешь, я тебя — только понаслышке…
Умный дед, даже можно сказать — сверхумный, подумал Панкратов, улыбнувшись. Знает, что телефон может прослушиваться, вот и «работает» кодом.