Страница 42 из 81
Старший лейтенант ощупал рукоятку пистолета, спрятанного под курткой, и это прикосновение возвратило обычную самоуверенность.
И все же, где находится обиталище Коврова?
Без посторонней помощи будет сыщик блуждать между черными громадами домов, спотыкаться о корни деревьев в хилых сквериках, заглядывать в заплеванные подъезды.
Перспектива, прямо скажем, малоприятная.
Несмотря на раннее время, улица напоминает пустыню — ни одного прохожего, ни одного милиционера. Обратиться за помощью не к кому. И все же, кажется, судьба сегодня относится покровительственно к будущему капитану.
К пустующей остановке, активно очищая пальцем забитый нос, приблизился полупацаненок — полуподросток. Тощий зад, обтянутый вытертыми джинсами, такая же куртка, на шее — старый шарф, с концами, брошенными на тощую грудь, патлатая, давно немытая и нестриженная голова — типичный представитель современной молодежи.
— Мужик, — обратился Колокольчиков к малолетку, — я малость заплутал. Не подскажешь, как найти дом сто тридцать второй — А, корпус четыре, строение два?
— Бабки?
Очередной поклонник формулы «товар-деньги» даже не вытащил пальца из туннеля носа. Поэтому говорил шепеляво, невнятно. Но Колокольчиков понял без перевода и повторения.
— Сколько?
Наконец, пацаненок извлек из ноздри нечто, мешающее ему дышать и разговаривать. Вытер мокрый палец о полу куртки.
— Полтинник.
Пришлось раскошелиться.
Небрежно затолкав купюру в карман, пацан, не оглядываясь, вошел во внутриквартальное пространство. Колокольчиков — следом. Они завернули за высоченную жилую башню, прошли под заснеженными деревьями, миновали школу.
Наконец, проводник остановился.
Сразу же из темноты вынырнули две фигуры.
— Здорово, фрайер, с прибытием тебя.
«Фигуры» стиснули Колокольчикова с двух сторон, профессионально ощупали его. Пистолет из наплечной кобуры перекочевал в карман грабителя.
— Гляди-ка, у фрайера — «машинка»? — деланно удивился один из напавших. — Мент, что ли… Да ты не штормуй, падло, мочить тебя не будем. Сичас поедем на одну хату, побазарим… Малец, — обратился он к «проводнику», который снова возвратился к любимому занятию — очишению носа, — подгоняй тачку…
Пацаненок кивнул и растворился в темноте.
Бандиты, попрежнему стискивая безвольного старшего лейтенанта, закурили. Вилен жадно впитывал в себя аппетитный дымок — ему страшно хотелось курить, но попросить он не решался.
— Да ты не тряси штанами, не марай бельишко, — миролюбиво посоветовал более рослый. — Ишь, даже сбледнул с лица, бедолага, — приблизил он конопатую физиономию вплотную к лицу Вилену. — Ништяк, фрайер, жить будешь. Ежели, конешное дело, сговоримся, — многозначительно добавил он.
Колокольчиков растерял всю присущую ему самоуверенность, ему хотелось заорать в полный голос, заверить бандитов в своей благонадежности и преданности. Но остатки недавнего любования самим собой, горделивых мечтаний о внеочередном присвоении звания «капитан», о славе и уважении со стороны товарищей по работе все ещё копошились в нем. Где то на дне черной пропасти отчаяния они погибали под давлением жажды жизни. Неважно в каком качестве — честного человека, предателя, мафиозной подстилки. Главное — жить!
Он знал, слова о том, что плененному офицеру Службы безопасности, якобы, сохранят — обычный грим, скрывающий ожидающую Вилена расправу. Что перед этим все остальное: долг, преданность, честность? Фикция, туман, не больше.
Выйдет невредимым из этой передряги — никаких больше операций, обысков, вообще, выездов из управления. Удел Вилена — письменный стол, картотека, обслуживание генерала. Попросит отца — Колокольчиков-старший позвонит кому надо, нажмет на все педали. Сына оставят в покое, даже немедля нашлепают на погоны капитанские звездочки. Без проведения опасных экспериментов…
— Почему молчишь, падло? — неожиданно озлобился конопатый. Острый нож проколол одежду и больно кольнул бок. — Тебя спрашиваю, мент поганый.
— Я — не мент, — подобострастно прохрипел Колокольчиков, выталкивая из горла застрявший там «ватный тампон». — Мы ловим государственных преступников, шпионов, не…
Едва не сказал обидного для напавших на него словечка «бандитов», во время прижал язык.
— Один хрен, — равнодушно бросил второй, узкий в плечах, с выпуклой грудью, которая угадывалась под расстегнутой курткой. — Куда девался этот гнилой сявка? — зябко поежившись, выругался он. — Никак не раскочегарит дранную свою тачку!
Вилену холодно не было — он исходил нервным жаром, тело щекотали струйки пота. Лихорадочно искал пути спасения. Нужно торопиться — затолкают в машину, оттуда не вырваться.
Как учили курсантов в школе КГБ? Локтем — под вздох, ребром ладони по горлу… Поворот корпусом, выброшенной ногой по скуле… Одновременным удар другому в пах…
Но эти дрожашие от напряжения мечты оставались мечтами. Ибо для схватки, в первую очередь, необходима сила воли, уверенность в победе. Ни воли, ни уверенности Колокольчиков не чувствовал.Он походил на жидкую кашу-размазню, поставленную перед преступниками… Хлебайте, дорогие грабители… Кому чем удобно, милые убийцы: ложкой, вилкой или… ножиком…
Наконец, тихо пофыркивая отрегулированным двигателем, подкатила «девятка». Из-за руля вывинтился сопливый пацан. С пальцем в ноздре.
— Никак не заводилась, овца шебутная, кол ей в выхлопную трубу!
Он подошел к Колокольчикову, с любопытством осмотрел помятую его физиономию.
— Живой, мент? Ништяк, побазаришь со Штырем — отбросишь копыта…Он тебя пощипает, все перышки выдерет…
Сейчас они стояли тесной группой, в центре которой — дрожащий от страха Колокольчиков.
Вдруг произошло то, чего никто не ожидал: ни похитители, ни похищенный.
Из темноты стремительно прыгнули четыре размытых фигуры. На запястьях сопляка и узкоплечего защелкнулись наручники. Высокий успел только взмахнуть своим ножом — сильный удар бросил его наземь.
— Живой, Колоколец? — насмешливо осведомился Ступин, потирая сбитые костяшки пальцев. — Как настроение?
А с Колокольчиковым произошла обратная трансформация. На теле высох мерзкий пот, сменившись ознобом, исчезла недавняя боязнь и, соответственно, вернулась горделивая самоуверенность. Будто не его освободили, а он сам повязал бандитов, надел на них наручники и теперь был в готовности получить соответствующие вознаграждения за подвиг.
— Боевое, товарищ майор, — браво отрапортовал он, выпятив хилую грудь и подтянув живот. — Возникла небольшая шероховатость, которую мы с вами устранили… Сейчас отправлюсь к Коврову…
Ребята, из выделенной Сергеевым группы, удивленно переглянулись. Ну, и нахал же этот парень! Ведь в штаны наложил — дерьмом воняет, а держится победителем.
Ступин с таким же удивлением оглядел «героя». Вот это фрукт! Как же генерал терпит рядом с собой подобную мразь? От одного бравого вида труса и подхалима к горлу подступает тошнота.
— Тебе никуда идти не надо — к Коврову пойду я, — принял неожиданное решение отставник. — Спасибо за верную службу, старлей. Отправляйся к мамаше и… смени бельишко. Несет от тебя, как из общественного нужника. Колокольчиков осунулся. Медленно, спотыкаясь на ровном асфальте, двинулся к сверкающему огнями проспекту.
— Погоди, — остановил его Ступин. — Кем ты представился Коврову?
— Богатыревым. Сотрудников института по изучению общественного мнения.
Ответил, не оборачиваясь, тускло, едва слышно. Колокольчикова мучила не совесть и не обида — досада на судьбу, облившую помоями радужные мечты талантливого отпрыска влиятельных родителей.
Он, конечно, исправится, снова завоюет любовь Сергеева, сделает все возможное и даже невозможное для того, чтобы сотрудники отдела заискивающе осведомлялись у всесильного порученца генерала, как хозяин себя чувствует, какое настроение, стоит ли преподносить ему неприятные известия сегодня или лучше оставить на завтра?
Вот тогда Вилен рассчитается с отставным майором, рассчитается сполна и даже с добавкой. Вспомнит и превращение старшего лейтенанта в наживку и ехидные намеки на замаранные трусы, и презрительные, отталкивающие взгляды.