Возвращение

Она пыталась мне помогать, окружая теплом и лаской, единственным, что могла дать. И в какой-то дождливый осенний день, смотря на меня, так некстати заснувшего днем и потом вновь крутившегося маятником, предложила пойти работать в госструктуру. Я отказался. Но она попыталась снова и снова, не сдаваясь и настаивая, понимая, что только это сможет помочь. Объясняла, что создаются специальные группы спасателей, которые будут не просто патрулировать Периметр, а вытаскивать тех, кто попал в беду. Понимала, что вина, которая гложет меня, может хотя бы заснуть где-то внутри, сжаться до размеров горошины, если буду делать для других то, что не смог сделать для моего друга, моего, хоть и не по крови, брата. Мягко и настойчиво, изо дня в день, говорила, растолковывала, старалась пробить ту ледяную корку, что наросла на мне. Ей удалось, и в какой-то момент я решился, надумал, что, может быть, и стоит попробовать. Проснулся одним пасмурным осенним утром и пошел к двухэтажному кирпичному зданию на территории городка силовиков.

Обучение, короткое и жесткое. Многое было простым, кое-что сложным, но и оно подошло к концу. Через два месяца, поглаживая пальцами три полевых, шитых нитками звезды на бегунках камуфлированного костюма, я получал свой первый инструктаж в роли заместителя командира одной из групп быстрого реагирования. Через несколько часов после этого – в первый раз за многие месяцы – оказался возле Черты. Я смог, справился и вернулся все же в него, проклятый и любимый мною Район-55…

Мы таскали из-за Черты группы военных, попавших по самые помидоры, спасали репортеров и просто гражданских дураков, молодых и не очень, решивших погеройствовать и полезших за Периметр. Вытаскивали патрули вояк и перекрывали те зоны, через которые к Периметру шли Измененные. Каждый второй из нас в прошлом был рейдером, нам списали все грехи, выдав разовую индульгенцию, которую каждый из нас и оплачивал. С головой ушел в это, возвращаясь домой уставшим, голодным, но полным того непередаваемого ощущения, которое всегда дарил мне Радостный после Волны. Я снова находился там, где хотел быть, пусть и оказался с другой стороны баррикад.

Случались конфликты, которые приходилось разрешать честно, один на один. Многие рейдеры перестали здороваться, считая меня то ли предателем, то ли еще каким шакалом. Как и остальных таких же ребят, в какой-то момент решивших прекратить безудержную гонку за наживой, но так и не нашедших силы уйти от Района. Но я плевал на всю ту хрень, что мне пьяно кричали в спину. Да, было больно оттого, что не мог общаться с сестрой, которая очень остро переживала изменения в моей жизни. Но мог ли отказаться от того, что приобрел? Нет, потому что мое чудо продолжалось, и если для этого нужно было носить погоны и ловить совсем уж зарвавшихся рейдеров, то я был готов это делать.

Мой мир стал другим, и мне было хорошо от этого, и хотелось верить, что все так и останется на своих местах…

Задачи были нарезаны, и пришлось топать в техпарк, чтобы проверить те два бэтээра, что сегодня входили в состав группы как транспорт. Командир остался проверять личный состав, его экипировку и прочее. Мы доверяем друг другу, но лишний раз проверить собственное снаряжение перед боевым выходом (а у нас все такие) никому не повредит. А вот мне, как младшему по званию, досталось идти и общаться с ленивой «мазутой», которые сейчас наверняка начнут переводить стрелки друг на друга. А куда деваться, товарищ старлей? Правильно, с подводной лодки никуда не удерешь, и, значит, нужно попинать этих лентяев.

Взяли меня на самом подходе к парку, чисто и аккуратно. Никто ничего и не заметил. Практически из воздуха соткались трое архаровцев в черном, заломили руки за спину и повели на жестком захвате к небольшому фургону-«воронку». Никаких объяснений, кулаком под дых на мои попытки возмутиться и начать качать права. Руки затянули эластичными наручниками так, что и захочешь, а ничего не сможешь сделать. Везли недолго, минут пять. Когда откатилась дверь, то стало ясно, что автомобиль въехал в закрытый бокс.

Очень грубо заставили пройти в дверь в самом углу и подняться по лестнице. В кабинете с закрытыми плотными портьерами окнами сидели трое. При виде их мне стало не по себе, и было отчего. Если майор Захарчук, отвечавший за внутреннюю безопасность, был мне хорошо знаком, то двоих полкашей видел в первый раз. Было заметно, что эти двое еще те осьминоги, которым ничего не стоит распотрошить любого, вот только вопрос: на хрена им потребовалась моя скромная персона?

А ответ пришел быстро, причем вместе с вопросом, как ни парадоксально это прозвучит. Один из полковников, не заморачиваясь представлениями и нормальным обращением к целому старшему лейтенанту, выпалил в лоб, когда меня усадили на стул:

– Где можно найти Сдобного?! Живо!!!

– Чего? – Вот тут я и охренел. – Какого, на хер, Сдобного, товарищ полковник?!!

– Ты сейчас вообще подумал, прежде чем это ляпнуть? – Захарчук подошел ко мне. – Ты что думаешь, лейтенант, что надел звезды и все сразу забыли, кем ты был? Сдобный, дружбан твой закадычный, владелец кабака и барыга, по-черному толкающий стволы, артефакты и прочую хрень. Помнишь такого?

Он смотрел на меня, не моргая, зло и выжидающе. Что там было в глазах полковников, не знаю, не до того мне стало, если честно. Никогда не считал себя праведником, хорошим человеком или правильным пацаном. При знакомстве всегда предупреждал, что являюсь изрядной сволочью, скотиной и подонком. Выгораживать кого-либо, если это грозило неприятностями мне, близким и друзьям, наверное, никогда бы не стал, не знаю, не доводилось мне стучать и доказывать, что форму доклада знаю. Да и не Штирлиц я ни хрена или героический партизан там, но… Сдобный? Нет уж, чудовища в звездах, болт вам, а не то, где можно поискать моего друга. Пока смогу молчать, то ни хрена не скажу…

– В «Солянке» не пробовали посмотреть, товарищ майор? – Голос вроде не был издевательским, обычный такой был голос, но один из полкашей аж взвился:

– Отвечать, лейтенант, бля, где можно искать Сдобного, если он решил лечь на дно?

– Да откуда я знаю?! – пришлось заорать в ответ, старательно показывая всю свою честную белизну и пушистость. – Я его уже полгода не видел!!!

– Решил, что отвертишься, Пикассо? – Полковник, которого я про себя уже окрестил «Пузаном», вновь подошел ко мне. Эва как, аж погонялу решили вспомнить, вот чего бойся-то… – Так не получится, товарищ уже почти бывший старший лейтенант. Вы нам все расскажете, дорогой вы наш собеседник. Все-все, даю вам честное слово офицера, который защищает интересы нашей с вами родины.

Ну не дурак человек, а? Мало того, что для начала пригнали сюда как скотину тупую, так и допрашивают ну прям как в кино. Того и гляди сейчас второй полкаш, который все молчит, начнет корчить из себя доброго и хорошего дяденьку, решившего помочь Плохишу снова стать Мальчишом-Кибальчишом, ага. И ведь самое интересное во всей этой немного театральной байде, что так оно и будет, наверное, щас вот Пузан еще поорет чуток, слюнями меня всего забрызгает, карами страшными пригрозит, и тут – оба-на – появился нормальный, за ногу его, полицейский.

Так и случилось.

– Ты чего себе там в голове-то своей недалекой придумал, быстрый гонец?! – Пузатый навис надо мной, красный, выпучив свои глазенки и реально брызгая слюной. Прям, сука, как бульдог хранцузский, что живет у соседки снизу, разве что не сопит и не хрюкает, как тот шерстяной половик. – Думаешь, не за что тебя на кукан посадить, рейдер? Чего молчишь?!!

– Вы ошибаетесь, товарищ полковник… – Так, выпрямимся, гордо так и с видом оскорбленной в лучших чувствах кучером Потапом воспитанницы института благородных девиц, оказавшейся в поисках чистой любви на сеновале. – Я уже давно не рейдер, хотя и не буду отри…

– Что ты отрицать мне тут не собираешься, а?!! – Полкаш взревел, заставив меня чуть отклониться назад, чтобы не попасть под звуковую волну и брызги, которые летели в мою сторону. – Шваль, которую по неусмотрению взяли на службу! За одно дело с нашими ребятами, которых ты с сестрой и вашим здоровым дружком-дебилом подставили и бросили в Радостном, – срок такой впаяем, что «вышке» обрадуешься! Ты что думаешь, что если тебя в реагирование взяли через одну бабу, на передок слабую, то все забыли? Хрена те на, дружок, ошибаешься…