Страница 2 из 5
А у Всеволода Иванова есть запись:
«Величественное — наивно. Великое искусство — тоже наивно. Полезно, конечно, когда великий художник много знает и многому научен, но, пожалуй, еще лучше, когда он знает меньше, а больше чувствует: знания в его области придут к нему тогда из его опыта».
Всеволод Иванов непрерывно работал над стилем своих произведений. Стиль же был для него неотделим от содержания. Поэтому новое содержание всегда требовало, по его убеждению, нового стиля.
Тут и начинается парадоксальность.
Похвала чтимого и как человека и как писателя Алексея Максимовича оборачивается для Всеволода Иванова сомнением в правильности избранного им для «Похождений факира» стиля повествования.
Молодости, к счастью, свойственно рисковать.
Вторую и третью части «Похождений факира» Всеволод Иванов пишет совсем в иной манере, чем первую часть.
Дело не только в том, что он всё дальше уходит от автобиографичности. Впрочем, она не столь уж документальна и в первой части.
Всеволод Иванов записывает: «Мы, конечно, преувеличиваем тупость наших читателей, когда утверждаем, что в литературе нужно постоянно следовать литературным традициям Толстого и Чехова, не отступая от них ни на шаг. Читатель значительно умнее наших предположений. Если бы литературная критика разъясняла по‑настоящему сложнейшие литературные произведения, новая форма появилась бы быстрее».
Утверждение критики: «Наступило то время, когда писателю следует объяснить поведение своих героев одновременно и образно, и словесно — представляется мне сомнительным», — пишет Всеволод Иванов.
Читатель вправе спросить: а зачем она нужна, эта новая форма?
По мнению Всеволода Иванова, она не просто нужна, а — необходима.
Жизнь меняется, усложняется. Техника достигает невообразимого прежним человеком изощрения — как же может при таких условиях оставаться незыблемым искусство, литература.
Для каждой эпохи существует свой способ выражения. Каждая эпоха создает свой органичный стиль и язык, поэтому повторение стиля классиков всегда казалось Всеволоду Иванову противоестественным.
Однако, по его мнению, это никак не влияет на философское и общечеловеческое значение классики, ведь учитывая, что писалась она в свое, отличающееся от нашего время, читатель не может не воспринимать её по‑современному. Иными словами, истинное произведение искусства остается всегда современным, более того, и то время, когда оно создавалось, писатель, иногда сам этого не подозревая, предвосхищал будущее.
Теперь, в 1988 году, когда наш читатель зачитывается Платоновым, знакомится с произведениями «обэриутов», а в мировом масштабе театр абсурда стал уже прошлым, давно переваренным восприятием зрителя, приведенные выше призывы Всеволода Иванова к новой литературной форме полностью оправдались.
Литература не фотография, да ведь и в фотографии многое, если не все, зависит от выбранного фотографом ракурса. Один и тот же предмет или человека можно снять так, что предмет произведёт впечатление одушевленного, а человек, наоборот, неодушевленного.
Только‑только критика привыкнет к одному писательскому облику Всеволода Иванова, а он уже переменил и ритм, и манеру письма, и стиль.
Его судят, не угнавшись за ним, по критериям, применимым к предшествующему периоду его творчества, а он уже другой.
К сожалению, похожий процесс происходил и во взаимоотношениях между Максимом Горьким и Всеволодом Ивановым.
Ведь даже следуя установившейся традиции жанра в первой части романа, Всеволод Иванов не может удержаться от гротеска, что уже само по себе является несомненным отступлением от традиционности. И это вопреки его утверждению, что он все время находится в поисках простоты стиля.
Во второй и третьей частях «Похождений» факир Сиволот только носит имя автора, но к его биографии имеет самое минимальное отношение, он — явление собирательное, а прототипом его скорее всего можно посчитать Рыцаря Печального Образа.
Предвидя, что вторая и третья части «Похождений факира» Горькому понравиться никак не могут, — Всеволод Иванов пишет ему (16 октября 1935 года): «Вам не понравятся, видимо, вторая и третья части «Факира». Или, может быть, Вы прочли только вторую часть. Тогда посылаю Вам и третью, которая Вам так же, как и вторая, не понравится Тут уж, конечно, вина автора… Буду надеяться, что Вам понравятся четвертая и пятая части. Там я покидаю разговор от первого лица и начинаю писать об В. Иванове, лице несомненно собирательном, в третьем лице, — и писать по‑иному…»
Предвидение Всеволода Иванова оказалось оправданным: Горький ответил ему: «Третью часть «Факира» прочитал, не могу сказать — понравилось, ибо все время раздражало многословие, охлаждали длинноты. Но очень хороши страницы, где Вы пишете отца, и если б Вы отнеслись к этой фигуре более внимательно — наша литература получила бы своего Тиля, Тартарена, Коля Брюньона. Именно так, я знаю, что не преувеличиваю. В книге вообще много ценного, забавного, я буду читать ее второй раз и, если хотите, отмечу то, что мне кажется лишним».
И дальше, при личном обсуждении, Горький заострил свою критику. Об этом есть свидетельство всемирно известного критика и литературоведа Виктора Борисовича Шкловского: «Горький спорил с книгой «Похождения факира».
Поверьте мне на слово, Горький говорил:
— Конечно, это мне не нравится, но это лучше Гоголя.
А Всеволод ему отвечал:
— Алексей Максимович, ведь вы Гоголя не любите». («Всеволод Иванов — писатель и человек». М, «Советский писатель», 1970, с. 73).
В этом же очерке Шкловский пишет: «Большого писателя хотели вернуть назад, остановить его. Но, — не помню кто сказал, — большой писатель уносит на себе ворота, за которыми его хотят запереть».
Вероятно, именно эта боязнь «быть запертым» и заставляла его каждый раз писать по‑иному, что и стало, возможно, причиной его творческих бед.
Если бы, непрестанно ища и экспериментируя, он хотя бы не сомневался в том, что путь его правилен! Но этого как раз и не было Он всегда искал и всегда сомневался, создавал множество вариантов и хотя в конце своего творческого пути и писал, что «был счастлив сомнением», однако лично я, наблюдавшая его каждый день, имею право утверждать, что счастья от достигнутого — найденного — было куда меньше, чем терзаний от собственных сомнений и неприятия критикой.
Всеволод Иванов стоически переносил отказы печатать его произведения, но приспосабливаться к чуждым ему требованиям он никак не мог. Поэтому роман «Похождения факира» и остался незаконченным.
Непомерность предъявляемых им к себе требований объясняется еще и тем, что, считая себя самоучкой, он не переставал, будучи уже энциклопедически образованным человеком, учиться Учился всю жизнь — буквально до последнего дня Он собирал книги по всем отраслям знаний и непременно ежедневно отводил несколько часов на чтение.
А ведь даже и тогда, в конце 21‑го года, когда Всеволод Иванов приехал из Сибири в Петроград и Горький ввел его в содружество «Серапионовы братья», он был настолько начитан, что Михаил Михайлович Зощенко после первых же встреч спросил его: «Не валяй дурака, Всеволод, скажи прямо: какой университет ты окончил?»
Неустанное чтение принесло к тому, что Всеволод Иванов действительно обладал глубокими и всесторонними знаниями, как бы закончив не один, в многие факультеты самого элитарного из университетов.
Фактически же он закончил только 4 класса церковно‑приходской школы.
Именно поэтому сам он, человек необычайно скромный, написал о себе «Я — писатель‑самоучка, из тех, которых теперь немного. За каждым из современных писателей — огромные залы университетов, лабораторий, многоученые профессора и предания Мы учились в гуще жизни — бестолковой, несистематизированной и в сущности мало знающей. Вот почему все мои работы при их появлении — может быть, кроме тех, которые были менее оригинальными, — критика находила «недоработанными». Идолы Индии, многорукие, многоликие, разумеется, среднелобому интеллигенту могут показаться вздором и недоработанностью. Без зазрения совести — и по‑своему правый — он отрубит им лишние руки и ноги, оставив по одной паре, согласно законам логики и разума Впрочем, я сам часто рубил себе эти руки и ноги, находя, что на двух ногах мне идти легче».