Страница 46 из 81
— Итак, маленькая прелюдия, — объявил он. — Для лучшего усвоения задания. Смотри и вникай…
Анатолий Афонин
«Повелительница дождя»
I.
Кирилл аккуратно вставил чистый лист бумаги в каретку, подкрутил валик и лихо отстучал по клавишам. В центре строки появилось название: «ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА ДОЖДЯ». Удовлетворенно хмыкнув, Кирилл поднял глаза к потолку и задумался. Минут через пять улыбка исчезла с его лица. Пальцы бесцельно блуждали по клавишам, слегка прикасаясь к истертым буквам.
— И это все?! — Удивленный возглас коротким эхом отозвался в полупустой комнате. Кирилл действительно был удивлен и даже слегка возмущен: его не часто тянуло к пишущей машинке. Но если тянуло, то он мог не отрываясь печатать часами, причем сразу набело. Коллеги даже завидовали той быстроте и легкости, с какими появлялись фельетоны и статьи. Некоторые даже в шутку предлагали продать машинку или обменять на новый компьютер. Кирилл неизменно делал таинственное лицо и говорил:
— Никогда в жизни! Она у меня прикормленная.
А в один прекрасный день вообще унес ее домой, предварительно угостив завхоза коньяком. Хотя мог бы этого и не делать: в кабинетах уже стояли компьютеры и принтеры, все печатные машинки были списаны и валялись где попало, а в коридорах редакции стояла относительная тишина: компьютерные клавиши не производили много шума.
Теперь Кирилл работал дома, появляясь в редакции только на «летучках» и в дни зарплаты. Главный смотрел на это сквозь пальцы — как-никак Кирилл был не только одним из лучших журналистов, но и самым ответственным.
Поступок Кирилла не обратил на себя особого внимания. Только Вадик из отдела писем с самым серьезным видом предложил обменять машинку на ящик коньяка да Семен Петрович, старейший редактор отдела культуры, позвал к себе в кабинет, угостил чаем с черничным вареньем, ведя разговоры «за жизнь», в основном вспоминая молодость и свою репортерскую бытность. Кстати, Семен Петрович один из первых освоил компьютер и очень гордился этим.
Итак, Кирилл приобрел негласную привилегию — работать дома. Теперь не надо было тратить целый час на дорогу в редакцию, а вечером — домой. А еще можно было в иные дни хорошенько выспаться.
Первое время работалось просто замечательно. Однокомнатная квартирка превратилась в мини-редакцию. Машинка трещала не переставая, отпечатанные листы складывались в стопочку, старый телефонный аппарат исправно соединял с необходимыми людьми. Статьи снабжались фактами, сдабривались художественными образами, слегка приправлялись фантазией. Вечером, перед ужином, Кирилл просматривал бумаги, решая, какую статью отнести в редакцию в первую очередь, какую отложить на будущее. Образ жизни несколько изменился, и Кириллу это нравилось. Но в конце концов ко всему новому привыкаешь, и хочется еще чего-то — более нового.
Однажды подумалось, а не написать ли что-нибудь совершенно художественное — рассказ, например, или повесть? Идея понравилась, но реализовывать ее Кирилл не торопился: такого опыта у него все-таки не было.
Первые попытки выглядели жалкими и беспомощными, листы с визгом выдергивались из каретки, жестоко комкались и усеивали скрипучие половицы крашеного пола. Теперь мешало абсолютно все: шум автомобилей, шаги на лестничной клетке, отдаленные звуки фортепианных аккордов, которые с упорным идиотизмом повторялись и повторялись. А еще — жара. Кто бы мог подумать, что в конце мая наступит такая жара. Под солнцем асфальт плавился и растекался тягучей смолой, напитывая воздух запахом гудрона. Молодые листья деревьев и кустарников беспомощно обвисали, сохли, падали на размягченные тротуары. Птицы исчезли с городских улиц; где они прятались — было совершенно непонятно. Даже ночью жара не отступала. И только под самое утро, когда десятки поливальных машин с шумом орошали увядшие газоны и почти засохшие деревья, ненадолго создавалась иллюзия прохлады. Именно рокот двигателя поливальной машины разбудил однажды Кирилла. Некоторое время он лежал неподвижно и смотрел в потолок. Он вспоминал, что же приснилось перед самым пробуждением? Что-то важное…
Ну, конечно же! Приснилось название…
И вот Кирилл сидел за столом и всматривался в только что напечатанную строчку: «ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА ДОЖДЯ». А дальше?..
— Странно, — пробормотал Кирилл. Он ведь ощущал прилив творческих сил, руки требовали работы, но работа не шла. Подушечка безымянного пальца упорно поглаживала клавишу с буквой «ка». Значит, первое слово на «ка». Какое?
«Какой русский не любит быстрой езды?» — подсунула память, а взгляд невольно устремился в сторону книжного шкафа и остановился на темном корешке старой книги, где золотом было выдавлено «Н. В. Гоголь».
Подумалось, к чему бы это?
— А к тому, милок, что ожидает тебя дальняя дорога! — сказала маленькая старушка, уютно устроившаяся на подоконнике. Несмотря на жару, она была в телогрейке, длинной юбке до пят и валенках, на голове пуховый платок; в руках спицы быстро вязали нечто шерстяное.
Это не была галлюцинация — просто образ, созданный воображением. С некоторых пор в мозгу стали возникать самые разнообразные вещи, достаточно интересные и даже забавные сами по себе, но совершенно бесполезные для работы. «Если бы я решил писать сказки, — думал Кирилл, — может, это и подошло. А хочется чего-нибудь серьезного».
Рука потянулась к пишущей машинке, но лист из каретки не выдернула, только подержала за уголок.
— Нет, так дальше жить нельзя! — с чувством сказал Кирилл и встал из-за стола. Рука автоматически выхватила из пачки совершенно чистый лист, скомкала и бросила на пол. Кирилл подтянул широченные черные трусы — единственное, что на нем было из одежды — и пошлепал на кухню. Открыл холодильник, где, кроме холода и света электрической лампочки, ничего не было. С хрустом отогнул книзу примерзшую дверцу морозилки. Там на сверкнувшей паутинке медленно крутилась повесившаяся мышь, медленно покрываясь инеем. Кроме того, она еще и нахально подмигивала.
— Тьфу! — в сердцах Кирилл захлопнул дверцу холодильника. — Вот какой прок от старушки на подоконнике и мышки в холодильнике?
Это он обратился к посудной горе, выросшей за некоторое время в раковине.
— Посуду помыть, что ли? — пробормотал Кирилл. — Или в магазин сходить?
А ведь Агате Кристи сюжеты приходили во время мытья посуды.
Размышления о том, чем же все-таки заняться в первую очередь, прервались телефонным звонком. Махнув рукой, Кирилл вернулся в комнату и снял трубку:
— Алло?
— Добрый день, — донесся голос главного редактора. — Как дела?
Вопрос «Как дела?» в устах шефа никогда не звучал риторически. И Кирилл вдруг вспомнил, что еще вчера должен был отнести в редакцию фельетон для воскресного выпуска. А он его не только не отнес, но даже не написал. И вообще…
— Я в кризисе… — упавшим голосом произнес Кирилл. — В глубоком.
Словно сквозь трубку он увидел, как у шефа удивленно поднялись брови.
— А ты… э-э…
— Я абсолютно трезв, — поспешил заверить Кирилл. — Так трезв, что сам себе противен. Наверное, устал. Просто устал. Исписался за последнее время. В голову абсолютно ничего не идет. И еще — жара.
В трубке раздался долгий вздох.
— Вот что, — отозвался шеф. — У меня есть пара-тройка завалящих материалов. Я их, пожалуй, дам в воскресенье. А ты отправляйся-ка в отпуск. Дуй прямо сейчас в бухгалтерию, пока деньги там есть, да заявление на своем раритете не забудь отбить.
— Вам памятник при жизни поставят, Иван Владимирович, — ошалело пробормотал Кирилл.
— Конечно, — сказал шеф. — Нерукотворный. У тебя час времени, максимум — полтора. И чтоб потом глаза мои тебя не видели.
Некоторое время Кирилл сидел на диване, держа трубку в руке. Он смотрел, как по голому полу перемещаются солнечные зайчики и тени от веток дерева. По его лицу текли струйки пота.