Страница 33 из 81
— Я не пишу фантастику, — говорил он. — Моя единственная по-настоящему фантастическая вещь — «451 градус по Фаренгейту», она отталкивается от реальности. А остальное — фантазия, миф.
Есть ли разница, когда был создан миф, если ему уготована вечность?
Даты были интересны нам — но не ему.
В двенадцать лет он решил стать писателем, в двадцать один, в 1941 году, наконец-то дебютировал в настоящем журнале (до этого были любительские фэнзины) с рассказом «Маятник». В 1943-м появляется первый рассказ из тех, что позже будут признаны классическими — «Р — значит ракета», а в 1947-м — «Каникулы на Марсе», который позже по воле автора станет своеобразным эпилогом «Марсианских хроник». В том же году вышел и первый авторский сборник Рэя — «Темный карнавал».
Начиная с 1943 года рассказы сыплются, как из рога изобилия: около двух десятков в 44-м, дюжина в следующем году, пятнадцать — в следующем… С начала 70-х поток иссякает, бывают моменты, когда он замолкает на год, даже на три, потом — с середины 90-х — снова активно работает, а последний свой рассказ „You Must Never Touch the Cage“ публикует в 2011, за год до смерти. Но скажите, кто-то замечал эти паузы, спады и взлеты? Для нас все эти долгие годы Брэдбери просто БЫЛ, он присутствовал в жизни любого поклонника фантастики Земли как некая неизменная составляющая бытия, константа. Даже награды не находили его вовремя, а «догоняли», словно не было разницы в том, когда они вручались: своего второго «Хьюго» он получил в 2004 году за книгу, вышедшую в 1953-м — «451 градус по Фаренгейту», целый ряд других премий — в том числе и «Небьюлу» — ему вручили за общий вклад, а не за конкретные произведения.
Он был интересен тем, что создал, а не тем, как жил. И потому как само собой разумеющееся воспринимались факты, что человек, отправлявший героев за сотни парсек, никогда не садился за руль автомобиля и принципиально не летал на самолетах. Когда в 1970 году в Японии проходила международная встреча фантастов, Брэдбери остался в Штатах, прислав в качестве приветствия поэму «Плыви, человек!». Да, и поэтическому творчеству он не был чужд, опубликовав больше десятка сборников стихотворений и поэм. А еще он писал пьесы, сценарии, выдал множество статей и эссе.
Впрочем, Брэдбери — это, конечно, прежде всего, рассказы. Рассказы, в которых он, быть может, более поэтичен, чем в своих стихах. На его счету только одиннадцать романов. Для профессионалов, «выпекающих» по дюжине книг в год, — ничтожно мало. Да и самые знаменитые «Вино из одуванчиков» и «Марсианские хроники» были собраны воедино как раз из отдельных рассказов. А «451 градус по Фаренгейту» в свое время вырос из небольшого рассказа «Пожарный».
Я не помню, какой рассказ Брэдбери был для меня первым, но первой книгой точно оказался сборник «Р — значит ракета», выпущенный в 1973 году издательством «Детская литература» и — редкий случай в советской издательской практике — почти полностью копировавший оригинальный американский сборник 1962 года. О, это было великолепное собрание: «Ревун», «Земляничное окошко», «Ракета», «Золотые яблоки Солнца», «И грянул гром»… Детское сознание не все поняло и восприняло — ожидалась, очевидно, не совсем ТАКАЯ фантастика, но основной мотив я тогда уловил точно: тревога, смешанная с легкой грустью. Этот мотив струился из рассказа в рассказ, обнаруживаясь в самых, казалось бы, оптимистических произведениях — своеобразное фирменное вино из одуванчиков, рецепт которого пытались повторить многие, но наверняка знал лишь один Брэдбери.
…Власти страны победившего социализма были очень избирательны в допуске на ее просторы иностранных писателей. Иных мы узнавали лишь по одному-двум рассказам, иные пришли к нам вообще лишь в 90-е годы, когда страну накрыла волна переводной фантастики. А Брэдбери повезло. Его дебют в СССР оказался невероятно удачным: в 1956 году у нас вышел роман «451 градус по Фаренгейту» (позже переиздававшийся на русском языке, в сборниках и отдельно, свыше тридцати раз). Эта книга позволила чиновникам от литературы нацепить на Брэдбери ярлычок «обличитель капиталистического строя», а несколько других переводов добавили второй ярлычок — «лирик». Было большой удачей получить именно такую оценку. Это вам не «милитарист» Хайнлайн и не «порнограф» Фармер, дорога которым была наглухо закрыта на долгие годы. Благодаря этим ярлычкам мы получили возможность еще в 60-е годы прочесть лучшие рассказы Брэдбери в блистательных переводах Т. Шинкарь, Н. Галь, З. Бобырь, Р. Рыбкина, Л. Жданова, других… Его переводили много и охотно — регулярно выходили сборники, в журналах появлялось по несколько рассказов в год, их перепечатывали и региональные газеты. Ярлычки притупляли бдительность чиновников. А, Брэдбери? Это который про Марс? Для детей?.. Ну-ну…
А между тем долгие годы «безобидные» рассказы Брэдбери были словно та горошина под ворохом перин в известной сказке: они создавали некий дискомфорт, не позволяли разуму погружаться в сон обыденщины, в застой, заставляли воспринимать окружающий мир золотыми глазами его марсиан.
На Урале первую перепечатку (рассказ «Детская комната») дала в 1963 году свердловская молодежка «На смену!». В 1965-м челябинский «Комсомолец» напечатал «Убийцу»…
Впрочем, была у ярлычков и отрицательная особенность: идя проторенной дорогой, переводчики чаще всего выбирали из вороха произведений именно те, что ложились под штамп, благо рассказов таких было предостаточно, и притом рассказов отличных.
Между тем Брэдбери — Гранд-мастер мирового конвента любителей ужасов (2001), обладатель двух премий имени Брэма Стокера (1988 и 2002) и премии Международной Гильдии Ужаса (1999 г., номинация «Живая легенда»). «Мертвец никогда не воскреснет», «Карнавал трупов», «Надгробный камень» — это тоже Брэдбери, и это уже не «лирика» и не «обличение капиталистического мира», это хоррор, это «ужастики», холодный октябрьский ветер и тени, ползущие по границе зыбкого света. Этого, другого Брэдбери мы узнали много позже, в 90-е. Но удивились ли? Нет, нисколько. Приняли? Да, безоговорочно. Потому что и в этих произведениях он оставался самим собой. Человеком, творившим мифы нашего времени. И других, далеких пока времен.
И потому, быть может, лет через пятьсот астронавт, за миллиарды миллиардов километров от Земли, наблюдая, как медленно разгорается на экране центр Галактики, нажмет сенсор и услышит в наушнике:
«Ему снилось, что он затворяет наружную дверь — дверь с земляничными и лимонными окошками, с окошками цвета белых облаков и цвета прозрачной ключевой воды…»
Птеродактиль над Лондоном
Перед тем, как навсегда исчезнуть в джунглях Амазонии, полковник Перси Фоссет поведал Артуру Конан Дойлу о своем путешествии к неприступному плато Рикардо Франко-Хиллс, расположенному на границе Бразилии с Боливией. «Время и человек оставили эти вершины в неприкосновенности, — вспоминал полковник. — Они возвышались здесь, покрытые лесами, словно потерянный мир, и воображение смело могло населить их существами, уцелевшими от давно прошедших веков».
Вдохновленный экзотическими рассказами путешественника, Конан Дойл пишет свой роман «Затерянный мир», увидевший свет в 1912 году. Творения писателя к тому времени идут нарасхват и роман тут же публикуется в одной из лондонских газет, журнале „The Strand Magazine“ и выходит отдельным изданием.
Бравшись за перо, Конан Дойл не «открывал Америку»: традиция придумывать «затерянные земли» существовала с древних времен. Но тем и почетнее оказался успех, выпавший в итоге на долю книги.
За полвека активной литературной деятельности (первый рассказ А. Конан Дойл опубликовал в 1879 году, когда ему едва исполнилось двадцать) он создал три десятка романов, опубликовал не меньше трех сотен повестей и рассказов. Однако и в этом бурном потоке «Затерянный мир» не оказался затерянным.
Противник «расслабленной» декадентской прозы, Конан Дойл и на этот раз остается верным себе, предлагая читателям крепко закрученный сюжет с разноплановыми, ни одинаково энергичными и деятельными героями: профессором Челленджером, журналистом Мелоуном, лордом Рокстоном, профессором Саммерли.