Пришельцы. Выпуск 2

— Идем! — кивнула она нам и взяла на руки Пупсика.

Герметичная круглая дверь открылась, и мы вышли в витой коридор.

Туда же стали выходить и другие матери с детьми. Наша соседка, тетя Наташа, вывела двух девочек — Аньку, мою подружку; при моем появлении та немедленно зажала себе нос двумя пальцами — учуяла все-таки. Я повесила нос. Вечер предстоял долгий и скучный.

Со всех сторон слышались возгласы приветствий: здравствуйте… давненько не виделись… как поживаете?

Так, потихоньку продвигаясь, раскланиваясь и рассматривая друг друга, мы подошли к монитору — единственной нашей связи с Ним — с мозгом корабля.

— Интересно, Ему точно нужно наше согласие? — задал свой наболевший вопрос Кирилл.

Красивая Регина помахала желтым воздушным шариком. За свои приличные мысли Регина взимает шариками.

— Приходите в гости, — предложила Регина, дотрагиваясь до брата шариком.

Я думаю, когда Кирилл и Регина вырастут, они поженятся. Я погрустнела. Мне не хотелось расставаться с братом.

Процедура голосования прошла гладко, как всегда. Я приложила свою ладонь первой, потом Кирилл, мать и последним по экрану хлопнул ручонкой Петька.

Воцарилась напряженная тишина. Сейчас машина выдаст итоги.

— Нас поблагодарят за гражданскую сознательность, — шепнула мать.

Но она ошиблась. Машина, как мне показалось, сначала поперхнулась словами, а потом выдала.

— К сожалению, вы так и не пришли к согласию. Голоса разделились. Повторяю. Чтобы выработать новый курс, необходимо полное единодушие.

Мать удрученно простонала.

— Опять неудача. Сколько можно? О чем они только думают, — она обвела глазами другие семьи. — Неужели не ясно: пока мы не сплотимся в единый коллектив, корабль будет торчать на одном месте? А ведь запасы в нем не безграничны. И воды, и еды.

— И мыла, — ехидно присовокупила я.

Мать оставила мое замечание без последствий.

— Мы сами губим себя!

Она промокнула глаза носовым платком.

— Пойдем! — мать дернула меня за руку. — Теперь совет корабля снова будет выбирать нового навигатора. Он рассчитает новый курс. На это уходит уйма времени.

Я тоже была расстроена. Мать несколько дней будет расстроена. Успокоиться ей помог бы отец. Но он ушел в рубку корабля еще до рождения Пупсика. Все мужчины из нашего жилого отсека туда уходили и не возвращались. Мать говорила, что отец был политиком. На новой Земле он должен был организовывать социальную жизнь колонии. Он мог красиво и точно излагать мысли. Примирять людей с действительностью. Хорошо бы примирить мать с микробами.

Я опять засела за планшетник. Убрала домик с трубой в архив и стала рисовать наш корабль. Таким, каким я его себе представляла — толстой белой сосиской в черной раме. Осмотрев рисунок, я нашла крупный недостаток: сосиска никуда не летела. Она зависла на одном месте. Требовалось придать ей движение. Но как? Я наставила ярких точек-звездочек, полуколец-лун. Но корабль упорно не хотел двигаться. Что я только ни делала: рисовала огненные языки пламени из сопла, убирала и прибавляла ярких точек, косматые кометы, но корабль не летел.

Я билась над рисунком долгое время, до тех пор пока в каюту не вернулся Кирилл. И сразу поняла, что он не в духе. Что-то у него с Региной не сложилось. Я-то знаю, что Регина глупа. Но как сказать ему об этом? Кирилл встал за плечом и, вопреки обыкновению, принялся с интересом разглядывать мой рисунок.

— Не смотри, — попросила я, закрывая рисунок руками, — он плохой. Корабль никуда не летит.

— Давай исправлю, — предложил брат.

— А сумеешь?

Вместо ответа Кирилл только хмыкнул. Он ткнул пальцами куда-то, разлил вдалеке туманную полосу, приглушил звездочки, оставив по носу одну яркую звезду. Развернул корабль, увеличил его нос, добавив острую иглу, а хвост сделал нечетким и сжатым. И корабль рванулся вперед. Рисунок ожил.

— Ой, — охнула я. — Здорово! Какой ты молодец!

И от радости захлопала в ладоши. Обернувшись, я увидела странное выражение лица. Брат смотрел на рисунок, словно ополоумевший.

— Ты чего?

— Ничего, — буркнул он, отшвырнул планшетник и выбежал из каюты.

Все сегодня какие-то странные. А кораблик-то как настоящий!

Я знал, что все это туфта. Наш корабль никуда не петит. Алиска права. Кто-то ставит над нами эксперимент. При этой мысли я машинально закрыл голову руками. Но очередного удара виртуальным молотком по лбу не получил.

Ну что ж, хоть это уже хорошо. Может быть, мой жестокий воспитатель понял, что я уже большой и все понимаю? Со мной можно говорить, как со взрослым. Э-эх, был бы здесь отец. Он бы все разложил по полочкам. Растолковал. Но что мешает мне добраться до рубки? Найти там отца и выяснить, что происходит.

Я выбежал в коридор и помчался к дверям лифта. Но дверь лифта не открывалась. Ах да, я что-то забыл. Перед выходом из жилых отсеков надо надеть скафандр. Я видел, как это проделывал отец перед тем, как исчезнуть навсегда. Рядом с лифтом находилась кладовая со снаряжением. Я схватил первый попавшийся. Он был рассчитан на взрослого, размера на два больше. Но это не беда…

Я предполагал, что корабль большой. Он и должен быть таким — большой колониальный корабль. Но он оказался гигантским. Я ехал и ехал на лифте, а подъемная шахта так и не кончалась. Сначала я устал стоять и сел, потом лег на пол кабины и уснул. Когда проснулся, лифт все еще поднимался.

Наконец он, мягко ткнувшись, остановился. Я вышел из кабины и очутился прямо перед шлюзовой камерой. За дверью меня ожидал сюрприз.

Это не была командирская рубка. Скорее всего, конференц-зал. Круглый, с поднимающимися амфитеатром креслами. В центре — стол в виде полумесяца. Зал был пуст. Гулко раздавались мои шаги в этом огромном вытянутом кверху зале. Его потолок уходил в темноту и слабо вибрировал. Неужели я здесь один? И тут одно из кресел около стола повернулось ко мне. Там сидел глубокий старец.

— Ты пришел? — раздался его голос, усиленный микрофоном.

Я вздрогнул. Я узнал этот голос. Он всегда озвучивал результаты голосования.

— Кто ты? — спросил я. — И что все это значит? Где остальные?

— Их нет. Они отправились выше — все технические работники теперь там — в командирской рубке, в сердце корабля… Если, конечно, они туда дошли… Я в технике ничего не понимаю. Поэтому остался здесь. Наблюдателем.

— За нами?

— Да, и за вами тоже.

— Так это вы дубасили меня молотком по голове?

Старик скрипуче засмеялся.

— Прости. Я не нашел другого способа воздействовать на тебя.

— Да как вы посмели! — возмутился я. — Даже отец меня пальцем не трогал!

Старик взмахом руки остановил мою патетическую речь.

— Перестань. Сейчас не место и не время говорить об этом. Кирилл, ты меня не узнаешь?

— Нет. Среди наших знакомых не было стариков. Простите. Но как вас пропустили на корабль?

Старик повесил голову на грудь. Потом, выпрямившись в кресле, горько сказал.

— Кирилл, я твой отец. В это трудно поверить, но это так.

— Что? Моему отцу было не больше сорока!

— А как ты думаешь. Сколько лет тебе?

— Тринадцать.

— Посмотри сюда, — старик включил зеркальную панель за своей спиной. Я взглянул и ахнул. На меня глядел, по меньшей мере, двадцатилетний юноша. Нет. Даже старше. Появились заметные морщинки под глазами, а темный пушок вырос в приличную бородку и усы.

— Этого не может быть! Я не мог так быстро повзрослеть.

— Можешь. Время здесь идет по-другому. Боюсь, я никогда не стану прежним, — в голосе старика сквозила горечь, мне стало жаль его, я так и не хотел признавать его своим отцом. — Наш корабль попал в парадоксальную параболу. Ты заметил что-то необычное, когда поднимался сюда?

— Я ехал часов двенадцать, не меньше. И каждый следующий уровень оказывался все длиннее и длиннее.