Страница 44 из 70
Да и позднее в случае нужды великий князь не боялся, скажем, лично участвовать в борьбе с жестокими московскими пожарами, хотя вероятность получить горящим бревном по венценосной голове была ничуть не меньше, чем вероятность попасть под шальную татарскую стрелу. К тому же бревно не знает ничего о выкупе за княжескую особу, тогда как на поле битвы в то время великий князь рисковал обычно лишь государственной казной, потребной для возможного выкупа. Таким образом, никаких однозначных выводов о какой-то исключительной личной храбрости/трусости Ивана Великого, по имеющимся у нас объективным данным, сделать нельзя, обращение к прецедентам никак не помогает решить нашу основную проблему.
Далее следует отметить, что ни московские, ни «независимые» летописцы, ни достопочтенный епископ Вассиан, на ярком и образном послании которого к великому князю многие строят далекоидущие теории, не располагали качественными машинками для чтения княжеских мыслей. А вот собственные политические и идеологические интересы у летописцев и стоящих за ними полуоппозиционных и совершенно оппозиционных групп были точно. Кстати, сам факт длительного существования легальных оппозиционных партий внутри явной автократии Ивана Великого сам по себе производит сильное впечатление. В частности, высокий моральный облик наследника престола Ивана Ивановича в изображении обсуждаемого текста может быть следствием временного триумфа партии сторонников его сына — Дмитрия Ивановича — в конце XV в. Ну а непрезентабельное изображение самого великого князя вполне может быть расплатой за стабильно напряженные отношения Ивана Великого с высшими иерархами Русской церкви. В любом случае, стоит очень осторожно относиться к столь любимой многими вольной интерпретации текстов «независимых» летописных сводов, что весьма опрометчиво полагаются вдруг истиной в последней инстанции.
Надежную информацию в нашем случае могут дать только анализ реальных поступков Ивана Великого и сопоставление источников. И мы сразу увидим, что и на этот раз, «слышав» о выдвижении армии Ахмата, великий князь оперативно «нача отпускати к Оце на Брег своих воевод с силой», а после прояснения оперативной ситуации «Иван Васильевич… поиде сам противу ему [Ахмату] к Коломне 23 июля в неделю» [ПСРЛ. Т. 18. С. 267]. Само это перемещение великокняжеской ставки на юг уже может служить достаточным аргументом против рассуждений о «трусливом бегстве». И далее в течение всего лета можно увидеть лишь разумные рокировки русских войск вдоль Берега, отвечающие на поступающую информацию о перемещениях Ахмата. Осуществленный в августе — сентябре маневр Ахмата по обходу русских позиций на Оке резко обострил ситуацию. Однако возвращение Ивана Васильевича в Москву 30 сентября совершенно явно связано с напряженным заключительным этапом переговоров с мятежными братьями, проведением «малого собора» с матерью, митрополитом и ведущими боярами, а также с контролем за проведением подготовки к осадному положению столицы [ПСРЛ. Т. 25. С. 321; т. 24. С. 199].
И вот здесь начинается ключевое расхождение между официальными и «независимыми» источниками: по сообщению Московского летописного свода, великий князь выехал из столицы в действующую армию 3 октября, как раз перед ключевыми сражениями на угорских переправах, а вот «независимые» летописцы сообщают о двухнедельном бессмысленном сидении в подмосковном селе, что действительно весьма походит на проявление истерики. Вот только еще один «независимый» источник — Владимирский летописец — указывает на прибытие великого князя к Угре 11 октября, что фактически подтверждает официальную версию о кратковременном пребывании Ивана Васильевича в Москве [ПСРЛ. Т. 30. С. 137]. Парадоксальным образом подтверждает версию раннего отъезда великого князя из Москвы и краеугольный камень «мифа о предательской власти» — «Послание на Угру» архиепископа Вассиана Рыло. Из этого замечательного памятника отечественной публицистики, демонстрирующего чрезвычайно высокий уровень «свободы слова» в XV в., видно, что известия о первых боях на Угре 8–11 октября получены ПОСЛЕ отъезда великого князя из Москвы. Ну а к моменту написания «Послания» Иван III успел не только доехать до театра боевых действий, но и провести там переговоры. Далее, положение ставки великого князя после возвращения из Москвы у Кременца — на запасном оборонительном рубеже за Угрой и в двух переходах от направления возможного литовского удара от Вязьмы — также не свидетельствует в пользу подготовки великим князем скорого бегства. После боев у Опакова на Угру упали ранние и сильные морозы, сковавшие реки льдом и существенно изменившие стратегическую ситуацию. Этим изменением ситуации и можно объяснить предполагаемое перемещение основных русских сил на один конный переход к Боровску [ПСРЛ. Т. 24. С. 200; т. 26. С. 273]. Но на этом многомесячное «стояние» на Оке и Угре, по сути, уже завершилось — «от Угры царь Ахмут побежал месяца ноября в 10 день». Кризис 1480 г. завершился великим и практически бескровным триумфом Русского государства. А анализ передвижений Ивана III вполне позволяет обойтись при объяснении лишь соображениями «оперативной необходимости», не прибегая к психологическим изыскам. Таким образом, я снова вынужден констатировать: верить в «трусливого московита» можно, только если очень хочется в это верить.
Странная группа мифов связана с гиперболизацией роли Крыма в войнах 1460–1480-х и каким-то нездоровым интересом к московско-крымскими отношениями. В наиболее одиозных вариантах «крымской мифологии» «иго» продолжают аж до начала XVIII в. И эта масштабность вымысла заслуживает ответа.
Начнем с того, что отметим действительно важную роль Крымского ханства в построениях московской политики: союз с Крымом определенно мыслился в Кремле как противовес союзу Великого княжества Литовского и Большой Орды [Сб. РИО. Т. 41, № 5. С. 19–20]. И в 1480 г. крымский хан Менгли-Гирей действительно провел малую демонстрацию силы против короля Казимира: «Тогда бо воева Минли Гиреи царь Крымскыи королеву землю Подольскую, служа великому князю» [ПСРЛ. Т. XXV. С. 327–328]. Однако масштаб и значение этой акции не стоит преувеличивать — именно в октябре 1480-го в Вильно начался очередной раунд переговоров Менгли-Гирея с Казимиром. В результате крымцы, выходившие в набег на Подолию, вернулись с полдороги, а князь Аминак, продолживший рейд на свой страх и риск, потом письменно извинялся перед Казимиром [Литовская метрика. Русская историческая библиотека. Т. 27, стлб. 332–336].
В это же время собственно Батыев Юрт разоряли, отвлекая Ахмата от Угры, видимо, совсем другие люди. Это делал (если верить, конечно, Казанском летописцу) отправленный великим князем по Волге большой отряд Василия Ивановича Ноздроватого Звенигородского и Нур-Довлата Городецкого: «И прибегоша вестницы к царю Ахмату, яко Русь орду его розплениша. И скоро в том часе царь от реки Угры назад обратися бежати, никоея пакости земли наша не учинив» [История о Казанском царстве (Казанский летописец). ПСРЛ. Т. 19. С. 203].
И убили Ахмата, окончательно выведя Большую Орду из большой игры, отнюдь не крымчаки, а ногаи: «И приидоша ногаи… по московском воинстве и тии тако же остатки ордынския погубиша и юрт царев разориша… Ту же и самого царя уби шурин его Янъгурчеи мурза… И тако скончашася царие Ординстии, и таковым Божиим промыслом погибе царство и власть великия орды Златыя…» [История о Казанском царстве (Казанский летописец). ПСРЛ. Т. 19. http://hbar.phys.msu.ru/gorm/chrons/kazan.htm].
Ну а Менгли-Гирей? Этот «хозяин» Ивана III не контролировал не то что далекую и могущественную Москву, но даже Крымский полуостров и прилегающие степи. Так, Менгли-Гирея дважды вообще изгоняли из Крыма на немалый срок. В 1475 г. это сделал наш старый знакомый Ахмат. Вернуться же Менгли-Гирей смог лишь в конце 1478 г., опираясь на поддержку Мухаммеда II Завоевателя. Но в 1485 г. братья Ахматовичи сумели захватить Крым. Как признавался сам Менгли-Гирей в письме Ивану: «В ту пору пришла на нас скорбь велика, и мы тогды… свои есмя животы пометали…» А вообще же затяжная война Крымской Орды с остатками Орды Большой продолжалась вплоть до 1502 г. Вот только дико полагать, что хоть от кого-то из изнуренных борьбой соперников могла зависеть Москва, которая, кстати, посылала летучие отряды на Волжскую Орду, о чем регулярно извещала крымского союзника.