Страница 41 из 70
Мог ли Новгород «купить» свою независимость, переняв у венецианцев не только изображение на монетах, но и замечательно проявившую себя в итальянских реалиях идею наемных армий? Вряд ли. Господину Широкораду легко выдавать подобные советы, но без собственных портов и собственного крупного флота Новгород в нашей реальности был надежно отрезан от ближайших (германских) крупных рынков наёмной военной силы.
Не слишком много шансов было у Новгорода и повторить подвиг античных греческих полисов, отразивших натиск сильной «континентальной» империи. По-настоящему развитое «новгородское национальное самосознание» в принципе могло превратить завоевание и удержание Новгородской земли в слишком сложную задачу и для Москвы, и для Литвы. Однако такое «особое» самосознание, по-видимому, не сложилось. Действительно, для новгородского летописание XII–XIII вв. еще характерно противопоставление города Руси, под которой часто понимались лишь Киев с окрестностями или «Низовская», «Суздальская» земля: «Въ то же лето выиде князь Святославъ из Новагорода на Лукы, и приела въ Новъгородъ, яко «не хоцю у васъ княжити». Новгородьци же… послаша въ Руськъ Мьстиславу по сынъ» [НПЛ. С. 32]; «И поклонишася Немьци князю, Ярослав же взя с ними миръ на вьсеи правде своей; и възвратишася новгородци сдрави вси, а низовьчь неколико паде» [НПЛ. С. 73].
Однако именно с XIII в. все сильнее в новгородском летописании отражается тенденция считать свою землю вместе с Владимирской частью одной Руси:
— в новгородском некрологе Александру Невскому указано, что этот князь «иже потрудися за Новгород и за всю Русьскую землю» [НПЛ. С. 84];
— под 1322 г. в летописи было записано, что «приходи в Русь посол силен именем Ахмыл и много створи пакости по Низовской земле» [НПЛ. С. 96];
Особенно показательно в этом смысле новгородское описание разгрома Твери в 1327 г.: «Татары просто реши всю землю Русскую положиша пусту, толко Новгород ублюде Бог» [НПЛ. С. 98].
В этом отрывке мы, по сути, видим новое понимание «Русской земли», мало известное более ранним текстам: она отождествляется с северной частью Руси (Новгородская плюс Ростово-Суздальская земли). Эпитет «вся» по отношению к территории, разоренной войсками Узбека и обозначенной как «Русская земля», наглядно говорит об этом. Где-то с XIV в. термин «Суздальская земля» и производные от него для обозначения Северо-Восточной Руси перестают употребляться и во владимирском летописании, а в качестве общего названия для этой территории начинает использоваться термин «Русь». Последнее известие такого рода содержится под 1309 г., когда «…приеха ис Киева пресвященныи Петр митрополит на Суждалскую землю» [Симеоновская летопись. ПСРЛ. Т. 18. С. 87]. Уже на следующий год, в 1313-м, митрополит Петр из Орды «прииде на Русь» [ПСРЛ. Т. 18. С. 88]. Хронологическое совпадение смены терминологии в Синодальном списке Новгородской первой и в Симеоновской летописях позволяет полагать, что в ней отразились перемены в общественном сознании населения русского Северо-Востока в первые десятилетия XIV в., в годы наивысшего напряжение московско-тверской борьбы, которая и создала, как мы видели, русский народ и Российское государство. В XV в. в Новгородской первой летописи младшего извода и ряде других текстов представление о единой Русской земле, в которую входят и Москва, и Новгород, прослеживается очень четко:
Дмитрий Донской, по мнению новгородского летописца, ходил на Тверь «со всеми князьми и со всею силою рускою»; Витовт, отметившийся в том числе и своими походами на Новгород, перед битвой на Ворскле «хотел пленити Рускую землю»; в 1432 г. Василию Васильевичу «дате княжение великое… на всей Рускои земли» [НПЛ. С. 372; 395; 416].
Аналогичная картина, кстати, прослеживается в псковском летописании. Причем здесь (как временами и в новгородском писании) «Русская земля» в составе Новгородской и Владимирской земель не только объединяется, но и решительно противопоставляется, например, земле «Литовской»: «Князь великий Василей, подъем всю Рускую землю… а князь Витовт, подъем всю Литовскую землю, и поиде противу» [Псковские летописи, М.-Л., 1941, Вып. 1. С. 32].
И даже герои в XV в. у Москвы и Новгорода оказались одинаковыми — именно в последние годы новгородской самостоятельности Александр Ярославич Невский, ритуально почитаемый родоначальник московский князей, с подачи новгородского архиепископа Евфимимя стал покровителем и Великого Новгорода.
Ясно, что в таких условиях перед лицом московского вторжения новгородская элита не могла рассчитывать на то, чтобы поднять всю землю в едином порыве на борьбу с чужеземным игом. Рассчитывать (особенно после фактической девальвации вечевых порядков) на безоговорочную поддержку «черни» «Совет господ» в борьбе за свои огромные земельные владения тоже не мог. Новгородские пригороды были слабы (в древней Ладоге в 1484 г. в городском посаде фиксируется 84 двора, к 1500 г. под давлением «московского» ига число дворов доходит до 116 [ Кирпичников А. Н.Посад средневековой Ладоги. Л., 1985]), да и пример сильнейшего из пригородов — Пскова — не вдохновлял. Псковичи не только не пришли на помощь Новгороду в тяжелую годину 1471 г., но и сами начали военные действия против Города по приказу великого князя Московского. Вряд ли особой любовью к Господину Великому Новгороду пылали Великие Луки, показательно разгромленные в 1435 г., равно как и далекие «колониальные» югорские «окраины», где в 1446 г. оставил по себе долгую память отряд воевод Шенкурского и Яковли. Так что на спартанскую твердость своих вооруженных сил Господину Великому Новгороду рассчитывать не приходилось. О печальных и очевидных аналогиях с современностью позвольте умолчать.
И лично я, перебирая варианты, всё возвращаюсь и возвращаюсь к 1136 г., когда, по сути, закончилась едва начатая Мстиславом Великим династия «вскормленных» в Новгороде князей. Если бы Всеволод удержался, укрепился на новгородском столе (шансы уйти в Киев и так были у него ничтожно малы)… Если бы передал стол своему сыну… Если бы новгородским Мстиславичам удалось хоть на какое-то время укрепить свою власть настолько, чтобы начать «грады ставить» по примеру Рюриковичей в других землях. Ведь сумели же Андрей и Всеволод Юрьевичи в Ростово-Суздальской земле поставить новые города и расширить существующие пригороды при вполне живом и могучем ростовском боярстве. Пусть бы новгородские новаторы-градостроители из альтернативной реальности повторили судьбы Андрея Боголюбского, но Новгородская земля имела бы в своих руках как минимум и Тверь на путях подвоза хлеба, и Копорье на южном берегу Финского залива, и Выборг на берегу северо-восточном. Если бы Мстислав Мстиславич Удатный из семейства Мстиславичей был не торопецким, а природным новгородским князем, то случившаяся и в нашей реальности победа над владимирцами под Липицей в 1216 г. вполне могла бы стать началом долгого процесса присоединения Волго-Окских земель к Новгородскому княжеству. А залогом успешности такого присоединения могла бы стать намечавшаяся к XIII в. серьезная борьба Владимира и Ростова, южных (как бы вятических) и северных (как бы словенских) центров «Низовской земли». Заглянуть далее, за дымовую завесу «Батыева нашествия», очень и очень сложно (хотя Владимиру и Суздалю достанется всяко больше, чем Новгородчине). Но мне в этой альтернативе «Новгородского царства» не кажется такой уж дикостью карта бенедиктинского монаха Андреаса Васпергера из XV в. в нашем мире, на которой огромный «Новгород» занимал все пространство от Южной Финляндии до Азовского моря. Да и внутреннее устройство этого «Великого Новгорода» не представляется мне слишком уж бесчеловечным.
А вот сможем ли мы свернуть с «новгородского пути» не в начале, а на самой середине? Успеем ли? И захотим? Не знаю. Время покажет.
Глава 6
Свержение «татарского ига» и «великая военная революция»