Страница 26 из 70
Второй причиной «тверского кризиса» середины XIV в. стали сложные отношения с сюзереном. Если между 1300-м и 1327 гг. противники Твери пользовались однозначной поддержкой Орды лишь пять лет, в 1317–1322 гг., то после неудачного восстания тверичи о такой «обстановке в верхах» могли только мечтать.
Наконец, истоки проблем Твери можно найти и в слишком раннем её успехе, и в её географическом и геополитическом положении. В конце концов, междоусобицы и «неблаговоление» Орды настигали так или иначе все земли Северной и Северо-Восточной Руси, а у специфического «тверского кризиса» должны быть и специфические причины. И действительно, уникальный стартовый успех Твери привел к тому, что эта земля не только первой вышла на путь объединения русских земель, но и первой собрала все шишки на такой дороге. И дело тут не только в том, что из-за «Ногаевой замятии» и колебаний хана при выборе нужной стороны в московско-тверском противостоянии тверичи привыкли противостоять татарам, в том числе и с оружием в руках, ДО того, как реальные военные возможности Руси стали достаточными для отражения масштабного степного набега. Против Твери сыграло еще и то, что Михаил Ярославич, один из самых младших внуков Ярослава Всеволодовича, очень рано оказался старейшим в семействе Рюриковичей Северо-Восточной Руси. Это привело к тому, что уже с 1300 г., готовя своё близкое восшествие на великокняжеский стол, Михаил Тверской не мог заниматься расширением своей земли за счет владимирских владений. Владимирское великое княжество было одним из самых крупных, а после включения в него в 1276 г. Костромского княжества в результате бездетной смерти костромского князя Василия Ярославича стало самым крупным на Северо-Востоке. Соответственно, Михаил, добившись ярлыка на Владимир, не просто номинально стал верховным правителем Руси, но и реально получил в свое распоряжение много больший потенциал, чем любой из его потенциальных противников. Однако и все «примыслы» тверских князей времен их борьбы за великокняжеский стол, включая и важнейшее Переяславское княжество, вошли не в состав их отчины, а в территорию Владимирского княжества. И, потеряв великое княжение, Тверь разом потеряла практически все плоды своей долгой борьбы. Любопытно, что и Москва со временем наступила на те же грабли: после смерти Ивана Красного владимирский стол 22 июня 1360 г. занял Дмитрий Константинович Суздальский. И все нажитое Иваном Калитой ушло из-под власти московского князя вместе с территорией Великого княжества Владимирского (с городами Владимиром, Переяславлем, Костромой, Юрьевом-Польским, Дмитровом и купленной половиной Ростова). Но Москва сохранила тогда Можайск, Коломну и «выменянные» при Семене Гордом «места рязанские»; Москва сохранила территории, вошедшие непосредственно в состав её княжества, — и этот факт стал наглядной демонстрацией преимуществ геостратегического положения Москвы перед Тверью.
Да, это геостратегическое преимущество Москвы действительно было, причем «выгодное экономико-географическое положение», о котором много говорят со времен Ключевского, к делу отношения не имеет: Тверь, Ростов, Ярославль, Владимир относительно торговых путей, а также центров промыслов и земледелия расположены лучше, чем Москва, да и в XIII–XIV вв. в наших широтах громко говорил булат, а не злато. Нет особых оснований напирать и на мифическую особую безопасность Москвы (и Твери) как раз именно из-за тех самых только что упомянутых торговых — то есть речных — путей, которые, как мы видели, легко превращались в дороги войны. Ярославское, Костромское, Дмитровское и Галицкое княжества не только не уступали Москве и Твери в плане безопасности, но даже и превосходили их по этому параметру. А тот же Ростов, умудрившийся в своё время договориться даже с Батыем [см.: Хрусталев Д. Г.Русь от нашествия до ига. М., 2008. С. 91] и располагавший в XIV в. влиятельной колонией «своих» татар, должен был быть вообще «чемпионом безопасности». Однако же, судя по скудным данным источников, люди шли не в более «безопасный» «отатарившийся» Ростов, а в ходившие по самому краю ханского гнева Тверь и Москву. Выше уже встречались два примера крупных переселений элиты в начале XIV в., и эти случаи — выход служилых людей из сферы влияния Ногая в Юго-Западной Руси в Москву и переход владимирского боярства в Тверь — убедительно продемонстрировали, что как минимум знать того времени со своими людьми искала политической бури, а не безопасности. И вот именно с точки зрения возможностей ведения активной наступательной войны Тверь проигрывала Москве:
на востоке от тверских границ находились земли Великого княжества Владимирского и двигаться туда было, как мы уже с вами показали выше, бессмысленно;
на юго-востоке были земли Москвы, где поживиться чем-то было затруднительно;
на западе проходила торная дорога литовских набегов (через Полоцк — верховья Западной Двины — верховья Торопы — Верхневолжские озера (Селигер) — Осугу — в среднее течение Тверцы к Торжку), где нужно было смотреть, как бы не поживились тобой;
наконец, на юге и на севере Тверское княжество граничило с пригородами Великого Новгорода: Торжком/Новым Торгом и Волоком Ламским.
Именно на северном и южном направлениях, казалось бы, и стоило тверским князьям искать себе «примыслов», благо было это не так и трудно: в 1312 г. «заратися князь Михаиле к Новугороду и наместникы своя выводе, не пустя обилья в Новъгород, а Торжекъ зая и Бежичи и всю волость» [НПЛ. С.94].
Вот только великому князю Владимирскому и (особенно!) претенденту на этот стол уж слишком было нужно новгородское серебро для «торговли» в Орде, причем серебро это нужно было не в виде абстрактных будущих доходов от новоторжской и волоколамской торговли, а здесь и сейчас. Поэтому многие военные столкновения Твери с Новгородом завершались новгородским откупом и выводом тверских войск из оккупированных новгородских пригородов. Вот и нет ничего удивительного в том, что В. А. Кучкин, подводя итог рассмотрению границ Тверского княжества в XIV в., констатировал, что, несмотря на некоторые изменения (расширение к концу века за счет ржевских земель, возможную потерю некоторых земель по соседству с Бежецком), границы эти, по-видимому, оставались стабильными. Периоды усиления и упадка политической роли тверских князей на протяжении XIV столетия не были обусловлены значительным расширением или сужением государственных границ княжества [ Кучкин В. А.Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 197]. А это значит, что Тверь, в отличие от своей конкурентки Москвы, в «тучные» годы так и не сумела сделать «запас» на случай будущих бедствий— и закономерно свалилась в кризис после «Федорчюкова погрома». А вот Москва в начале 60-х даже и с малолетним князем сумела в достаточно короткий срок исправить последствия политической катастрофы, которой для москвичей обернулась потеря великого княжения в пользу Дмитрия Константиновича Суздальского.
Но все проходит, прошел и «тверской кризис», причем — обычная жутковатая усмешка истории — Михаилу, сыну Александра Михайловича Тверского, закрепиться в 1360-х на отчем столе помогла чума, выкосившая основных его соперников из тверского дома и почти всех московских князей. Воспользовавшись этим стечением обстоятельств, а равно и тем, что Москва и Суздаль были сильно заняты своей борьбой, Михаил Александрович сумел снова превратить своё княжество в серьезную силу. Основным козырем Твери в новой раздаче стал наличный опыт дипломатии, который и позволил, вмешавшись в своё время в «литовские» комбинации Семена Московского, добиться на редкость выгодного династического брака: в 1348 г. «князь литовськыи Олгордъ прислалъ свои послы къ князю великому Семену Ивановичи) бити челомъ и просити за себе свести княжи Семеновы княжны Ульяны княжи дчери Александровы Михаиловича Тферьскаго. И князь великий Семенъ Ивановичь, доложа Фегнаста митрополита, и выда свою свесть за Олгорда князя Литовьскаго» [ПСРЛ. Т. 15, вып. 1, стлб. 59; т. 18. С. 96–97; Приселков М. Д.Троицкая летопись: Реконструкция текста. М.-Л., 1950. С. 370].