Страница 13 из 56
Черт бы их побрал, ненасытных тварей, устало думал Машкин. День выдался тяжелым — мотался на дерево-обделочный комбинат, заказывал окна с арочными верхушками, потом ездил в офис фирмы, занимающейся каминами. Лечь бы, поспать, но посчитал неудобным. Хозяйка может заглянуть в спаленку и обидеться на пренебрежительное отношение «раба». Вот и приходится в полудреме выслушивать шум от сексуальных упражнений и страшные рассуждения по поводу близкой смерти «благодетеля».
— Говоришь, год, — возобновил беседу Михаил. — Долгонько! Вот так и жизнь проходит… по вагончикам да гостиницам…
Неожиданно недавно мурлыкающая кошечка превратилась в тигрицу.
— На что ты намекаешь, кобель? Хочешь подтолкнуть меня на убийство? Яду в питье подсыпать либо киллера нанять, да?… Уволь, дорогой е…ь, не способна на такую мерзость. Отрастить рога — пожалуйста, накричать, оскорбить — ради Бога… Понял? А если не дошло — выметывайся! До станции — пешочком, ножками, а там — на электричке! Не бойся, плакать не стану, таких, как ты, козлов, хватает. Ходят вокруг, принюхиваются!
Вот это выдала! Федор Иванович удивился — не ожидал от хозяйки такой прыти. Непредсказуемая женщина: то ласкается, мурлычет, то закидывает комьями грязи, то жалеет болящего супруга, то радуется близкой его смерти.
— Что ты, Любонька, я не подумал… Просто надоело таиться от окружающих, хочется жить семейно… А ты — убийство, отравление…
Голос любовника — растерянный, извинительный. Либо крепко любит банкиршу, либо рассчитывает на будущее богатство. Трудно сказать, как реагирует на эти бормотания женщина, а вот Машкин не верит и не жалеет. Уверен — мечтает детектив о смерти соперника, вот и потихоньку-полегоньку настраивает подругу на нужный ему лад.
Кажется, и Любовь Трофимовна тоже не поверила. Сделалась помягче, но не рычит и не мурлычит. В голосе — усталость и безнадежность.
— Ладно, замнем… пока. Услышу еще раз — расстанемся…
В одинадцать вечера гости уехали…
На следующий день неожиданно нагрянул сам хозяин. И не один — в сопровождении двух вылощенных мужиков. Видимо, таких же, как и он, финансовых воротил. Каждый — на своей машине, со своими телохранителями.
Увидев иномарки, въезжающие в предупредительно открытые охранником ворота, Машкин оставил в покое каменщика-бракодела и поспешно сбежал вниз.
С одной стороны, хорошо бы сделать вид — не заметил, увлечен делом, лишний раз продемонстрировать усердие, но с другой — сработала привычка встречать начальство, угодливо кланяться, изображая собачью радость. Угодничество ценилось и продолжает цениться во все времена — и феодализма, и капитализма, и социализма. Должно сработать и в век реформ, ведущих в непонятное общество, с непонятным названием и содержанием. Не то капитало-социалистическое, не то социало-капиталистическое, пока — не ясно.
— Рекомендую — мой прораб, — по обыкновению не здороваясь, представил Машкина банкир, когда тот подбежал к машинам. Словечко «мой» больно царапнуло не успевшее еще приспособиться к «реформам» самолюбие инженера. — Опытный и знающий специалист, раньше работал в министерстве, там им были довольны, ценили, награждали…
Хозяин расхваливает новое свое приобретение. Ничего необычного и интересного. Гости благодушно кивают, завистливо улыбаются. Многозначительно переглядываются. Хват этот хитрый Басов, всех переплюнул!
Машкин чувствовал себя манекеном, на которого примеряют одежду, как минимум, большую на два-три размера. Но не обижался — светился благодарной улыбочкой, стеснительно клонил лысую голову. Будто подставлял ее под лавровый венец.
Наконец, банкир завершил представление и обратился к прорабу.
— Показывайте, что успели сделать, — не оборачиваясь, бросил он через плечо.
Земля вокруг копана-перекопана — близко не подойти. В промежутках между отвалами складированы железобетонные конструкции, столярка, пиломатериал, растворные ящики. Трудолюбиво покачивает стрелой кран. Матерятся работяги. Грохочет растворомешалка, выплевывая в ящик мокрую смесь песка и цемента.
Короче, обстановка любой стройки. От государственной до частной.
Подойти к стенам — испачкаться в грязи и в растворе, порвать импортные пиджаки и модные, удлиненные плащи. Наслушаться бескультурных матюгов. Либо — не дай Бог — свалится на голову кирпичина или многокилограмовый «брусок» перемычки. Поэтому бизнесмены издали осмотрели территорию. Вежливо похвалили размах, притворно поудивлялись размерам здания, поинтересовались этажностью и будущими удобствами.
Особую активность проявил сухопарый мужчина в золотых очках, за которыми прятались злые, завистливые глаза. Узнав, что еще не организована устойчивая телефонная связь с Москвой, торжествующе вскинул, такую же, как у Машкина, плешивую голову.
— Явная недоработочка, Альфред. В наше время без связи не обойтись. Даже в самом начале строительства. Вдруг — пожар, или несчастный случай с тем же каменщиком? Ни пожарников не вызовешь, ни скорую помощь не пригласишь…
— Это — сделаем, — отмахнулся Басов. — Завтра же поручу заняться своему связисту. Есть у меня классный специалист, на все руки мастер: что по электрике, что по связи, что по компьютерам.
Откровенное хвастовство: в Сервизбанке — самые лучшие специалисты, самые надежные работники. Золотоочкастый метнул на Басова такой злобный взгляд, что Федор Иванович вздрогнул. Точно так, как и при подслушанном разговоре между хозяйкой и ее любовником.
Всеобщая ненависть, круто замешанная на зависти, стремлении перехватить лакомый кусок. Вот только толстый весельчак, похоже, — мужик не завистливый. Откровенно поздравляет коллегу с удачным вложением капитала, посмеивается над злобными оскалами сухопарого финансиста.
Впрочем, Машкин не считал себя проницательным психологом, способным оценивать истинные черты человеческих характеров по улыбкам и змеинному шипению. Жена твердит: простак, глупец, тебя обводят вокруг пальца, а ты все краснеешь да лыбишься…
Скорей всего, Татьяна права. Чиновничья жизнь приучила Федора Ивановича к осторожности. Прежде, чем сделать очередной шаг — проверь место, куда поставишь ногу. Вдруг — болото, или коварный камень, о который можно споткнуться. Это не трусость, недостойная настоящего мужчины, — осмотрительность. А вот разбираться в характерах окружающих его людей инженер-чиновник так и не научился. И это приносило ему немало неприятностей.
В министерских кулуарах Машкина считали молчуном и вообще — недалеким человеком. Кажется, такого же мнения придерживается и банкирша… Ради Бога, пусть считают, брань на вороту не виснет — извечная народная мудрость. Зато молчун и глупец чаще остальных получал премии и надбавки, его хвалили и повышали, дай-то Бог, и в реформируемой России проживет, приспособится.
Вот и сейчас он предпочел ограничиваться минимумом слов — ровно столько, столько ожидает от него хозяин. Не больше и не меньше. Похоже, Басов доволен поведением прораба — не улыбается, но и не гневается.
После осмотра территории посетители навестили прорабку и выслушали подробное описание будущего дворца. Машкин, как заправский экскурсовод, оперировал специальной указкой, совмещенной с красным фломастером, которым отчеркивал впечатляющие цифры площадей залов и комнат, их размеры по длине, ширине и высоте. Встретив ободряющий взгляд хозяина, упомянул о причудливой лепнине на потолках, о новомодных пластиковых окнах и дверях, о встроенных шкафах и подвешенных ажурных антресолях. Отдельно, после многозначительной паузы, ввернул фразочку по поводу заказанных скульптурных фигур и деталей интерьера огромной оранжереи.
— Да, развернулся ты, Альфред, по настоящему. — пережевая слова сухими губами, невнятно выразил одобрение сухопарый. — Ничего не могу сказать… Правда, биллиардную я бы расширил — Федосов между столами не протиснется, — кивнул он на толстяка с багровым, отечным лицом. — Он легко протискивается, когда нужно захапать очередное выгодное дельце…
Толстяк низко наклонил голову. Будто приготовился боднуть конкурента седым ежиком.