Я — Оззи

Тони жаловался, что целыми днями пропадает в студии, а на самом деле, имел в виду, что у него нет никакой личной жизни. Вроде бы так, но, с другой стороны, он обожал торчать в студии, даже сам занялся продюсированием альбомов. Лично я терпеть не мог сидеть ровно на заднице, покуривая сигареты, слушать до бесконечности один и тот же трехсекундный отрывок гитарного соло. И до сих пор не переношу. Меня это раздражает. Сделав все, что от меня требуется, я выхожу на свежий воздух. Благодаря тому, что в 70-х техника сделала большой шаг вперед, у Тони всегда было искушение добавить кусочек, потом еще один, и еще один. В этом смысле, он так просто не сдавался. И ему хватало терпения. Никто с ним не спорил, потому что, неофициально, он был лидером группы.

Гизера тоже все достало, его раздражало то, что я морочу ему голову текстами. А что мне оставалось делать, ведь парень был гением. Припоминаю, когда мы были в «Morgan Studios», он взял выходной и поехал к себе в деревню. Звоню к нему и говорю:

— Послушай, Гизер. Мне нужно несколько слов к «Spiral Architect».

Он немного поворчал, попросил перезвонить через час и положил трубку.

Перезваниваю. Гизер говорит:

— У тебя есть чем писать? Хорошо, тогда записывай:

А я ему в ответ:

— Гизер, ты что, читаешь из книжки?

Не мог в это поверить. Парень писал шедевры быстрее, чем я читал предложение.

— Так держать! — говорю я. — И к пяти вечера закончим, на хер, весь альбом!

Одной из причин трений между нами стало то, что мы «поймали звездочку», возомнили себя великими звездами рока.

В то время, подобное случалось со многими группами. Например, когда мы принимали участие в Cal Jam Festival на территории Ontario Motor Speedway в 1974 году, за кулисами все сходили с ума по-своему. «Если у них есть пинбол, мы тоже хотим пинбол. Если у них есть квадрофоническая система, нам тоже нужна квадрофоническая система». Люди возомнили себя богами. Да и сам фестиваль был проведен с небывалым размахом: около 250 тысяч фанов, выступления в прямом эфире передают FM-радиостанции и телесеть Эй-Би-Си. Рок-н-ролл никогда не делали с таким размахом. Нужно было видеть выступление Эмерсона, Лэйка и Палмера. Посреди концерта, Кейт Эмерсон играл соло на рояле, который поднимался над сценой и начинал вращаться.

Мы тоже неплохо там зажгли.

Давненько мы не играли живьем и решили порепетировать в гостиничном номере без усилителей. На следующий день прилетели на площадку вертолетом, потому что все дороги были забиты. А потом пронеслись по сцене как ураган. Я щеголял в ботинках лунного цвета и желтых лосинах.

А вот парням из «Deep Purple» этот фестиваль был не в масть. Ричи Блэкмор ненавидел телевизионные камеры — говорил, что они отгораживают его от публики — ну, и через несколько песен, заехал грифом гитары прямо в объектив одной из них и поджег усилитель. Началась заварушка, группе пришлось быстренько сваливать на вертолете, пожарные уже были на хвосте. Эй-Би-Си тоже разозлилось не на шутку. Эти камеры стоили целое состояние. Помню, возвращался в Англию в одном самолете с Ричи. Какие номера тогда мочили! Я спрятал четыре грамма кокса в носках и должен был от него избавиться до приземления, пришлось раздавать его стюардессам. Через минуту мой товар конкретно их вставил. В определенный момент, моя еда сама поднялась в воздух. Вы можете представить себе подобное сегодня? Как вспомню, так вздрогну.

Другим безумством, которое приключилось со мной примерно в то время, было знакомство с Фрэнком Заппой в Чикаго, мы там давали концерт. Оказалось, что живем с ним в одном отеле. Мы все смотрели на Заппу с уважением, особенно Гизер, нам казалось, что этот паренек не с нашей планеты. Он только что выпустил, записанный в квадро альбом «Apostrophe(')» с композицией «Don't Eat the Yellow Snow». Классика, бля!

Во всяком случае, мы жили в одной гостинице и пересеклись с его музыкантами у барной стойки. А на следующий день пришла весть о том, что Фрэнк приглашает нас на вечеринку в честь Дня Независимости, которая должна состояться в тот же день в ближайшем ресторане.

Мы еле-еле дождались.

Ровно в восемь идем на встречу с Фрэнком. Входим в ресторан, а он сидит там за огромным столом, в окружении товарищей по группе. Знакомимся и начинается пьянка. Но происходит нечто странное, потому что парни из его команды ежеминутно подходят ко мне и говорят:

— У тебя не найдется немного снега? Только не говори Фрэнку, что я просил. Он не принимает. Ненавидит снег. Ну, так что, есть? Дорожки хватит, чтобы подзарядить аккумуляторы.

Я не хочу в это вмешиваться и говорю «не-а», хотя в кармане лежит внушительных размеров упаковочка.

Позже, в ожидании десерта, сижу рядом с Фрэнком, а тут из кухни два официанта выкатывают огромный торт. Весь ресторан притих. Вы бы видели этот торт! Он был выполнен в форме голой бабы с большими, покрытыми мороженым сиськами, к тому же она лежала, широко расставив ноги. Но самым безбашенным было то, что в середину был вмонтирован маленький насос и шампанское било из её промежности ключом. В помещении можно было услышать звук падающей булавки, пока группа не начала петь «America the Beautiful». Потом, каждый должен был выпить бокал шампанского, начиная с Фрэнка.

Когда пришла моя очередь, я делаю большой глоток и, скривив физиономию, констатирую:

— Фе, на вкус как моча!

Все подумали, что это шутка.

Вдруг Фрэнк наклоняется ко мне и шепчет на ухо:

— У тебя не найдется немного снегу? Не для меня, для моего охранника.

— Что, серьезно?

— Конечно, только парням — ни слова. Они не употребляют.

Несколько лет спустя я встретил Фрэнка после его выступления в «Birmingham Odeon». Концерт закончился и он спрашивает:

— А в этом городе найдется местечко, где можно подкрепиться. А то меня поселили в «Holiday I

Я ему в ответ:

— В такое время нам осталась только индийская кухня на Бристол-Стрит, но я не советую.

Фрэнк пожимает плечами:

— А, сойдет! Пошли!

Ну, мы все вместе идем в эту сомнительную индийскую забегаловку — я, Фрэнк, Телма и какая-то японская телочка, с которой Заппа тогда встречался. Советую ему ни при каких обстоятельствах не заказывать из меню стейк. Он кивает головой, минуту изучает меню и, в конце концов, заказывает стейк. Когда его принесли, я уселся поближе и стал наблюдать, как он с ним справится.

— Как старый ботинок, правда?

— Не скажи! — отвечает Фрэнк и вытирает губы салфеткой. — Скорее — как новый.

В середине 70-х все изменилось, если речь идет о «Black Sabbath». Раньше мы всегда держались вместе. Когда приезжали на концерт в новый город, ходили по улицам как маленькая банда: шатались по пивным и клубам, кадрили телок, бухали. Но, со временем, начали видеться все реже и реже. Когда мы с Биллом колесили по автострадам, скажем, Тони и Гизер для нас не существовали. Но, в конце концов, и мы начали отдаляться друг от друга. Я был шумным подонком, который постоянно хотел устраивать вечеринки, таскать телок к себе в комнату и предаваться всевозможным формам разврата, тогда как Билл предпочитал остаться в кровати и поспать.

После всех этих гастролей, мы просто не переносили друг друга. А коль скоро не проводили времени вместе, в наших головах начали роиться проблемы и мы перестали общаться.

Как-то вдруг все развалилось. Во-первых, издательские права на большинство наших песен были проданы фирме «Essex Music» «в постоянное пользование», что на людском языке означало — навсегда.

Были также и другие признаки беды. Например, обанкротился банк «London and County». Я не знаю, что там приключилось — я же не финансовый мозг страны — но помню точно, что мне пришлось продать право собственности на землю, которую я купил у фермера-трансвестита, в противном случае, лишился бы Bulrush Cottage. Если бы мы с Телмой не купили ее за свои деньги, то остались бы с голой жопой.