Тузы и шестерки

Действительно, ума палата, — вздохнул Денис даже с некоторым сожалением и бросил распечатку на заднее сиденье.

Бедняков. 19 мая

В ванной над хладным телом шаманил знакомый судмедэксперт с немилосердной фамилией Нарезайло.

Самоубийца, бледный до прозрачности, лежал в черной ванне, от которой все еще поднимался пар. Черной ванна была не от грязи, разумеется, просто вся сантехника у покойника была черного цвета — и ванна, и полочки-шкафчики, и плитка на полу и на стенах. Во второй половине санузла цветовая концепция сохранялась, только ролик туалетной бумаги вызывающе белел на стене.

— Чем резал-то? — по-свойски спросил Бедняков.

— Судя по глубине, ножом или опасной бритвой. — Нарезайло, ухватившись за большой палец, вытащил из воды руку и стеклянной палочкой раздвигал порезы на запястье и у локтя.

— Нашли?

— Нет, воду спустим, может, отыщется.

Нарезайло тихонько потянул за цепочку, обмотанную вокруг смесителя, другой ее конец терялся в бурой воде и, очевидно, был прикреплен к пробке. Вода зажурчала, устремляясь в сливное отверстие и медленно приоткрывая тело самоубийцы. Он был в футболке, джинсах и носках, домашние тапочки стояли рядом на коврике. Длинный — примерно метр восемьдесят, кавказский тип лица, тонкий нос с горбинкой, короткие черные волосы.

— Следы борьбы, ссадины, удавка на шее?

— У-у, — отрицательно качнул головой Нарезайло. — А вот и ножичек.

На дне лежал кривой кинжал с красивой инкрустированной ручкой. Нарезайло повертел его в руке:

— Острый.

— Тот самый?

— Не сомневайся.

— А время смерти?

— В общем, по состоянию тела я бы определил интервал с семнадцати до двадцати часов.

— А точнее?

— Сейчас у нас восемь двадцать, а прибыли мы в восемь, и он был уже абсолютно мертв. К сожалению, когда мы приехали, горячая вода продолжала течь, так что температура и динамика остывания нам не помогут…

Явились санитары из труповозки с носилками, а Бедняков побрел поглазеть на квартиру. Комнат было всего две. В гостиной уже заканчивали с отпечатками.

В спальне было пусто, черный итальянский гарнитур и на стене большой черный с красными маками ковер из тех, которые где-нибудь в шестидесятых годах можно было еще увидеть во дворцах пионеров или бракосочетаний, сохранившихся со времен тесной дружбы СССР с Китаем. Этот был, конечно, не таким старым, но вполне китайским, и на нем красовались сабли в дорогих, изукрашенных ножнах и несколько кинжалов. Очевидно, и кинжал, найденный в ванне, был отсюда.

Вернулся оперуполномоченный Стас Шаповалов, здоровенный мужик с чуть скошенным взглядом, и поделился сведениями, добытыми после блиц-опросов соседей.

— Короче, так, Толян. Покойник — Резник Семен Ильич, жилец из квартиры напротив его опознал. Тридцати двух лет, проживал один, жены нет, родственников нет, есть приходящая уборщица — бывает два раза в неделю. Пока все. Ты его знаешь, Толик?

— Резника?

— Ну.

Бедняков отрицательно покачал головой. Помолчали.

— Кстати… Дверь была открыта? — полюбопытствовал Бедняков.

— Шиш тебе с маслом. Закрыта изнутри на цепочку, перекусили плоскогубцами.

— Следов взлома, конечно, нет?

— Нет. Дверь не ломали, но сейф вскрыт.

Шаповалов потащил его в кабинет и театральным

жестом снял со стены картину — тонкий лунный серп на абсолютно черном фоне, — за которой обнаружился встроенный в стену сейф. Замок был довольно аккуратно высверлен.

— Смотри! Работал профессионал — никаких пальчиков, стружку тоже тщательно собрал.

Бедняков пошел изучать окна и балконную дверь. Все было закрыто изнутри на нормальные советские шпингалеты, да и затруднительно уходить таким образом: во-первых, шестой этаж, а во-вторых, наверняка было еще светло, и народу во дворе толпилось много.

— Стас, как же он звонил, проверили?

— Да это не он, компьютер звонил, — ответил Шаповалов. — Мы, как приехали, линию из модема выдернули, а то эта зараза продолжала по «ноль два» наяривать.

На экране компьютера светилось сообщение Windows: «Отсутствие соединения. Проверьте все соединения и восстановите связь».

А под ним — свернутый файл Word с многообещающим названием «Предсмертное письмо».

— Читали? — поинтересовался Бедняков.

— Нет, эксперты только-только с мышкой и «клавой» закончили — на предмет пальчиков.

Предсмертное письмо начиналось неоригинально: «Не могу больше жить». Зато содержало постскриптум: «См. файл d: dairymay.doc, пароль — Мария».

Файл нашли.

«9 мая. День Победы. Сегодня я убил Сергея Гарина. Убил впервые в жизни. Он, по-моему, так ничего и не понял. Пистолет спрятал в недостроенном бассейне на школьном дворе в нише справа от входа. Как я буду с этим жить, не знаю. Пробовал пить — не помогло. Что еще предпринять — не знаю. Наверное, стоило застрелиться прямо там же. Но он сам виноват. Кто его заставлял проводить эту дурацкую внезапную проверку?! Подождал бы два дня и был бы жив…»

— Да уж, весело, — вздохнул Шаповалов.

На этом файл обрывался, хотя сегодня было уже 19 мая. День рождения пионерской организации, совсем некстати вспомнилось Беднякову. В школе он в горн дудел. Неплохо получалось. Легкие развитые. Либо у Резника не было особой охоты обращаться к дневнику, либо остальные записи кто-то стер. Возможно, он сам. А возможно, он вообще не графомания, а писал от случая к случаю. Нужно было бы просмотреть остальные файлы, а их в указанном каталоге-календаре хранилось еще четыре — как раз по числу прошедших месяцев и с соответствующими названиями. Но все они, как и тот, который опер с участковым только что смотрели, были защищены паролем. Бедняков попробовал снова набрать «Мария» — ничего не вышло.

— Ладно, — махнул рукой Шаповалов, — в техотделе взломают.

Бедняков заглянул в программу, которая управляла модемом. Называлась она «Факс+». Сделана была в Питере. Среди множества всяких полезных функций предусматривалась и возможность отправления голосовых сообщений. Тут же в окошке и само сообщение: «Попытка самоубийства. Улица Дыбенко, дом 7, квартира 21».

Бедняков запустил воспроизведение, и неприятный механический голос повторил написанное.

Значит, голос идентифицировать нет необходимости, почерк сличать — тоже.

Бедняков еще немного поковырялся, обнаружил органайзер со списком телефонов и на всякий случай себе его распечатал. Кроме десятка номеров с названиями фирм и малопонятными аббревиатурами Резник хранил массу номеров знакомых дам, которые фигурировали исключительно под именами без фамилий. А когда некоторые повторялись, рядом с именем он проставлял номер: Марина-2 или Алина-3, Татьян у него значилось целых пять. Как он их не путал, оставалось загадкой.

Беднякову вдруг пришло в голову, что в качестве паролей для файлов Резник выбирал женские имена, начинающиеся на ту же букву, что и месяц, которому соответствовал файл. Май — Мария! Бедняков поэкспериментировал с январским, но имя Яна не подошло, а других на «я» Бедняков вспомнить не смог. Ярославна разве что?

Тоже не подошло.

— Что думаешь? — поинтересовался Шаповалов.

— В общем, картина вроде бы ясна.

— Да?

— Да.

— А мне ни хрена не ясна. Поделишься?

— Ну раз уж приехал, — пожал плечами Бедняков. — Значит, так. Впечатлительный Семен Ильич Резник, тридцати двух лет от роду, до мая сего года мухи не обидевший, присвоил энную сумму денег и, когда это обнаружилось, застрелил некоего Гарина, а после, под грузом вины, наложил на себя руки.

— Гениально, — оценил Шаповалов, предлагая ему сигарету.

Бедняков не отказался.

— Значит, все сходится? — продолжал опер. — А как же взломанный сейф, а как же письмо, написанное не от руки, а набранное на клавиатуре, которая не передает особенности почерка?

Бедняков снова пожал плечами.

— А звонки через модем, — продолжал Шаповалов, — который мог заработать хоть через сутки после смерти Резника?! А сообщение, произносимое нечеловеческим голосом? А затруднения с определением момента смерти?! Ты издеваешься?!