Заснувший детектив

— Джордж, давайте поговорим, — мягко сказал Денис. — Давайте, что ли, чаю попьем…

— Вы, наверно, близкий друг Бориса, — сказал Пенгертон, медленно приходя в себя, — если знаете, где у него что лежит. Я вот до сих пор питаюсь тем, что привез с собой. И чай не пью.

— Нет, вы ошибаетесь, я здесь впервые.

Они сели, Денис — в кресло, Пенгертон — на кровать, на которой валялась груда различных газет и журналов, очевидно, он пытался тут не терять форму.

Денис наконец смог внимательно рассмотреть Пенгертона. Огромные кисти рук, длиннющие ступни. Наверно, росту в нем — метр девяносто, никак не меньше. Да, конечно, это был тот самый, всеми искомый «похищенный» американец. Во-первых, в библиотеке Денис нашел многочисленные фотографии Пенгертона, появившиеся в прессе после его исчезновения, а во-вторых, простого взгляда на это худощавое, немного лошадиное лицо было достаточно, чтобы понять, что перед вами иностранец, сколько бы лет он ни прожил в России, и чистый русский выговор никого тут обмануть не мог. Было в нем что-то наивное, какое-то непреходящее выражение удивления, застывшее в серых глазах.

Чтобы разговорить Пенгертона, понадобилось немного времени, и хотя в общем и целом картина была ясна Денису и раньше, теперь она получила подтверждение со слов непосредственного участника событий. Пенгертон отсиживался на старой даче Ван-штейна. Вся история с похищением американца была от начала и до конца выдумкой. Ванштейн придумал и разыграл ее как по нотам. Якобы под давлением террористов он начнет печатать «чеченские дневники», а реально — им самим собранные документы.

Денис понял, что Ванштейн уже много времени сидел на отличном компромате, который жег ему одно место. С точки зрения современной журналистики это был прекрасный материал, просто бомба, но Ванштейн понимал, что, напечатай он все это, Кремль его сожрет, и тогда он придумал эту схему с похищением своего главного редактора, после чего он будет вынужден печатать то, что ему присылают.

Денис имел кое-какое представление о его биографии. Первоначальный капитал медиамагнат сколотил на порноиндустрии, удачно инвестировал средства и сказочно разбогател; став медиамагнатом, переключился на политическую порнографию. Ванштейн был неоднократно бит жизнью и властью, и теперь он даже мог себе позволить подкармливать правозащитников и оппозиционные партии и просто делать то, что ему нравилось.

Денис не осуждал издателя, но и не был его сторонником. Случилось так, что они кое о чем договорились, и теперь нужно было выполнять свою часть сделки. Денис сказал Ванштейну во время прогулки на тюремном дворе: «Грубо говоря, обладая вашей информацией, я освобожу этого журналиста, заработаю себе медаль и верну расположение органов, а взамен поведаю вам в эксклюзивном порядке, как все было в Ростове?» Ванштейн пусть своеобразно, но поведал ему о том, где скрывается Пенгертон. И кстати, перед тем как рассказать о своей чудесной даче, заметил: «Я рассчитываю на вашу скромность и… порядочность».

Выйдя из «Глории», уже на улице Голованов сказал Щербаку:

— Знаешь, все очень странно. Эта загадочная «Дина» действительно арендовала земельный участок в ближнем Подмосковье два с половиной месяца назад. Произошло это молниеносно, очевидно, что с помощью каких-то рычагов в мэрии, мой источник затрудняется даже предположить, кто был задействован. Он смог раскопать лишь, что «Дине» было предложено несколько вариантов на выбор, каковой пал на изрядный кусок земли в Николо-Архангельском районе, там, где он упирается в Салтыковский лесопарк, это на востоке от Москвы, примерно в…

Щербак, садясь за руль, кивнул: знаю, мол, расслабься.

— Причем там участок, который предлагали в аренду, оказался очень большой, даже не пять, а десять квадратных километров. Но это их устроило.

— Кого — их, твой источник не сказал?

— Нет… Стой, что ты делаешь, почему направо не сворачиваешь?!

— Нам нужно всего лишь с Кольцевой выехать на Носовихинское шоссе, — сказал Щербак. — А там как раз свернем на Салтыковскую. Так что доедем до кольца, а ты пока отдохни.

Когда они доехали до кольца, позвонил Агеев, он радостно сообщил:

— Сева, игра закончилась, «ЦСКА» выиграл!

— Я счастлив.

— Ты не. понял, я говорю, матч закончился, Астахов поцеловал сына и уехал. А жена осталась. В смысле — бывшая жена.

— Куда он уехал?!

— А я знаю? — на одесский манер ответил Филя.

— А какого черта тогда я послал тебя следить за ним?! — заорал Голованов так, что даже Щербак вздрогнул и крепче вцепился в баранку.

— А я что делаю? — обиделся Филя. — Он уехал, и я за ним.

— А, — успокаиваясь, сказал Голованов. — Прости, не понял. И где вы сейчас?

— Сам не разберу. Прём куда-то по Кольцевой. С севера Москвы — по часовой стрелке, так сказать. Прём как угорелые, между прочим. Он восемьдесят, я — восемьдесят, он сто, я — сто…

— Ты не очень-то увлекайся.

— А что делать? Ты же меня вертолетом пока что не снабдил… Вот это, кстати, мысль, — оживился Филя. — Неслабо было бы на вертушке наблюдение осуществлять, а?.. О, черт!!!

— Что такое, что там у тебя случилось? — забеспокоился Голованов.

— Астахова гаишники тормознули. В смысле — гибэдэдэшники… Ну и я стану за компанию. Как считаешь, лучше до поста остановиться или после?

— А ты на каком расстоянии его держишь?

— Все по хрестоматии — через две машины… Знаешь, пожалуй, проеду вперед подальше, тут все равно нет никаких ответвлений, так что деваться ему некуда.

— А вдруг гибэдэдэшники его заберут?

— Да не волнуйся ты, я вижу его в зеркало заднего вида… Ага… Так… Ну и дела. Ну и дела!!! Менты ему козыряют, и Астахов отъезжает. Он вообще кто?!

— Филипп, а он из машины выходил?

— Нет, ждал, пока мент сам подойдет, уверен в себе, гад. Ладно, до связи. — Агеев закончил разговор.

Ну и ну, подумал Голованов, да кто же он, в самом деле, такой, этот чертов Астахов?!

— Где они сейчас? — спросил Щербак.

— Где-то на Кольцевой. Говорит, едут по кольцевой стрелке с севера города.

— Вот так так! — оживился Щербак. — Думаешь, в Николо-Архангельский район?

— Ничего пока не думаю. Констатирую факт. Следи за дорогой.

Через час с лишним они добрались до Салтыковского лесопарка. Затормозили, огляделись. Лесной массив обрывался ровным треугольником, очевидно было, что это не дикая природа. Стали объезжать лесополосу по направлению к югу, и километров через десять появился указатель: «Николо-Архангельский район».

Тут снова позвонил Филя:

— Мы съехали с кольца и выехали на Носовихинское шоссе. Тут возможны несколько вариантов…

— Так, все ясно, — оборвал его Голованов. —

И — никаких вариантов. Отпускай Астахова, иначе засечет слежку. Мы уже тут, мимо не проедет. Встретим.

— Где вы?! — изумился Филя.

— Долго объяснять. Притормози и покемарь пока, я тебе перезвоню.

— Не, я тогда пожую лучше, у меня тормозок заначен, — поделился Филя. — Пирожки с капустой. Спать не буду, так что говори сразу, куда мне потом ехать…

Щербак съехал с дороги и остановил машину в высокой ржи. Ждать пришлось восемнадцать минут, они специально засекли время, спорили: Сева говорил, что ждать придется двадцать пять, Николай — что двадцать.

«Опель» стремительно пронесся мимо. Сыщики проводили его взглядами.

— Сева, машин-то больше нет, — заметил Щербак. — Что делать будем? Астахов же не идиот, поймет, что к чему.

— Отпустим его на пару километров и двинем следом. Он же нас раньше не видел, так что, если даже Филю засек, сразу наверняка не сообразит, за ним мы движемся или нет.

— Если он Фильку засек, — возразил Щербак, заводя машину, — то он догадается, что Филька нам его передал. Он ведь даже больше чем не идиот, он — армейский разведчик, ты забыл?

Тем не менее они все же поехали вслед за «опелем» на расстоянии в километр-полтора. «Опель» Голованов на ровных участках дороги разглядывал в бинокль.