Страница 105 из 107
Сначала Сюзи пришлось попотеть, но через некоторое время она уже перемещалась из мира в мир, как настоящий профессионал.
— Мне здесь нравится, — сказала она в первое утро, когда появилась у меня на лугу.
Она вежливо остановилась на самом краешке и несколько раз кашлянула, ожидая, пока я ее приглашу.
Я улыбнулась и поманила ее к себе.
— Да, — подтвердила я, когда она присела на край моей постели. — Тут никогда не надоедает.
Мы с Кристи теперь общаемся как брат и сестра. Теперь он не ставит меня на пьедестал, а я стараюсь держаться с ним проще и откровеннее и не чувствовать себя его маленькой тенью. И все же есть вещи, которые я никогда ему не скажу. Например, имя Гэлфреи. В этом смысле я совершенно согласна с Джорди: когда речь идет о волшебниках и волшебницах, имя — это все. Так обстоят дела в Пограничных Мирах, и в Других Мирах тоже. Доверить кому-нибудь свое имя — это подарок, это все равно что сказать: «Я тебе доверяю».
Как я узнала ее имя? Это другая, длинная история, в которой присутствуют виски и Макси — взрывоопасная смесь, и сейчас не время ее рассказывать. Хорошенького понемножку, как говорит Мамбо.
Итак, как я уже сказала, стараюсь поближе сойтись с Кристи. Мы даже устраивали нечто вроде семейных обедов — Кристи, Саския, Джорди и я. Мне они понравились больше, чем я ожидала. Не было этого тягостного напряжения, когда разговор не клеится. Мы просто сидим и болтаем, поглощая какое-нибудь новое вкусное блюдо, изобретенное Джорди и Саскией. Ни я, ни Кристи не способны ни на что большее, чем вскипятить воду или поджарить тост. Правда, из нас получается неплохая команда посудомоек.
Когда Боджо в городе, я частенько захожу к Холли и разговариваю с ним, хотя большую часть времени общаюсь с Диком. Мы с ним сидим за полночь, когда все остальные уже спят, и беседуем о каких-нибудь старых книгах. Его очень радует, что я знакома с большей частью персонажей, которые начали свою жизнь на страницах этих забытых почти всеми историй. Думаю, мне удастся убедить Дика отправиться со мной на следующую вечеринку в Хинтерленд. А это целое событие для домового-домоседа.
И для других тоже…
Джексона я больше не видела. Думаю, если он меня вспомнит, это только создаст ему новые проблемы. Это нарушит его безмятежную жизнь.
Для некоторых людей ничего страшного в этом не было бы, но Джексон производит на меня впечатление человека, который хотел бы вести жизнь упорядоченную и спокойную, а знакомство со мной как раз внесло бы в его существование элементы хаоса. Вспомните, что произошло с Саскией, стоило ей посидеть со мной в кафе.
С другими создателями «Вордвуда» я даже не встречалась, но Холли говорит, что с ними и с Раулем все нормально. Я спросила ее, не получал ли кто из них вестей от Аарона, но они даже не поняли, кто это такой, и, кроме того, никто из них больше не имел никаких дел с этим сайтом. Когда Холли попробовала выяснить у них почему, вразумительного ответа никто не дал, а она не настаивала.
Мне понравился Рауль, может быть, именно потому, что он голубой. Он смотрел на меня как на индивидуальность, а не оценивал мою привлекательность, как большинство мужчин. Просто удивительно, каким облегчением может быть отсутствие сексуальной энергии в этом перегруженном ею мире, где даже детские мультфильмы, кажется, рекламируют секс. Хотя должна признаться, что не согласилась бы отказаться от него надолго. И вовсе не воспринимаю Рауля как образец целомудрия. Просто у него другая ориентация. Впрочем, если бы я была мужчиной, он, возможно, смотрел бы на меня совсем иначе.
Единственным человеком, которого я никогда не встречала до того, как началась вся эта история с Вордвудом, был Роберт Лонни. Но Кристи и Джорди так много о нем говорили, что я, где бы ни была — в Пограничных Мирах или просто шатаясь по городу, — все пыталась поймать эту его музыку.
— Ты ее сразу узнаешь, когда услышишь, — говорит Кристи, когда я прошу его описать мне ее. — Поверь мне.
Он прав.
Однажды вечером на Пальм-стрит прохожу мимо бара и слышу блюз. Вещь знакомая, но никогда раньше не слышала, чтобы ее так исполняли. Я сразу понимаю, кто это, и застываю на месте. Заведение уже несколько часов как закрыто. Внутри темно, и дверь заперта (как будто это может меня остановить!). Привлеченная музыкой, я делаю шаг в Пограничные Миры, потом обратно в этот мир и в результате этого несложного перемещения оказываюсь внутри.
Гитара немедленно смолкает.
Я вижу красивого чернокожего человека, сидящего за столиком. У него гитара на коленях и большой револьвер в руке. Дуло нацелено прямо на меня. Мы несколько долгих мгновений смотрим друг на друга, потом он наконец опускает руку и кладет оружие на стол.
— Либо они теперь делают ищеек очень хорошенькими, специально чтобы нам было труднее сопротивляться, — говорит он, снова начиная перебирать струны гитары, — либо у вас есть какие-то другие причины, чтобы пробраться сюда ночью.
— Могу я сесть? — спрашиваю я.
Он улыбается:
— Я не знаю. А правда, можете ли?
Я не поправляю себя и не спрашиваю: «Можно мне сесть?» Просто воспринимаю его улыбку как знак согласия, вытаскиваю стул из-под ближайшего стола и сажусь за его столик.
— Я дружу с Кристи и Джорди, — говорю я. — Я им как сестра.
Он приподнимает бровь, и его указательный палец цепляет басовую струну. Это звучит как удивленный вопрос.
— Как кто? — спрашивает он.
— Я — тень Кристи.
— По-моему, вы вполне реальны.
Я пожимаю плечами:
— Он отбросил меня довольно давно, когда мне было всего семь.
— И как вы себя чувствуете в связи с этим?
— Не знаю. Большую часть времени я об этом даже не задумывалась, но в последнее время… — Я еще раз пожимаю плечами. — Даже не знаю.
Роберт медленно кивает.
— Я знавал несколько теней, — говорит он. — Первая, которая приходит на ум, была тенью одного типа, который закончил на виселице за то, что убил бог знает сколько людей. В мои времена его просто линчевали бы.
— Кто же это был?
— Самая преступная мать из всех, каких я имел несчастье знать.
— Я имею в виду тень, — говорю я.
— Я про нее и говорю.
— Но…
— Вы ведь не думаете, в самом деле, что навсегда связаны с тем, кто вас отбросил, не так ли? Что вы всегда должны оставаться его полной противоположностью?
Тот же аргумент я использовала, беседуя с Кристи. Однако теперь, когда он исходил от третьего лица, у него как будто прибавилось веса.
— Нет, конечно.
Он кивает:
— Из моего скромного опыта следует, что тени управляются со своей жизнью не хуже тех людей, которые их отбросили, и даже лучше, чем думают многие — те, кто очень любит приплетать генетику, когда запутывается в жизни.
— Я бы предпочла считать, что не все для меня было предопределено заранее.
— Каждый сам выбирает себе дорогу в этом мире, — говорит он.
И замолкает. По крайней мере, перестает говорить. Его пальцы извлекают волшебство из старой гитары, а я просто сижу и слушаю, пока утро не начинает стучаться в окна бара.
Одно не дает мне покоя: Аарон в Вордвуде.
Чем он там занят?
Я понимаю, что нехорошо мне быть такой любопытной, — ведь на его месте могла быть я сама. Точнее, должна была быть. Но в этом любопытстве присутствует изрядная доля искреннего беспокойства, потому что тот Аарон, которого я успела узнать, совсем не походил на Аарона, которого знали Саския и все остальные.
Кристи считает, что с Аароном произошла метаморфоза. Он думает, что она связана с Сюзи, что ей каким-то образом удалось проникнуть в глубины его души, куда никто раньше не проникал. Что лишь одного ее примера оказалось достаточно, чтобы он изменил свою жизнь и свое отношение к людям. Что ее появление в его жизни стало настоящим благословением, хотя мы ни в коей мере не вправе умалять его собственные старания исправиться.