Калейдоскоп

«А хлеб? — пронеслось в голове. — И запить бы». На столе тут же появился каравай, а потом нож, стакан и кувшин.

Значит, так?

Прожевав, я распорядился:

— Пыль-то убрал бы, хозяин!

В комнате стало заметно чище.

— Так-то лучше.

В ответ донёсся вздох. Отовсюду, словно все камни шевельнулись одновременно. Почему-то я сразу понял, что мои желания выполняют не какие-то невидимки, а сам Замок. Не зря всегда казалось, что он живой…

Поев, я снова прошел по лестницам и коридорам. Теперь в столовой горел камин. Я сел в кресло.

Нужно что-то делать, но что? Идеи не появлялись. Я просил Замок: «Открой двери!», но он не послушался. Стало ясно, кто тут хозяин. Но это не пугало — я поверил, что Замок желает добра, и если не выпускает, значит, так надо.

Да и не это волновало в первую очередь. Мучил вопрос: специально Маркус выстрелил в меня или попал случайно. Но как решить его?

Вдруг вспомнилось, как на этом самом месте ссорились Урана и Маркус. Интересно, что между ними произошло?

В ответ моей беззвучной просьбе зашевелились тени. Из них соткались две призрачные фигуры.

Маркус и Урана.

— Ты? — возмущенно пошипела Урана вместо приветствия. — Что ты здесь делаешь?

— Нахожусь в изгнании, — ядовито ответил Маркус.

— Какая наглость! Ты не потрудился даже сменить имя! Про внешность я уже не говорю!

— Имя и внешность меняют преступники, чтобы скрыться, — холодно отозвался Маркус. — А меня уже осудили.

— Совет запретил тебе заниматься магией!

— Я помню. И, к слову, всё остальное тоже не забыл.

Кажется, Урана растерялась:

— Ты угрожаешь мне?

— Что ты, — криво усмехнулся Маркус. — Кто я такой, чтобы угрожать магу девятой ступени? Бродяга, лишенный имущества, ученого звания, и единственного человека, с которым можно было поговорить?

— Ты сам виноват в этом. Твои бесчеловечные эксперименты…

— Перестань. Ты ничего не знаешь о моих экспериментах. Вы все ничего не знаете. И не хотите знать.

— Мы знаем многое. Достаточно того, что ты…

— Кому достаточно? — с горечью перебил Маркус. — Тебе? Или Совету?

Урана помолчала, кусая губы. Потом мрачно заявила:

— Если я узнаю, что ты появился здесь потому, что имеешь виды на этого мальчика…

— Ты тут же побежишь жаловаться в Совет.

— Мне не нужен Совет, чтобы расправиться с тобой! — вспыхнула Урана.

— Конечно, — скривился Маркус. — Мне ведь запрещено применять магию, правда? Даже для самообороны!

Урана возмущенно задохнулась:

— Ты… Да ты…

И тут появилась третья тень. Я.

— Что тут происходит? — жалобно спросил он-я.

Какой смешной. Волосы топорщатся, глаза круглые.

— Ничего, — ответила Урана, неискренне улыбаясь.

Видение пропало.

Я забрался с ногами в кресло и задумался.

Значит, Маркус всё-таки маг? За что его осудил Совет? Что за бесчеловечные эксперименты? Может быть, в истории магии что-то написано? Книга должна лежать у меня в комнате, на столе. Я вскочил… И снова рухнул в кресло.

Я вспомнил сон. Длинный, подробный, в котором я родился в большом городе, и жил в огромном доме, с мамой и сестрой. Слова из того мира закружились в хороводе: асфальт, выборы, компьютер, родительское собрание, мобильник, участковый врач, велосипед…

Другая жизнь пронеслась перед глазами с такими подробностями, словно сном был Замок. Сейчас я не мог сказать, какая из этих историй — настоящая. Вспомнились имена одноклассников, и соседей по двору, и даже диагноз, который поставил врач. Я с ужасом понял, что не помню, как зовут мальчишек из деревни.

Но это ещё не все. Сквозь эти воспоминания пробивалось третье. Сначала несмело, а затем — все сильнее и сильнее. Третья история, третья жизнь. Там у меня снова была сестра, но жили мы в деревне, очень похожей на ту, где я играл с мальчишками. И почему-то казалось, что ответ на все вопросы — там, в деревне. Этот мир показался самым нужным. Он тянул к себе как магнит. Перед закрытыми глазами появился дом с черепичной крышей, а в нём — словно маленькая звездочка. Там кто-то думает обо мне.

Я перестал сопротивляться. Замок померк, запели птицы, в лицо дохнуло свежестью и прохладой. Где-то далеко закричал петух. Но, кажется, какая-то часть меня всё-таки осталась в Замке. Та, что не отражалась в зеркале.

Хорошо, что в Замок никто не может войти. Вот бы испугался бедняга, увидев привидение!

Глава 3. Седой лес

Пузырёк

В середине декабря вода ушла из Мельничного пруда. На месте большого озера осталось болото под хрустящей ледяной крышей. То тут, то там она с грохотом и плеском обрушивалась. Наверное, Пузырёк проснулся от этого шума. Он подбежал к маме, шлёпая босыми ступнями, и схватился за край её одеяла.

— Мы замёрзнем!

— Это не страшно, — прошептала мама. — Случалось так, что водяные замерзали.

— Вода и раньше уходила из пруда?

— Из нашего — нет, — так же тихо отозвалась мама. Она даже глаза не открыла, разговаривала, словно сквозь сон. — В других местах водяники замерзали, превращались в лёд. А весной они просыпались, оживали…

Пузырёк представил себя замёрзшим. Прозрачным, ледяным. Весной лёд лопается, разлетается на куски.

— Не хочу! — со слезами крикнул Пузырёк. — Почему ушла вода?

— Не знаю. Что-то случилось осенью. Ты уже спал… Мельница затряслась, закрутились жернова. Потом всё стихло. Наверное, плотина не выдержала.

— Нужно найти трещину и заделать!

— Весной. Обязательно. А сейчас — ложись.

— Так вся вода уйдёт!

— Нам хватит. Спи.

— Мне холодно! — заплакал Пузырёк.

Блёстка захныкала, словно в ответ, но не проснулась. Пузырек потянул маму за руку:

— Давай разведём огонь!

— Что ты, — мама открыла глаза и села. — Огонь для нас куда страшнее, чем холод. Ты не представляешь, как это трудно — всё время быть рядом с кусачими алыми угольями, кормить их день за днём.

— Пусть.

— Нельзя, маленький мой.

— А что делать? Я не хочу замерзать!

Мама вздохнула:

— Помнишь омуты у горелого вяза?

— Помню.

— Они вряд ли промерзнут до дна. Иди туда, перезимуешь. А нам с Блёсткой не дойти, мала она ещё. Тут останемся.

— Как же я один?

— Ты уже большой.

Пузырёк вытер слёзы. Большие не плачут. Мама улыбнулась и добавила:

— Сперва проберись на мельницу. Только будь осторожен. Если учуешь кого чужого, беги со всех ног. Да мельнику на глаза не показывайся, особенно детям его, житья не дадут. Пока не рассвело, поищи там тёплые шкуры.

— Человечьи шкуры?!

— Нет, что ты, — тихонько засмеялась мама. — Те, что люди делают из шкур зверей.

Пузырек обнял маму, осторожно коснулся ладонью затылка сестренки. Её мягкие волосы пощекотали ему перепонки между пальцами.

— До весны, — прошептал он.

Ох, как не по себе Пузырьку в человечьем доме! Всё чужое, непонятное, неправильное. Пузырёк быстро нашел подходящую шкуру — она висела в маленькой комнатке без окон. Сперва водяной запутался в одёжке, но потом руки сами куда-то нырнули, а края шкуры сошлись. Стало тепло. Теперь нужно уходить, но мельница тянула к себе. Когда ещё мама разрешит так близко подобраться к человечьему жилью!

Просторное жилище, с необычными запахами, шорохами в стенах, и пугало, и завораживало. А ещё казалось, что со всех сторон за незваным гостем следят невидимые существа. Пузырёк осторожно, чтобы не скрипнула, потянул дверь… И увидел мертвецов. Они сидели за столом, всей семьёй — распухшие, посиневшие, страшные. В нос ударил отвратительный удушливый запах.

Пузырек выпустил дверь из ослабевших пальцев, и она с грохотом закрылась. От этого удара водяной пришёл в себя, и, путаясь в длинной шкуре, рванул в лес. Подальше от мельницы! Остановился, только когда понял, что вокруг совсем незнакомые места, а грудь разрывается от сухого холодного воздуха.