Страница 46 из 70
Эдик! Адемола у меня заболел. Малярия, должно быть. Не знаю, что с ним делать. Оставлять неохота…
— Ладно! — отозвался сидящий за рулем Попцов. — Так и быть, посмотрю!
— Когда? Ведь завтра уходим.
— Перед уходом. Ты что думаешь, мы с Лаурой не приедем вас провожать?
На судно Павел отправился с зарей, а он, Гурьев, задержался по отходным делам в компании — куча бумаг на оформление.
Несмотря на праздничные дни, у ворот толпились плечистые парии в замызганных рубахах. Привела их сюда надежда получить временную работу, хотя бы на несколько часов — на разгрузке. Один из них шагнул к Гурьеву:
— Капитан, возьми на судно! Не пожалеешь.
Подскочили и другие:
— И меня!
— И меня!
Им не до праздников!
У проходной мелькали белые каски военной полиции. У полицейских были автоматы — значит, дело серьезно! Каждую выезжающую из порта машину тщательно обыскивали, документы у проходящих проверяли особенно придирчиво.
Вахтеры в проходной Гурьева знают давно. Обычно никакого пропуска и не требуют, только улыбнутся: «Привет, капитан!» А на этот раз к пропуску потянулся полицейский офицер в массивной фуражке с золотой кокардой, долго вертел в руках, вглядывался в фотокарточку, сравнивал ее со стоящим перед ним оригиналом, бдительно щурил глаз.
— Это капитан «Марины», — не выдержал вахтер. — Свой.
Офицер с недовольной миной вернул Гурьеву пропуск, ворчливо пробасил:
— Для полиции своих нет. Все чужие.
У ближайшего причала рыбного порта выделялась среди траулеров своими размерами «Тропикана», рефрижераторное судно. Вчера его здесь не было — ночью пришло. Хорошо подгадали — как раз к праздникам! Возле судна стояла вереница грузовиков. Разгрузка шла полным ходом. Понятно: торопятся пустить рыбу в продажу в канун рождества. Рыба у обитателей этого берега продукт уважаемый, а океан они величают Кормильцем. Нельзя равнодушно смотреть на то, как африканцы разгружают рыбу. В трюмах «Тропиканы» занимаются этим специальные рабочие. Должно быть, только они во всей тропической Африке и знают, что такое настоящий мороз. В трюме температура сибирская — около двадцати. Грузчикам приходится натягивать на себя куртки, одеяла, голову обматывать платками — зимних шапок здесь не достанешь, понятно, не отыщешь и валенки, поэтому на ногах у них резиновые сапоги, в которые засунуты тощие, гуталинной черноты ноги в обмотках из тряпок. Рабочие грузят картонные ящики-блоки с замороженной рыбой — на деревянную платформу, опущенную на тросах на дно трюма. Эту платформу корабельная стрела вытягивает наверх, проносит над палубами, осторожно спускает за борт на причал, где стоят грузовики. Рабочие на грузовиках принимают с судна ящики — осторожно, будто они стеклянные, аккуратно складывают в штабеля. И все это происходит на глазах множества зрителей, сбежавшихся со всех концов порта. Еще бы! Рыбу разгружают!
И радуешься, глядя на разгрузочное торжество. Скольких людей накормит «Тропикана» сегодня! Значит, не зря тянулись дни в тяжком, тягучем океанском зное, когда судно словно прилипает к воде, как муха к меду.
У трапа «Тропиканы», закинув руки за спины, стояли трое парней из военной полиции. И здесь пришлось Гурьеву доказывать, что он «свой».
«Тропикана» судно солидное по сравнению с его малюткой «Мариной». До капитанской каюты не сразу и доберешься по узким трапам и тесным палубам. Как положено, постучался, приоткрыл дверь:
— Можно, товарищ капитан?
Невысокого роста бородатый крепыш тут же поднялся гостю навстречу. Рыжая его борода вздыбилась от широченной улыбки.
— Гриша?
Немало дней капитан Денискин со своей «Тропиканой» проскитался в океане. На этом борту советская колония тоже из двух душ — капитан и стармех. Теперь им отдых недели на две. И праздники встретят, как положено, на твердой земле.
— А вы, значит, сегодня?
— Сегодня…
Денискин раскурил трубку — он завзятый трубочник.
Гурьев выдержал паузу, не торопясь полез в карман:
— Плясать бы тебя заставить, да наплясался, поди, в океане на волне. Вот держи!
И положил на стол стопочку конвертов.
— Тебе и твоему стармеху. Как раз к празднику!
У Денискина радостью сверкнули под кустистыми бровями голубые, как у ребенка, глаза.
— Вот спасибо! Вот удружил! — перебирал конверты — какой кому.
Но читать не стал, отложил конверты в сторонку, пришлепнул ладошкой.
— Это мы потом… Это мы с толком, с чувством…
Снова затянулся дымком, в лице отразились покой и довольство.
— А я с этим самолетом ничего не получил… — сказал Гурьев. — Видно, следующим придет. Волнуюсь. Как там мои? Мать-то старенькая, нездорова…
— Я тебе по радио сообщу, если доверишь вскрыть…
— Конечно! Как раз об этом и хотел просить…
Помолчали.
— Слышал, что у нас на рейде стряслось? Полицейских-то приметил?
— Еще бы! Пираты, что ли?
— Пираты.
Уже не первый год в некоторых западноафриканских портах действуют пираты. Грабят стоящие на рейде торговые суда. Подойдут к судну под покровом тьмы на моторке, забрасывают веревку с кошками на борт стоящего на рейде судна, понятно, в самый глухой час ночи, когда команда спит. Как обезьяны, забираются по канатам на палубы и внезапно нападают на ничего не подозревающую ночную вахту. У нападающих, как правило, оружие — кинжалы, финки, пистолеты, а то и автоматы. Что ты с ними поделаешь? Загонят членов команды в трюм, закроют на засов и приступают к грабежу. Прежде всего вскрывают капитанский сейф, пройдутся по каютам, прибирая все ценное, а коли сам груз представляет ценность — транзисторы, часы, дорогие вина, — забирают и груз — сколько унесут. Если кто-то из команды вздумает сопротивляться — прибьют. Недавно напали на шведский сухогруз — двух матросов убили, а капитану глаза выкололи.
Вот так и вчера ночью напали на японский контейнеровоз. Но японцы начеку, вызвали по радио полицию, полицейский наряд бросился вдогонку за двумя пиратскими моторками — одна удрала, вторую выстрелами потопили. В последней моторке погибли не все, как предполагали, двое или трое спаслись, доплыли до берега и где-то там сейчас прячутся. Потому-то в порту такой переполох.
— Я сам видел всю эту заварушку, — сказал Денискин. — Как раз в это время в порт входили. Пули над «Тропиканой», как птички, посвистывали. Пришлось искать укрытия.
Ничего себе рождественская обстановочка!
Снова помолчали.
На стене каюты Денискина прикреплена вырезанная из «Огонька» засыпанная снегом печальная сосна, что на «севере диком стоит одиноко», а над письменным столом фотография белокурой девочки с косичками. Это дочка Денискина.
Гурьев прошелся по каюте, остановился перед сосной на стене, постоял, разглядывая.
— Неужели где-то на свете бывает зима!
— Говорят, есть на свете такие страны… — в тон ему отозвался Денискин.
«Марина» стояла в северной части рыбного порта, и идти до нее порядочно. Отсюда, из этого района, хорошо виден весь порт, лежащая на светлой утренней воде темная узкая и кривая клешня мола, как бы захватившая в плен несколько ожидающих причала судов, в том числе грузную серую махину японского контейнеровоза, на который сегодня ночью было совершено нападение. А дальше за стрелкой мола, словно айсберг, отсвечивал снежными бортами красавец лайнер. Это «Глория». Она зашла сюда с туристами всего на двое суток и сегодня ночью уходила к другим берегам и странам. Вспомнился рыжий старик, его шалопай внук, фигуристая дочка… Будто они совсем из другого мира, из другой Галактики и существуют с Гурьевым на разных горизонтах времени.
У причала вблизи «Марины» уже пестрела толпа женщин — жен и подруг моряков. Пришли провожать. Как принято. Обычно до самого отхода они торчат на борту вместе со своими дружками, но сейчас их не пускает полиция. Африканки любят одеваться броско, а сегодня накануне рождества, хотя многие из них и не христианки, нарядились в самое лучшее. Все в платьях до пят из дешевого, но яркого материала, у каждой на голове высоким тюрбаном крепко накрахмаленный платок. Тонкие, стройные, с гордой осанкой, с красиво откинутой назад головой — ну прямо-таки принцессы, пожаловавшие в порт для развлекательной прогулки на королевской яхте. А ведь на самом-то деле голь перекатная, не каждый день сыты бывают, и отправляют сейчас своих мужчин — мужей, отцов, братьев — в долгий и тягостный рейс только потому, чтобы хоть как-то свести концы с концами.