Страница 51 из 80
— Уж не думаете ли вы, что меня до восемнадцати лет держали в пеленках? — рассмеялась Агнес. — Поверьте, я была бы хорошей домашней хозяйкой.
— Женой помещика, — поправил Гавриил.
— Домашней хозяйкой, — продолжала Агнес, не давая себя сбить, — потому что я вела хозяйство у отца целых шесть лет, с тех пор, как умерла моя мать.
При последних словах блестящие глаза Агнес затуманились. Помолчав немного, она вдруг весело сказала:
— У вас нет никакого основания так низко ценить дочерей помещиков. В нашем роду женщины всегда были образцовыми хозяйками. Одна из моих теток (у меня их несколько) сейчас в Германии замужем за простым ремесленником и очень хорошо справляется с хозяйством, имея всего одну служанку.
— Как же могло случиться, что ваша тетушка вышла замуж за простого ремесленника? — спросил Гавриил. — Ведь по законам этой страны женщина из рыцарского рода не имеет права выйти замуж; за человека низкого происхождения.
Моя тетя и вышла замуж; за этого человека не по закону, а по своей воле. Юноша этот приходил на мызу работать, тетя тогда была еще молодой, красивой девушкой. В одно прекрасное утро они оба исчезли, как в воду канули. Лишь через год родственники узнали, что тетя в Германии стала женой простого ремесленника. С тех пор наша родня отказалась от бедной тети и не признает ее своей родственницей. Отец мне строго-настрого запретил при нем произносить ее имя. Это меня огорчает — я еще с детства помню, что тетя была красивая и добрая женщина и я ее ужасно любила. Не понимаю, как она могла совершить такой тяжкий поступок; ведь это страшный грех — против воли бога и всей семьи выйти замуж; за низкого человека!
— Разве это был такой уж низкий человек?
— По натуре он таким не был, но ведь он низкого происхождения и все же осмелился рассчитывать на благосклонность девушки из высшего сословия. Разве это не низкий поступок?
— Самый настоящий грабеж и разбой, — холодно подтвердил Гавриил и с аппетитом принялся за еду. Агнес проглотила два-три кусочка, но пища показалась ей невкусной; у нее вдруг пропал аппетит. Она продолжала:
— В нашей семье только я одна время от времени тайком подаю ей весточку и получаю от нее ответ. Я не оправдываю ее ошибку, я считаю это большим грехом, но…
— Разве это не умаляет вашего уважения к тетушке?
— Моей любви к тете это не умаляет. Я могла бы ей простить еще много грехов, пока сохраняются дорогие для меня воспоминания. Правда, ее поступок мне понятен. Ведь она совершила ошибку ради любви, и тот, кто ее соблазнил, был, по крайней мере, чистый немец, красивый и благовоспитанный юноша; его самым искренним стремлением было и по сей день осталось — сделать тетю счастливой. Но мне совершенно непонятно, как девушки высокого происхождения могут выходить замуж; за эстонских или латышских крестьян, как здесь не раз случалось в эти страшные военные годы.
— Беда заставляет, — улыбнулся Гавриил.
— Даже в самой большой беде человек не должен унижать себя в своих собственных глазах! — воскликнула Агнес, и щеки ее запылали.
— Вы еще не испытали самой большой беды, фрейлейн Агнес.
— Против самой большой беды есть средство — добровольная смерть!
— Смерть — горькое лекарство, фрейлейн Агнес.
— Я скорее бы умерла тысячу раз, чем…
— Чем стали бы женой эстонского или латышского крестьянина, — подхватил Гавриил, так как Агнес не находила подходящих слов.
— Чем сделала бы что-нибудь такое, что сама считала бы неправильным, — с суровой серьезностью добавила Агнес.
У Гавриила появилось такое чувство, будто холодный ветер пахнул ему в сердце и в нем что-то застыло.
«Очень хорошо, — подумал он, — что все это я слышу из твоих собственных уст. Я считал тебя холодной и гордой, но иногда в твоих глазах отражается нечто такое, что противоречит всем моим суждениям и порождает мечты. Впредь буду осмотрительнее. Жаль, что она даже в мужской одежде так прекрасна и чиста, что голос ее так нежен и пленителен. Иначе я бы ее отчитал как следует».
— Господин Габриэль! — сказала Агнес после короткого размышления.
— Опять «господин Габриэль»!
— Я не могу иначе к вам обращаться; по-моему, вы — господин. Но разве это не удивительно, что я досих пор не знаю, кто мой случайный спутник? Вы даже не назвали мне своего полного имени.
— К чему? — сказал Гавриил, пожимая плечами. — Я не из вашего общества, фрейлейн фон Мённикхузен, и не могу остаться вашим знакомым. Дня через два мы, бог даст, доберемся до Таллина и сразу расстанемся — мы ведь и встретились случайно.
— Расстанемся? Почему вы хотите, чтобы мы расстались? — спросила Агнес, оторопев.
— Я боюсь, что если бы вы узнали, кто я, то немедленно прогнали бы меня и прокляли тот час, когда вынуждены были со мной пуститься в дорогу.
— Ну, мы еще посмотрим, — сказала Агнес улыбаясь. — Кто же вы такой?
— Большой грешник, — холодно ответил Гавриил. — Самый низкий из людей, ибо в моих жилах течет крестьянская кровь.
6. Кто был Гавриил?
Гавриил ошибался, полагая, что эти слова, как удар грома, поразят гордую рыцарскую дочь. Вначале Агнес, действительно, немного испугалась, но уже через минуту с ласковым недоверием посмотрела Гавриилу в глаза и, улыбаясь, сказала:
— Вы шутите?
Гавриил решил, что нужно действовать резче: он испытывал странное желание показать высокородной девице, что он гордится своим низким происхождением.
— Я не только из крестьянского сословия, — сказал он жестко, — но моя мать, кроме того, была дочерью эстонского крестьянина, то есть крепостного, так что я потомок крепостного раба.
— Почему вы стараетесь себя принизить? — спросила Агнес слабым голосом.
— Я вовсе не стараюсь себя принизить, — сухо возразил Гавриил. — Вы желали знать, кто я такой, и я исполняю ваше желание. Вы глубоко ошибаетесь, думая, что я стыжусь своего происхождения. Нисколько! Я горжусь тем, что в моих жилах течет кровь доблестного, но несчастного народа. Разве может быть для меня позором то, что предки мои были насильственно обращены в рабство? Если человек без всякой вины попадает в тюрьму, разве это позорно? Вы сами еще вчера были богаты и свободны, как королевна, а сегодня вы несчастная беженка — так разве вы себя за это презираете? Мои предки отважно сражались за свою свободу, и дух вольности и поныне не угас в их потомках. Мой дед возглавлял тех крестьян, которые шестнадцать лет тому назад были грозой для немецких рыцарей. У вас есть причина еще сильнее ненавидеть меня, чем презирать. Ведь это от руки моего деда пал в битвепри Колувере отец вашего жениха, Иоган фон Рисбитер. Крестьяне тогда не добились успеха. Они проиграли битву, дед мой попал в плен и по приказу вашего отца был, как мятежник, предан мучительной смерти.
Агнес широко раскрытыми глазами взглянула на Гавриила и произнесла, бледнея и запинаясь:
— Вы знали все это и все-таки… все-таки спасли мне жизнь!
— Я не сражаюсь с женщинами, — с улыбкой ответил Гавриил.
— Вы должны были бы жестоко меня ненавидеть! — воскликнула Агнес, скрестив руки на груди.
— Нет, я не питаю к вам никакой злобы. Я охотно спас бы вас из во сто раз большей беды, но полагаю — как вы и сами теперь видите, — что я могу быть вашим… знакомым только пока это крайне необходимо. Но чтобы вы окончательно убедились, насколько я заслуживаю вашего глубочайшего презрения и ненависти, выслушайте и еще кое-что: мой отец был русский, и всего несколько недель назад я сам состоял в русском войске, то есть был врагом вашего народа и орденского государства.
На лице Агнес бледность сменилась краской.
— Значит, вы все-таки.. — пролепетала она, словно умирающая.
— Что?
— Тот, за кого вас принял юнкер Рисбитер…
Русский шпион? — закончил Гавриил, слегка покраснев. — Нет, я не шпион, не изменял я и своей родине. Я честно сражался против немцев и шведов, и я так же искренне желаю, чтобы владычество их в этой несчастной стране кончилось. Жизнь населения этой страны не может стать хуже, чем была под тяжелой рукой немцев, а под властью Москвы могла бы улучшиться, ибо царь Иван Васильевич, прозванный Грозным, правда, очень крутого нрава, но народ его свободен 24и перед суровостью царя трепещут прежде всего упрямые бояре, в то время как простой народ может жить в мире и благоденствии. Московские цари — большие ценители просвещения, поэтому они уже давно стремятся завладеть прибалтийскими землями и гаванями как воротами к западноевропейскому просвещению, и рано или поздно эти земли перейдут к ним. Тот, кто помогает русским в осуществлении этих намерений, сокращает бедствия нашей несчастной родины и приближает мирные, счастливые времена. Гавриил произнес эти слова звучно, почти торжественно, как пророчество, и во взгляде его сверкнул огонь подлинного вдохновения.
24
В то время крепостного права в России еще не существовало. (Прим. авт.)