Основной инстинкт

— Сколько там?

— Семнадцать, — ответил бармен.

— Порций или баков?

— Баков.

Ник шлёпнул двадцатидолларовой купюрой по стойке:

— Сдачу можешь оставить себе.

Карран догнал Гаса Морана на тротуаре перед входом в «Вэген-Вил». Гас стоял, уставившись на двух женщин среднего возраста, одетых в стиле Дикого Запада. Обе они направлялись в бар, но Гас расположился как раз между ними и дверьми.

— Резинки! — громко заявил Моран.

— Ну, надо действительно предохраняться, — заметил Ник. — Тебе следовало бы об этом подумать.

— Какого чёрта ради? Ты что, действительно думаешь, что в моём возрасте можно кого-нибудь подцепить?

— Уверен в этом.

Гас подвыпивше мотнул головой в сторону девочек-переростков в ковбойках:

— Конечно, меня могут затащить в постель эти… проклятые голубоволосыедевки, вроде этих двух. Но, как ты знаешь… они не нравятся мне. Никки, они мне просто не нравятся!

— Да, это уже проблема, — согласился Ник, оттаскивая своего напарника от двух указанных женщин.

— Какого чёрта! Куда ты меня тащишь?

— Пришло время немного протрезветь. Вольём в тебя немного кофе, дадим тебе поесть — в общем, в мгновение ока предоставим тебе возможность почувствовать себя миллионером,

— Да к тому же я немножко изголодался, — задумчиво произнёс Гас.

«Мак'с» был, по чести говоря, действительно хорошей ночной закусочной. Располагалась она на Мэйсон-стрит, совсем неподалёку от театрального района Сан-Франциско и в двух шагах от пользовавшегося дурной славой местечка Тэндерлойн. Обычно здесь собирались театралы, копы, таксисты и туристы. И в эту ночь в нём не было практически ни одного свободного места перед стойкой»

Гас уставился на восседавшую перед прилавком полную женщину. Та была туристкой, что можно было безошибочно определить по тенниске от «Фишерман Воф». Было очевидно, что Гас собирается сказать ей что-то, без сомнений, просто отвратительное. Ник отвёл его в одну из кабинок и усадил там.

Кухня в «Мак’с» была хорошая, но кофе — ещё лучше. Ник вылезал вон из кожи, чтобы его напарник вынес из посещения ресторана нечто большее, чем просто удовольствие. Он заказал ему огромную тарелку с яйцами, красным перчиком чили и сыром под кислым соусом.

— Ешь! — приказал Ник.

И Гас ел, жадно глотая содержимое и запивая его кофе. В течение нескольких минут единственным звуком, который раздавался от их столика, было чавканье Гаса.

— Ну что, получше себя чувствуешь?

— Я чувствую себя просто замечательно. — Громкость, с которой Гас это произнёс, подсказывала, что он всё ещё окончательно не протрезвел.

— Ш-ш-ш, — выдавил из себя Ник.

— А ты не шикай на меня, — сердито проворчал Гас. — Никогда ты не заставишь меня замолчать, сынок. — Он сгрёб вилкой остатки чили и яиц и отправил это в рот. — Скажи, ну как ты мог трахаться с ней?

Теперь на него уже смотрели люди, обернувшись, бросали на него злые взгляды. Гас не подал вида, что заметил это. Возможно, он действительно не обращал внимания на реакцию окружающих.

— Ты что, хочешь умереть, сынок? Что происходит? Ты что, всё ещё скорбишь о тех туристах? Ты всё ещё казнишь себя за то, что произошло много лет назад? Ты чувствуешь себя так плохо, но сам же нарываешься на ножичек для колки льда. Ты что, специально это делаешь?

— Гас, я…

Гас повысил тон своего голоса:

— Слишком много этих чёртовых туристов гут шляется. Слишком много… Откуда они тут только берутся?!

— Гас, прекрати.

— Ты знаешь, я зол на тебя, по-настоящему зол. И хочешь узнать, почему? Что ж, объясню. Потому что эта женщина не вызывает у тебя ни толики Страха. Ты ведь и правда не боишься её?

— Нет, — тихо ответил Ник. — Я её не боюсь.

— Ну, почему же, чёрт тебя побери? — вскипел Гас.

Ник медленно покачал головой:

— Не знаю. Я просто нисколечки её не боюсь.

— Это всё из-за её кокетливых разговоров с тобой, сынок. Во всём виновато её кокетство,

Толстая туристка, сидевшая неподалёку от них, отложила свой гамбургер и бросила на Гаса полный отвращения взгляд. Он подмигнул ей в ответ и усмехнулся.

— Нет, не из-за этого, — возразил Ник.

— И всё-таки я прав. Ты, развесив уши, следишь за каждым её игривым словом. А это происходит, потому что ты абсолютно не прислушиваешься к собственным мозгам.

— Я знаю, что делаю.

— Не-а, не знаешь. — Гас отхлебнул ещё кофе и водрузил свою ковбойскую шляпу на голову. — Слушай-ка, сынок. Внутренняя служба покопалась в прошлом и настоящем этого Мартина Ч., то есть Членоголового, Нилсена, они приняли во внимание всё, что хоть сколько-нибудь их заинтересовало.

— И что они откопали?

— Не подгоняй меня. Все, как я уже сказал, что могло их заинтересовать. И эти придурки сделали всё возможное, чтобы ни один человек, не входящий в их стаю, не прознал о том, что им удалось отыскать. Но старому Гасу, всеобщему другу и ничейному врагу, всё-таки удалось кое-что услышать.

— Услышать о чём?

— О том что. Внутренняя служба обнаружила одну ячейку в сейфе, в которой оказалось пятьдесят тысяч долларов. Вклад поступил туда три месяца назад. Еди ножды. Деньги были положены, и никто их не снимал. Понимаешь? Если бы мне дали, так я бы наведывался туда каждые несколько дней. — Он искоса бросил непристойный взгляд на толстушку, одновременно подмигнув ей.

— Это не имеет значения. Ведь три месяца назад она меня ещё не знала.

— Ну, может быть, это не она платила ему. Если ты работаешь во Внутренней службе, то найдётся немало людей, которые захотят приобрести у тебя какую-либо информацию. В конце концов, кто за тобой будет следить?! Если ты сам работаешь во Внутренней службе, то тебе вовсе незачем бояться её. Разве я не прав?

— Она заплатила ему.

Гас Моран усмехнулся:

— Конечно, мне-то какого чёрта может быть известно об этом? Я просто старый городской ковбой, который пытается не выскочить из своего седла.

— Ладно, убираемся отсюда.

— О’кей, напарничек.

Когда они подошли к побитой «Севилье» 1980 года, принадлежавшей Гасу, у хозяина возникли некоторые проблемы с тем, чтобы открыть замок дверцы. Честно говоря, он не был ещё в состоянии самостоятельно водить автомобиль.

— Хочешь, я подвезу тебя? Знаешь, как говорится, друзья никогда не оставят друзей.

— Я не пьян.

— Мне это известно. Просто мне подумалось, что, возможно, тебе захочется, чтобы я отвёз тебя. И тебе не стоило бы об этом беспокоиться.

— Ты? В своей дерьмовой автомашине? Нет уж, увольте. Я не собираюсь уходить со службы по состоянию здоровья. Я уже заработал себе на хорошую пенсию ярассчитываю, что мне подарят неподдельные золотые часы «Сейко», Так что…

У машины Гаса было одно явное преимущество: переднее сиденье его антикварного, изъеденного ржавчиной автомобиля, было широким и комфортным как диван в гостиной, в то время как «мустанг» был довольно-таки узким.

— Ну, ладно, я могу вести и эту ржавую консервную банку.

Гас выглядел глубоко оскорблённым:

— Эта «консервная банка», как ты его назвал, так уж получилось, является «кадиллаком». Ты думаешь, я позволю тебе сесть за руль кадиллака»?Ты управляешь моим «кадиллаком»?! Ха, знаешь ли, такая картина может присниться мне только разве что в страшном сне!

— Гас…

— Да отстань, ты, сынок… Я уезжаю. — Он запрыгнул в салон и завёл огромный двигатель. Потом несколько раз газанул, как гонщик, проверяющий свою машину, переключил сцепление и резко рванул прочь со стоянки, оставляя за собой запах жжёной резины и шлейф от выхлопных газов.

Он проехал уже три квартала, а Ник Карран всё ещё мог слышать рёв мощного двигателя «кадиллака» и визг его тормозов. Ник покачал головой в надежде, что Гас доберётся до дома целым и невредимым, а не по кускам.

Затем он медленно побрёл к собственному автомобилю. Он снова и снова повторял в уме слова Гаса и размышлял о связи Кэтрин Трамелл с Нилсеном. Какими были эти отношения? Почему она была уверена, что он согласится передать ей его личное дело? Конечно же, никаких доказательств не было, что она получила дело действительно из рук Нилсена. И на все эти вопросы тут же рождался один-единственный ответ: Нилсен продал его личное дело, потому что он ненавидел его, Ника Каррана. Деньги играли здесь второстепенную роль, они были лишь приятным дополнением.