Похищение Европы

— Ты когда-нибудь был на субмарине? — спросил док. — Нет? Знаешь, какой там главный принцип организаций помещений? Принцип живучести!

— И что это означает?

— А вот что: отсеки расположены длинной чередой. В каждом отсеке — по два люка, которые в случае аварии задраиваются наглухо.

— Ну, об этом я, положим, догадывался, — усмехнулся Белов. — Но как это вяжется с купцом Митрофановым?

— Посмотри! — Ватсон взял карандаш и чистый лист бумаги. — Вход — один. Черного хода нет. — Он быстро набрасывал схему. — С улицы человек попадает прямиком в центральный зал. Из зала ведет только одна дверь — в правую ближнюю комнату, а уж от нее тянется та же самая череда отсеков.

— Анфилада, — подсказал ему Белов.

— Если угодно, — согласился Ватсон.

— Ну и что?

— Посмотри внимательно на схему. Маленькие комнаты расположены вокруг центрального зала в виде буквы «П»…

— Да, я это уже заметил, — кивнул Белов.

— Заметил… — хмыкнул Ватсон. — А ты заметил, что в каждой из этих комнат, исключая последнюю, где печь, по две двери?

— Естественно, по две, — улыбнулся Александр. — А иначе — как пройдешь в соседнюю? Из зала-то дверей нет.

— Да-да-да… — Ватсон начертил на схеме несколько стремительных штрихов. — Но, похоже, ты упустил самое главное. Эти двери, случайно, не показались тебе странными?

— Странными? — задумался Белов. — Ну, разве что толстые очень… Тяжелые. Такие и динамитом не возьмешь…

— А еще? — не унимался Ватсон.

— Ну-у-у… Не знаю. Сдаюсь. Расскажи нам о своем открытии.

Ватсон победно воздел руку с зажатым в ней карандашом. Электрические зайчики спрыгнули с лысины и заплясали по свежевыбеленным стенам.

— Засовы! — воскликнул Ватсон. — Засовы — только с одной стороны. Внутренней.

— Точно-точно… — Белов вспомнил, что сначала он обратил на это внимание, но потом как-то упустил из виду. — Получается, со стороны зала закрыть двери невозможно; только со стороны дальней комнаты, где печь… Так?

— Именно. — Ватсон отложил карандаш и победно подкрутил усы. — Теперь понимаешь, почему я подумал о подводной лодке?

Когда вода прибывает, команда перебегает отсека в отсек, задраивая за собой люки. И наш купец так же мог закрывать за собой двери, отступая в дальнюю комнату.

— Поближе к печке, что ли? — рассмеялся Витек. — Думаешь, он так дрожал за свои дрова?

Белов подвинул к себе схему. Действительно, все получалось так, как говорил Ватсон. Но почему засовы были только с внутренней стороны? Какой в этом смысл?

— Возможно, — рассуждал Белов вслух, — таким образом он хотел выгадать время, чтобы сжечь какие-то документы. Наверное, в комнате рядом с той, где печка, у него был архив, или библиотека…

— Или сейф с ассигнациями, — вставил Витек. — Деньги тоже неплохо горят.

— Да, какая-то неприятная личность вырисовывается, — сказал Белов. — Готов сжечь все, до последней бумажки, лишь бы никому ничего не досталось.

— Честно говоря, я бы не стал его осуждать, — признался Ватсон. — Вспомните, что случилось с беднягой дворецким. И потом — мне кажется, дело здесь не в архиве. Точнее, не только в нем. Понимаете, в подводной лодке все продумано до мелочей. Отсеки ведут не куда-нибудь в тупик, а…

Договорить он не успел. С улицы послышался басовитый рокот двигателей. Один из рабочих вбежал в центральный зал. Он был явно чем-то напуган.

— Кто из вас Саша Белый? — спросил он, стараясь восстановить дыхание.

Белов поднялся со стула. Это имя, как напоминание из прошлой жизни, заставило его напрячься. Он давно уже был Александром Николаевичем Беловым, законопослушным и добропорядочным гражданином, директором крупнейшего алюминиевого комбината, кандидатом в губернаторы, наконец! Саня Белый остался по другую сторону страшной черты — вместе с Филом, Космосом и Пчелой. Но сейчас он вдруг снова кому-то понадобился. Кому, хотелось бы знать?

Краем глаза Белов уловил мягкое и вместе с тем молниеносное движение: это Витек расстегнул кобуру и, вытащив пистолет, спрятал его сзади, за пояс брюк. Телохранитель выступил вперед, закрывая собой Белова.

Саша улыбнулся и положил руку ему на плечо.

— Не надо, я сам разберусь. Кто меня спрашивает? — обратился он к рабочему.

— Князь, — шепотом ответил тот,

— А кто такой князь? — снова спросил Белов. — Князь тьмы?

Рабочий пожал плечами, словно хотел сказать: ну, если вы не знаете Князя… Тогда дело совсем плохо.

— Будем знакомиться, — сказал Белов и вышел на крыльцо.

За пригорком, неподалеку от поворота к особняку купца Митрофанова, стояла неприметная серая «мазда». Водителя нигде не было видно — наверное, он захотел прогуляться среди окрестных холмов.

На заднем сиденье, прикрытый газетой «Вечерний Петропавловск», лежал кофр из-под дорогого профессионального «Никона». Открытая пепельница была забита расплющенными окурками «Парламента».

Метрах в пятидесяти от автомобиля стоял высокий раскидистый дуб; с его верхушки особняк просматривался, как на ладони.

Человек в одежде, такой же неприметной, как и «мазда», на которой он приехал, сидел на толстом суку, обхватив левой рукой ствол дерева.

О такой удаче он мог только мечтать! Дальняя командировка полностью себя оправдывала. Некие люди, которых он толком и не знал, разыскали его в Москве. Мужчина был фотокорреспондентом, работающим по контракту с десятком самых «желтых» изданий. Жареные снимки — это была его специализация, в которой он достиг весьма значительных успехов. Когда требовалось незаметно снять поп-звезду в неприглядном виде или изобличить в какой-нибудь гадости модного политика, издатели непременно обращались к нему.

Его имя никогда не стояло под фотографиями; редакторы свято хранили тайну своего «охотника». Поэтому он был несколько удивлен, получив анонимное предложение отправиться на Камчатку и там открыть очередную охоту — на Александра Белова. Весомый аванс резко сократил время, отпущенное на раздумья, и уже через пару дней фотограф прилетел в Петропавловск-Камчатский. Незнакомец, не пожелавший представиться, распорядился отслеживать каждый шаг Белова и тщательно фиксировать все контакты кандидата в губернаторы. Он дал целую стопку фотографий с изображением людей, особенно интересующих заказчика.

У корреспондента была превосходная — профессиональная — зрительная память, и сейчас он быстро выделил нужный образ: высокий мужчина с пышной седой шевелюрой.

Седоволосый вышел из черного «мицубиси-паджеро», остановившегося перед воротами особняка. Из второй машины — такого же черного «ниссана» — выскочили здоровенные коротко стриженные парни. Один из них что-то крикнул рабочим, возившимся во дворе митрофановского дома.

Фотограф прильнул к видоискателю «Никона» и положил палец на спуск. Достаточно одного легкого нажатия, и фотоаппарат выстрелит быстрой очередью снимков. В целлофановом пакете, висевшем на руке, лежали запасные обоймы — кассеты с пленкой.

Охотник выцеливал дичь — надо признаться, на удивление глупую и наивную. Он увидел, как на крыльцо особняка вышел Белов. Седоволосый, немного помедлив, направился к нему.

Фотограф, замирая от азарта и мысли о предстоящем гонораре, нажал на спуск.

Белов вышел на улицу и замер, прищурившись от яркого солнца. Напротив него, перед крыльцом, стоял неизвестный мужчина. У мужчины были густые седые волосы и лицо с грубыми и резкими чертами. Колючие серые глаза под кустистыми бровями напоминали две крошечные амбразуры, в глубине которых притаились пулеметы, готовые вот-вот извергнуть ураганный шквал свинца.

«Князь, — промелькнуло в голове Белова. — Вот он, значит, какой — криминальный хозяин Камчатки. По всему видно — из старой гвардии. Настоящий "законник". Только что ему от меня нужно? Хочет взять на испуг будущего губернатора? Ха!»

Он окинул взглядом подручных «авторитета». Шесть здоровых парней, перевес явно на их стороне. Правда, они сами тоже чего-то стоят, и в «машинке» у Витька девять патронов — восемь в обойме и один в стволе, но все же…