Похищение Европы

— Да, понимаю, — согласился Белов. Он-то знал наверняка, что это действительно так.

— Серов словно чувствовал свою вину перед высшими силами и всячески хотел ее загладить, — добавил Кондрашов.

— А где сейчас находится первый, митрофановский, вариант? — спросил Белов.

— Скорее всего, там же, где и метеорит, — ответил потомок. — В тайге.

В центральном зале воцарилось молчание. Довольный произведенным эффектом, Кондрашов обвел присутствующих хитрым взглядом.

— Дело в том, что у Митрофанова был не один, а два особняка. Наверное, он все время чувствовал зыбкость своего положения, вот и построил некий запасной вариант — неприступную крепость, куда можно будет сбежать в случае необходимости. Думаю, именно там он хранил свои сокровища — поэтому здесь и не нашли ничего.

— И где же он находится, этот второй особняк? — крайне заинтригованный, спросил Белов.

— Этого не знает никто.

— Даже вы?

— Я знаю о его расположении весьма приблизительно — почти так же, как астроном-любитель Тимофей Агапов знал о месте падения метеорита. Я не зря упомянул о карте. Ее начал составлять еще дед на основе дневниковых записей. Отец смог уточнить. Смею надеяться, что я еще больше сузил район поиска, но… Все равно это — сотни квадратных километров и никаких ориентиров. Митрофанов специально не прокладывал дорог, чтобы они не выдали путь к особняку. Все рабочие, которые его строили, были убиты. Прадед весьма подробно описывает, как он это сделал.

В глазах Кондрашова мелькнул хищный огонь, и на мгновение Белову почудилось, что он сидит за столом со знаменитым душегубцем — Ерофеем Кистеневым. Даже нет — двумя Ерофеями, неотличимыми внешне.

Наваждение исчезло так же быстро, как и появилось. Саша провел рукой по глазам, словно стряхивал невидимую пелену, и снова взглянул на двух мужчин, удивительно похожих друг на друга.

Теперь он все видел по-другому. За столом напротив Белова сидели два брата-близнеца — вполне представительной и благообразной наружности. В их глазах, жестах и повадках не было ничего разбойничьего; даже Князь больше смахивал на строгого. школьного учителя, чем на криминального авторитета.

И все же незримый облик Ерофея Кистенева витал где-то рядом. Его несокрушимая жизненная сила ощущалась даже спустя сотню лет; и прежде всего это проявлялось в удивительном сходстве, казавшемся совершенно невероятным при столь отдаленной степени родства.

Белов внезапно понял, что отцы и деды Кондрашова и Хусточкина выглядели точно так же — абсолютными копиями Ерофея Кистенева. И уже в этом заключался некий недобрый знак, Каинова печать, лежавшая на всех потомках лихого душегубца. Замкнутый круг, разорвать который можно одним-единственным способом — вернуть метеорит («Европу» или Сэрту — какая разница?) исконным владельцам.

— Вы покажете мне карту? — глядя Кондрашову прямо в глаза, спросил Белов. — Я полагаю, что нам следует объединить усилия.

— Мои ребята будут не прочь пошататься по тайге, — поддержал его Князь. — С такой ватагой мы найдем второй особняк в два счета!

Виталий Сергеевич колебался. С одной стороны, ему очень хотелось довериться Белову, но с другой — что-то его останавливало.

— Дело в том, что… понимаете, я не ношу с собой карту и дневник прадеда. Они спрятаны в надежном месте, — сказал наконец Кондрашов.

Князь расценил его сомнения по-своему. Он положил руку на плечо новообретенного родственника.

— Витя, — ласково сказал он, — не бойся. Я ручаюсь, что ничего плохого не произойдет. Все будет так, как сказал Александр Николаевич.

— Саша, — в тон ему ответил Кондрашов, — я не боюсь. Точнее, боюсь, но не того, что меня обманут.

— Тогда… чего? — не понял Князь.

— Я опасаюсь даже приближаться к этому камню. Что, если мы отправимся в тайгу и… — Он не договорил, но этого и не требовалось. Все прекрасно поняли, что имел в виду потомок купца Митрофанова. — Этот метеорит, он словно камень на шее: жить с ним страшно, а выбросить — еще страшнее. Вдруг он утянет за собой на дно? Я понимаю, что его надо вернуть, но для этого его надо сначала найти и… взять в руки.

— Ну, не ты, так я это сделаю. Я не суеверный, — Князь рассмеялся, однако ни от кого из присутствующих не укрылось, что смех его был немного нервным.

— Нет, Саша! — воскликнул Кондрашов. — И тебе я тоже не позволю! Ты ничем не отличаешься от меня! Тебе — пятьдесят два, и мне — почти столько же. Ты живешь один, и я — один. И, если уж хочешь начистоту, твоя жизнь не кажется мне намного счастливей моей.

— Ну, кое в чем ты ошибаешься, — задумчиво возразил Князь. — Теперь, когда мы нашли друг друга, мы уже не одни. А что касается жизни… Согласен! Тут ты меня даже обскакал. Работать на кафедре в педагогическом институте все же лучше, чем топтать зону. А я занимался этим восемнадцать лет с небольшими перерывами. По глупости, конечно, но… Чего теперь об этом говорить? Сделанного не воротишь… — Он налил себе рюмочку, выпил, аппетитно крякнул. Затем подцепил на вилку маринованный гриб и с хрустом его разжевал. — Так как же нам поступить с камнем-то?

Саша понял, что настал черед главных аргументов. Он должен был сказать решающее слово.

— Вот что, братья! — обратился он к гостям. — Хотите вы этого или не хотите, а вернуть метеорит камчадалам придется. Я только что вернулся из Ильпырского. Летал туда на Праздник лета, который раньше назывался праздником Сэрту. Встречался с Иваном Пиновичем Рультетегиным, потомком первого Хранителя. Любопытнейший человек!

При упоминании имени Рультетегина Кондрашов побледнел. Было видно, что и Князю стало не по себе.

— Я вам кое-что покажу, — сказал Белов, поднялся из-за стола и подошел к большому массивному сейфу, стоявшему в углу.

Сейф притащил Витек; в его понимании офис без сейфа таковым не являлся. Но сейчас этот железный ящик стоял пустой, поскольку прятать там было нечего. Белов с самого начала строил предвыборную политику на принципе полной открытости. Ему не надо было скрывать источники финансирования, потому что он тратил свои собственные деньги; не было никаких компрометирующих материалов, так как Саша не имел порочащих связей. Из оружия на весь штаб был один только табельный «Макаров» Злобина, но Витек предпочитал с ним не расставаться и ночью держал пистолет под подушкой.

Правда, Ватсон держал в сейфе графин с водой — так она не нагревалась. Ключ лежал в ящике письменного стола.

Белов взял ключ, открыл-замок и отворил массивную дверцу. Он достал из сейфа продолговатый предмет, завернутый в кусок ровдуги.

— Так получилось, что теперь я тоже причастен к этому делу, — сказал Саша. — У меня талант — ввязываться в подобные истории. Понимаю, что у вас нет никаких оснований мне верить, но… Что вы скажете на это? Витек, Ватсон! Задерните занавески!

Витек и доктор быстро задернули занавески на окнах. Внутренние оконные проемы были совсем небольшими, как бойницы, поэтому центральный зал погрузился в полумрак.

Белов открыл сверток: из-под тонкой кожи пробивался бледный голубоватый свет. Саша положил на стол короткий нож в ножнах; рукоять была инкрустирована кусочком неизвестного камня, излучавшего нежное сияние.

— На этом ноже, — сказал Белов, — кровь первого Хранителя, отпечатки пальцев Ерофея Кистенева и кусочек метеорита. Сколько всего завязано в один тугой узел! Но если Рультетегин отдал его мне, значит, я должен этот узел развязать. Помогите мне! Покажите карту.

Кондрашов наконец решился.

— Хорошо, — сказал он. — Я отдам вам карту. Но… При одном условии. Вы все сделаете сами: ни я, ни Саша, — он показал на Князя, — в тайгу не пойдем. Вы понимаете, почему.

— Виталий! — вмешался Князь. — Ну ты что? Это ведь как-то…

— Это мое условие, — упрямо повторил Кондрашов, и авторитет был вынужден согласиться.

Князь пожал плечами.

— Могу дать тебе своих ребят, — предложил он Белову.

— Спасибо, думаю, мы справимся. Итак…

— Я принесу карту сегодня же вечером, — сказал Кондрашов. — И сделаю все необходимые пояснения.