Тень победы

Она привыкла жить в сытой и богатой и абсолютно предсказуемой Америке, где на каждом перекрестке стоит полисмен, и у него в кобуре — большой черный пистолет, заставляющий «плохих парней» дрожать от страха. Но сегодня вышло совсем по-другому. «Плохие парни», не спрашивая разрешения, сами вторглись в ее жизнь.

Лайза подозревала, что это каким-то образом связано с Беловым. У него был дар притягивать к себе неприятности. И, конечно же, Лайза злилась на него. С другой стороны — еще ни с кем она не чувствовала себя так уверенно, как с Сашей. Он один мог дать фору целому десятку полисменов с большими черными пистолетами в открытых кобурах. Наверное, поэтому, прислушиваясь к своим ощущениям, Лайза поняла, что не очень-то и боится. Она знала, что рано или поздно Белов появится на пороге и задаст «плохим парням» хорошую трепку.

Поскорее бы. Гнусные рожи похитителей вызывали у нее досаду и отвращение. Первый шок, вызванный неожиданным нападением, постепенно прошел. Теперь она могла вспоминать об этом спокойно…

Она открыла дверь номера и увидела на пороге смешного коротышку в кителе и большой фуражке, которая наезжала ему на глаза. В следующий момент чья-то рука отстранила коротышку самым бесцеремонным образом, и в поле зрения появился настоящий бэдбой; такой, каким принято изображать русского мафиозо в голливудских боевиках.

Лайза всегда смеялась над подобными фильмами; в них русские почему-то никогда не обладали славянской внешностью. Они походили на кого угодно: грузин, евреев, болгар и румын, но только не на русских. Однако на этот раз в номер Лайзы ворвались именно такие люди. Они размахивали оружием и тихо ругались. Лайза была настолько ошарашена, что даже не стала кричать. Четверо мужчин быстро обшарили гостиничный номер. В одном из них Лайза узнала давешнего соседа на боксерском матче. Он по-прежнему был одет во все белое, но только не в изысканный костюм от кутюр, я в простенькие шорты и футболочку.

Это придавало его внешности некий комизм, но смеяться вовсе не хотелось; пистолет у него был явно не игрушечный и стрелял он не водой, а пулями.

Когда налетчики перевернули все вверх дном (Лайза так и не поняла, что они искали), один, с черной щетиной и оскалом, как у вурдалака из фильма ужасов, приказал Лайзе залезть в сервировочный столик. Мужчина говорил на русском, но с таким ужасным акцентом, что Лайза с трудом его понимала.

Однако смысл жестикуляции был очевиден. И серьезность намерений сомнений не вызывала. Лайза поступила благоразумно. Она решила не усугублять ситуацию и подчиниться.

Залезть на полку сервировочного столика оказалось делом непростым, но Лайза справилась. «Плохие парни» накрыли ее свисающими краями скатерти и выкатили тележку в коридор. Лайза сама не знала, чего она хотела в этот момент, больше: чтобы кто-ни-будь из охраны заметил неладное? Или чтобы не заметил?

Она понимала, что в случае конфликта «плохие парни» обязательно устроят стрельбу; тогда у нее практически не останется никаких шансов выжить. Но все прошло спокойно. Они въехали в лифт и опустились в подземный гараж. Лайза поняла это по перепаду температур. На этаже было тепло, а в гараже — прохладно. Если бы не ее белый махровый халат, можно было бы и озябнуть.

А затем ее грубо запихнули в багажник роскошного лимузина… все. Хорошо хоть, ей не пришлось лежать, свернувшись клубочком. Багажник был такой огромный, что там поместилась бы хоккейная «пятерка» в полной амуниции, и для вратаря бы еще места хватило. Лайза предоставила событиям развиваться своим чередом и стала ждать.

Бандиты привезли ее в какой-то угрюмый заброшенный дом, торчавший посреди безжизненной пустыни. Впрочем, она не видела дома со стороны; похитители открыли багажник только в гараже и через внутреннюю дверь провели ее в маленькую каморку на втором этаже. Через запыленное окошко она разглядела пустой двор и огни автомобилей на шоссе, проходившем в полумиле от дома.

Прямо под окном был навес галереи, но даже нечего было и думать о том, чтобы спрыгнуть, Во-первых, в комнате с ней постоянно кто-то находился, а во-вторых, вряд ли она успела бы добежать до шоссе прежде, чем ее поймают. Значит, с мыслями о побеге надо было на время расстаться. Оставалось только ждать. И чем дольше она ждала, тем сильнее крепла ее уверенность в том, что сейчас… вот-вот… с минуты на минуту появится Белов. Но того, что случилось, не ожидала даже она.

За окном совсем стемнело, когда с улицы послышался звук работающего мотора. И Гога, сидевший на стуле у двери, и Лайза насторожились. Она, как дитя своей страны и своего времени, не могла спутать этот звук ни с каким другим. Утробный басовитый рокот V-образной «восьмерки» не шел ни какое сравнение с тихим шелестом мотора ее «Тойоты»; он разительно отличался от дробного стаккато европейских спортивных автомобилей; он вообще был неповторим, как гитарное соло Эрика Клэптона. Сердце у нее радостно забилось: это он! Он здесь! Он приехал, чтобы спасти ее!

Лайза изо всех сил пыталась оставаться бесстрастной. Она не хотела, чтобы неопрятный человек, похожий на гориллу, который сидел у двери и пристально следил за каждым ее жестом, что-нибудь заподозрил.

Звук мотора услышала не только она. Гога встал и подошел к окну.

— Что за дела? — спросил он, недоумевая.

— Ждете подкрепления? Не многовато ли, столько мужчин на одну женщину? — Лайза вложила в эти слова весь сарказм, отпущенный ей природой.

— Заткнись! — грубо одернул ее Гога, не отрываясь от окна: что-то, происходящее там, приковало его взгляд, захватило настолько, что он не мог реагировать ни на что другое.

— Это что? Кино снимают? — растягивая слова, спросил он. Видно было, что соображает он еще медленнее, чем говорит.

Лайза не выдержала: вспорхнула с кушетки, подбежала к окошку. Она выглянула из-за плеча своего похитителя и увидела нечто странное. Пожалуй, такое, действительно, можно увидеть только в кино. Посреди двора стоял серебристый «Стингрей». Пыль, поднятая колесами, клубилась в хрустальном свете фар; сзади пыльная взвесь была рубиновой от света фонарей. Двигатель продолжал работать; пластиковый капот над ним нервно подрагивал.

Пауза растянулась до бесконечности. Время шло, но из машины никто не выходил. Сверкающая пыль осела на звездах колесных дисков, Наконец водительская дверь открылась, и из нее показался… Лайза не поверила своим глазам, настолько абсурдной была эта картинка!

Из серебристого «Стингрея» вышел Элвис в белом с золотом концертном костюме: расклешенные, шитые блестками брюки и пиджак с глубоким вырезом, широкий кожаный ремень, утягивающий талию… Он и двигался, как Элвис — летящей, пружинистой, танцующей походкой. Элвис нагнулся над дверью, достал из машины гитару и положил ее на капот. Психологический расчет оказался абсолютно точным: с этой секунды все внимание приковывала к себе только эта гитара — с полированным металлическим корпусом, изящными эфами вырезов и тонким грифом с золочеными порожками ладов.

Потом Элвис снова вернулся к машине и достал из нее стопку картонных коробок, на которых было написано «Pizza from Chesare Scola». Он, как заправский лицедей, знающий, что за ним наблюдают, открыл верхнюю коробку и продемонстрировал невидимым зрителям дымящуюся аппетитную пиццу. Но и

это было не все! Элвис закрыл крышку, поставил стопку коробок на капот и подошел к пассажирской двери. Значит, он не один? Лайза начала гадать, кто же оттуда может появится? Джон Леннон?

Но следующий номер программы, подготовленной, как видно, хорошим режиссером, превзошел все Ожидания. Элвис открыл дверцу, согнулся в почтительном поклоне и протянул руку… Кому?

Вот это да! Из машины вышла Мэрилин Монро! Сначала показалась ножка в серебристой, в тон «Стингрею», туфельке. С такого расстояния ни Лайза, ни ее похитители не могли разглядеть, что туфелька сорок третьего размера, а ножка — слишком мускулиста для дамы. Мэрилин кокетливо поправила платиновые пряди, закрывая ими лицо. Затем отточенным движением — снизу вверх — поправила ладонями пышный бюст.