Тень победы

— Ублюдки! — орал Степанцов, переводя взгляд с Буцаева на Белова. — Довольны? Сговорились, да? А только — хрен вам! Я все равно не лег!

Насмешливая улыбка тронула губы Буцаева. Тонкие черные усики дрогнули и, как часовые стрелки, показали без десяти два. Роман Остапович поднялся.

Он был доволен исходом поединка, но все же — не до конца. Догадайся старик выбросить полотенце чуть пораньше… Тогда Храбинович подавился бы своей овсянкой. Подавился, но деньги все равно бы выплатил.

А теперь… Никому не позволено обманывать Буцаева! Он обещал, и он приведет свою угрозу в исполнение. Красавец взял помятую шляпу (воспоминание о ее бесславной гибели болью отозвалось в его сердце) и пошел по проходу. Ему еще надо было найти Tory, Хасана и Реваза. Придется поговорить кое с кем в раздевалке и пригласить прокатиться за город. То есть — в пустыню.

Белов и Лайза с растерянным видом смотрели на боксера.

— Саша, почему он ругается на тебя? — спросила Лайза. — Ты разве в чем-то перед ним виноват?

Белов не знал, что ей ответить. Это был один из тех редких случаев, когда он не мог найти подходящие слова. Что-то здесь не срастается… Боксер обращался явно к нему, но что он говорил — нельзя было понять за ревом трибун…

— Удачного боя, брат! — передразнил Белова Степанцов, напомнив фразу, услышанную от Белова в Москве. — Надеюсь, для тебя он был удачным?

Брат… — процедил он сквозь зубы и сплюнул.

Подошедший Савин пробовал его успокоить, но Сергей его оттолкнул.

— Сними с меня перчатки и больше не трогай!

— Сережа, — пробовал объясниться тренер. — Ты… многого не знаешь…

— Я знаю только то, что вижу, — отрезал Степанцов. — И подними, наконец, это дурацкое полотенце!

Савин помог ему снять перчатки. Сергей подошел и обнял нетвердо стоявшего на ногах Хьюитта. Честь и достоинство — прежде всего. Они должны показать публике, что отношения на ринге и за его пределами — совершенно разные вещи. Между ними нет никакой вражды. Просто бокс.

— Техническим нокаутом… победу одержал… Норман Хьюитт! — объявил ведущий.

Рефери поднял вверх руку чернокожего бойца. Хьюитт выглядел ошарашенным; казалось, он до сих пор не понял, что произошло. Альберт взял халат и набросил на плечи Степанцову. Тот пролез под канатами и, не оглядываясь, пошел в раздевалку. За спиной остался красный настил ринга. На него не

стыдно было пролить свою кровь; красное на красном почти незаметно. Но белое на красном, это…

Сергей старался ни о чем не думать, но одна мысль неотступно преследовала его. «Да лучше бы я там умер. А так… Позор!» Он шел и не смотрел себе под ноги, ему казалось, что всюду на полу разбросаны белые полотенца.

Хасан все пять раундов и четыре перерыва был занят пристальным созерцанием ножек одной блондинки, сидевшей неподалеку. Посмотреть и впрямь было на что. Гладкие, блестящие и упругие, как кегли, ножки были несказанно хороши. Ну а длина платья была подобрана таким образом, что оно, скорее, не скрывало, а напротив — открывало прелести хозяйки, выставляя их для всеобщего обозрения.

Видимо, той частью мозга, которая не была поражена перекисью водорода, блондинка подозревала, что ее ногам придется вступить в трудный бой с боксерским матчем, и решила подстраховаться. Время от времени она перекладывала ноги; одну на другую, потом обратно. Этого оказалось достаточно, чтобы все мужчины, сидевшие на ее ряду и четырьмя рядами ниже, как по команде, оборачивались и внимательно следили за рокировкой, стараясь не

упустить ни одной детали.

— Эй! — Гога толкнул Хасана в бок, — Смотри! Босс!

Что до Хасана, то он был парализован, поэтому не сразу отреагировал на возглас Гоги. Пришлось подкрепить слова побудительным толчком.

— Эй! Смотри! Босс! Он нас ждет!

— Иду, иду, — отозвался Хасан, не сводя глаз с блондинки.

Она собиралась вставать, и Хасан боялся пропустить самое интересное. Восемь раз подряд он сумел разглядеть белое кружевное белье, сквозь которое просвечивал темно-рыжий стриженый кустик, и теперь замирал в ожидании чуда: а ну, как на девятый оно окажется голубым, или розовым, или черным? Сам он больше всего любил леопардовую расцветку, но на такую щедрую милость судьбы не приходилось даже надеяться.

— Послушай, с ним что-то не то! — сказал Гога.

— А-а-а! — отмахнулся Хасан.

— Он без шляпы, — сказал Гога.

— Вах! — Хасан моментально вскочил, забыв о блондинке; ее белье и нежном кустике. — Чего же ты сидишь, ишак? Пошли скорее!

Расталкивая зрителей, они бросились вниз по проходу.

Когда они подбежали к Буцаеву, рядом с ним уже стоял «серый кардинал» — Реваз.

— Я хочу забрать его прямо из раздевалки, — втолковывал ему Роман Остапович.

— Везде охрана, босс, ничего не получится, — рассудительно возразил Реваз.

— Черт! Я же сказал — «хочу», а как это сделать, придумай сам!

— Хорошо, босс. Я постараюсь.

— Вы, два остолопа! — накинулся Буцаев на подоспевших Гогу и Хасана. — Надо будет затолкать его в багажник и вывезти за город! Я все понятно объясняю?

Гога развел руками.

— Как это сделать, босс? Кругом полно народу!

— Как, как! — вскричал Буцаев. — Спроси вон у него! — и ткнул пальцем в Реваза.

Тот кивнул: мол, успокойся. Что-нибудь придумаем.

— И, кстати, — продолжал Буцаев, обращаясь к Ревазу. — Ты видел человека, который сидел рядом со мной?

— Который сидел на вашей шляпе, босс? — уточнил Реваз.

Буцаев стал пунцовым.

— Да, он самый. Узнай, кто это.

— Я и так знаю. Это Белов, босс, — сказал Реваз и саркастически улыбнулся.

— Белов? — Роману Остаповичу это имя было смутно знакомо: — Что, тот самый Белов?

— Тот самый, — подтвердил Реваз, и выражение его лица недвусмысленно намекало на то, что взыскать с обидчика стоимость шляпы вряд ли удастся.

— Хорошо, — повелительно сказал Буцаев. — С Беловым мы разберемся потом. А пока я хочу заняться боксером.

Голос ведущего, льющийся из мощных колонок, возвестил, что победу одержал Норман Хьюитт.

Через несколько минут показался Степанцов. Он возвращался в раздевалку.

— Ну что стоишь? — набросился Буцаев на Рева-за. — Пора действовать!

— Окей, босс! Я только прикидываю, где здесь… — Реваз внимательно огляделся. Он что-то искал.

— Что?

— Да так, ничего. Сейчас увидите.

Он достал из кармана табличку сотрудника казино «Тадж-Махал» и повесил ее на лацкан пиджака. Подобные штучки имелись у него на все случаи жизни, и поэтому Реваз был незаменим.

— Ждите меня здесь, босс, и что бы ни случилось, никуда не уходите. Я скоро вернусь.

Лысый коротышка юркнул в толпу…

Возгласы ликования постепенно сходили на нет. Все понимали, что от такой неубедительной победы у обеих сторон осталось очень дурное послевкусие.

Даже болельщики Хьюитта выглядели разочарованными, а уж немногочисленные поклонники Степанцова и вовсе чувствовали себя обманутыми. Лайза взяла Белова под руку, и они медленно пошли в плотном людском потоке, направлявшемся к выходу из зала.

— По-моему, что-то здесь не так, — сказал Саша.

— Ну что же может быть не так? — удивилась Лайза. — Мне кажется, все правильно. Ведь ему разбили лицо, дальше могло быть только хуже! Нет, я полностью согласна с тренером! Он поступил правильно! А если бы этот Хьюитт его убил?

Белову стало смешно и грустно одновременно. Лайза замечательная женщина, но она ничего, совершенно ничего не понимает в боксе. Она видит только внешнюю сторону событий и не замечает подводных течений, скрытых камней, словом, всех тех тонкостей, которые понятны только специалисту или фанату этого вида спорта. Его, например, в свое время просветил Фил, с которым они не раз обсуждали видеозаписи боев, знаменитых боксеров. Как ей втолковать, что бокс не просто драка, а интеллектуальный и психологический поединок вроде покера или шахмат? Здесь тоже важны и умение просчитывать ходы, и сила духа, и уверенность в себе. Разница в том, что бокс ничьих не признает!