Тень победы

Судья скрестил руки на груди, привалился к стене, выложенной голубым кафелем. Он никак не выразил своего недовольства. Ждать пришлось немного дольше, чем рассчитывал Сергей: тренера не было минут пять. Он уже начал волноваться, и Назимов, почувствовав его тревогу, направился к туалету, но в этот момент из дверей показался Савин.

— Сори, — бросил он на ходу.

Достал из спортивной сумки эластичные бинты и дал судье убедиться, что с ними все в порядке. Тот кивнул и стал смотреть, как длинная белая полоса совершает тур за туром, охватывая пальцы и запястье. Когда с этим было покончено, судья еще раз ощупал руки Сергея и показал, что можно для прочности закрепить повязку лейкопластырем. Савин наложил несколько полосок, пропустив их между пальцами. После этого судья взял черный маркер и поставил подпись на каждой руке Сергея. Часы показывали половину седьмого.

Альберт подошел к Степанцову и показал на топчан.

— Ложись! — сказал он.

Сергей послушно лег на живот, и Назимов стал разминать его. Сильные руки уверенно массировали каждую мышечную порцию; кровеносные сосуды раскрывались, и мышца наполнялась кровью, готовясь к тяжелой изматывающей работе. Сергей по привычке закрыл глаза, пытаясь расслабиться и ни о чем не думать; затем приоткрыл и украдкой взглянул на тренера

Подбородок Савина дрожал, словно тренер чем-то давился. Савин хотел было скрестить руки на груди, но тут же убрал их и снова положил на поясницу. Затем он тяжело привалился к стене и так стоял, не отводя глаз от двери. Все шло не так, как надо, и Сергей это чувствовал. В конце концов он решил, что вряд ли может что-нибудь исправить. Самое лучшее — закрыть глаза, отключиться, освободив мозг от мрачных мыслей, а сердце — от Лишних переживаний.

Назимов работал, стараясь изо всех сил, но его так и подмывало подойти к Савину и потребовать, чтобы он выложил все как есть. Его останавливали только два обстоятельства. Первое — немедленный разговор внес бы в последние минуты перед боем ненужную нервозность, а это ни к чему. Главная роль в предстоящем спектакле отводилась Сергею; он был тем самым ведущим инструментом, который необходимо правильно настроить. А правильный настрой боксера перед поединком — во многом заслуга его команды. И второе — Назимов знал, был уверен на сто процентов, что Савин все равно ничего не скажет. В лучшем случае — промолчит.

Тем не менее, увиденное сильно пугало Альберта, давило на психику и лишало спокойствия. Но он заставил себя полностью сосредоточиться на массаже и забыть обо всем остальном. В том числе о том, что он увидел в туалете. О розовой воде в унитазе и сгустках крови, прилипших к стенкам. Он, как врач, прекрасно понимал, что это означает, где провел Савин эти двое суток, и что ему пришлось пережить. Но сейчас его беспокоило другое: какие это может иметь последствия и как это отразится на бое?

В половину седьмого тонкие тросы, привязанные к четырем углам и серединам- сторон флага, покрывавшего ринг, медленно подняли его к потолку. Публика отреагировала громким свистом и редкими хлопками. Заиграла энергичная музыка. Разноцветные лучи прожекторов и лазеров забегали по стенам.

Служители в униформе в последний раз тщательно протерли настил ринга и проверили натяжение канатов. Из двери служебного помещения показался судья. В одной руке он нес гонг, в другой — молоточек.

Боковые арбитры заняли свои места и разложили на столах карточки. В последние годы учет нанесенных и пропущенных ударов велся с помощью компьютера, но арбитры по старинке дублировали их вручную. Музыка стала громче и напряженнее. В ней добавилось басовых нот. Лучи прожекторов тоже стали более насыщенными. Яркие бледные цвета исчезли вовсе. Организаторы действа умело манипулировали зрителями, подогревая темные инстинкты толпы. Наверное, так же чувствовали и вели себя римляне, ожидая выхода Гладиаторов на арену.

Затем музыка на мгновение умолкла. Стало совсем тихо. Потом «Dire Straits», лучшая концертная группа ушедшего столетия, грянули свою знаменитую «Sultans of Swing». Четкий ритм бас-гитары, выверенная барабанная дробь и неповторимое гитарное соло Марка Нопфлера, — все это заряжало зал сумасшедшей энергией. Огни замелькали в бешеном ритме. Публика свистела и кричала. И только накачанные секьюрити стояли неподвижно в проходах и вокруг ринга, словно последние островки спокойствия в море неконтролируемых страстей.

Без четверти семь на ринг вышли организаторы и распорядители. Сверху на тонком шнуре спустился поблескивавший металлом микрофон. Ведущий приветствовал публику и стал представлять участников предстоящего боя. Первым объявили Степанцова.

Ведущий перечислял, титулы Степанцова и количество одержанных побед. Согласно жребию, ему достался синий угол. Сергей услышал это по громкой связи, проведенной в раздевалку. Два чернокожих охранника, оба сильно смахивавшие на горилл, открыли дверь и замерли в ожидании на пороге.

Им предстояло провести боксера и его команду сквозь толпу а это не всегда бывает простым делом. Болельщики, заведенные громкой музыкой и горячительными напитками, зачастую выкрикивают в адрес бойца весьма нелестные замечания, стремясь сбить его с боевого настроя и таким образом помочь своему любимчику

Сергей был уже готов. Он надел красные двенадцатиунциевые перчатки; тренер залепил их у запястий скотчем. Назимов принес халат, помог продеть руки в рукава и завязал пояс. Савин, вопреки обыкновению, молчал. И в этом молчании таилось что-то зловещее. Он будто обдумывал какую-то мысль, и было видно, что эта мысль тяжела для него, но он предпочитал ни с кем не делиться своими соображениями.

И Назимов — тоже молчал. Они в последний раз обнялись все трое, в раздевалке. Затем доктор подхватил «боевой» чемоданчик. В термосе лежали лед и бутылки с водой. В соседнем отделении — флакон коллодия, чтобы заклеивать рассечения, и банка с вазелином, помогающим этих рассечений избежать. Перекись водорода — останавливать кровь, и ватные тампоны, накрученные на длинные палочки — для той же цели.

Тренер взял большое белое полотенце и повесил на плечо. В перерывах между раундами он будет обтирать Сергея, удаляя лишний пот, и обмахивать его, давая легким хорошенько подышать, а разгоряченному телу — немного остыть. Все. Они были готовы. Из них троих только один человек знал, как пойдет бой на самом деле.

Белов с Лайзой шли по длинному узкому проходу. Белов держал билеты; он предъявлял их очередным секьюрити. Те расступались, освобождая дорогу, и по-

том сразу же смыкались снова, оттесняя наседавшую толпу. По мере того, как Саша с Лайзой приближались к рингу, охранников становилось все больше и больше; все-таки безопасность VIP-персон прежде всего.

Играла громкая музыка. Саша, не отрываясь, смотрел на выход, откуда должен был появиться Сергей Степанцов. Но его пока не было. Белов и Лайза добрались до своих мест в тот самый момент, когда распорядители и организаторы, раздвинув канаты, дружно, гурьбой повалили на ринг. Фотокорреспонденты обступили его периметр плотным кольцом; охранники сосредоточились и напряглись. И тут Белов увидел, что их с Лайзой ожидает неприятный сюрприз…

Буцаев не сомневался в исходе боя. Или точнее — почти не сомневался. Он отводил несколько ничтожных процентов на то, что дело повернется совсем не так, как ему надо. Роман Остапович считал, что избрал правильную тактику: давить не на бойца, а на его наставника. «Он не станет поднимать лишний шум, — думал Буцаев. — Это у боксера все еще впереди; он молод и полон сил. А для тренера воспитать второго такого чемпиона — проблема. Годы поджимают. Он — старый, поэтому упорнее цепляется за жизнь. А жизнь — сочится у него меж пальцев. Уходит и уходит, как песок из горсти. Молодому никогда не поздно начать сначала. Поставить на карту все, и… Выиграть или проиграть. Когда бьешься, об этом не задумываешься, главное — упрямо гнуть свою линию».

Им удалось заманить Савина в ловушку — с помощью одной из танцовщиц местного варьете, бывшей соотечественницы. Девушку содержал все тот же Эдик Маципуло, поэтому не составило особого труда убедить ее сделать то, что требовалось. Танцовщица наплела Савину целую историю: оказывается, ее мама неоднократно о нем вспоминала, и, вполне возможно, сам Савин хорошо ее знает. Вадим Анатольевич, совершенно сбитый с толку, некоторое время отнекивался. Но, видимо, расчет оказался верным: тренер в годы бурной молодости был тот еще ходок.