Страница 29 из 64
— Ну, что ж, Саша, — усаживаясь в кресло, сказал он. — Ни американцы, ни французы, ни англичане близко не хотят подходить к вулкану. Побаиваются господа европейцы. Так что, полезем, как говаривал наш комильфотный друг Витек, к черту в задницу?
— Полезем, Осип Ильич, — хохотнул Белов. — Что нам еще остается.
— Да-а… Вулканы, вулканы… — лирическим тоном произнес Штернгарт. — Они не прощают ошибок. К ним нужно относиться ответственно, педантично. Часто опасность достает нас не там, где риск всего больше, а там и тогда, когда мы становимся самоуверенными, небрежными или бесчеловечными. И все равно я люблю вулканы и никогда не изменю им… Но пойдемте, Саша, погуляем. Подышим относительно свежим воздухом.
Осип Ильич сунул под мышку небольшой сверток, и они вышли из отеля. Темно и пустынно было на улицах брошенного жителями города. Мужчины перешли дорогу, спустились в неглубокий распадок. Абрис грозного Санта-Негро четко выделялся на фоне звездного неба. Постояли, полюбовались пейзажем, потом разложили костер. С треском занялись сухие сучья. Отблеск пламени выхватил из тьмы лица вулканологов и небольшой участок местности вокруг них.
Осип Ильич достал бутылку коньяку, налил в прихваченные стаканчики. Выпили. Затем присели на камни, уставясь на языки пламени, думая каждый о своем. У Саши защемило сердце. Почему, он не смог бы внятно объяснить. Может, по дому взгрустнулось, может — по сыну заскучал, а может, по ушедшей молодости. Неожиданно для самого себя Белов разоткровенничался.
— Вот вы про измену заговорили, — вернулся он к затронутой в начале встречи со Штернгартом теме. — Я презираю предателей. Многое могу простить человеку, измену — нет. Предатель жизнь мне сломал. Если бы не он, все могло пойти по-другому — Саша немного помолчал, собираясь с мыслями, потом продолжил: — Был у нас в бригаде парень один, Макс. Хороший мужик вроде, за семью мою и за друзей был готов в огонь и в воду. А оказался человеком Каверина — моего врага. Вот ведь что странно. Работал Макс на меня много лет, родным человеком стал, и вдруг по приказу Каверина убил моих лучших друзей: Космоса, Пчелкина. Даже Фила не пожалел, он в коме долгое время был, и только-только стал в себя приходить, он и ему горло перерезал. Много воды утекло с того времени, однако я до сих пор не могу понять, что побудило Макса. Деньги? Но я ему прилично отстегивал. Дружба с Кавериным? Но за столько лет моя бригада стала ему родней и ближе сотни таких Кавериных. Долг? Но долг может быть перед Родиной, семьей, друзьями, наконец. А какой долг перед подлецом и сволочью?..
Белов замолчал, ожидая ответа Штернгарта. Осип Ильич взял палку, поправил ей несколько сучьев в костре и не спеша заговорил:
— Побудительных причин для предательства может быть много, часть их вы уже назвали. Увы, предатели всегда существовали, стоит вспомнить Иуду, Брута, Пеньковского… Но нельзя воспринимать измены и предательства как мировую трагедию. Это неотъемлемая часть нашей жизни, как смерть родителей, близких, друзей… Так создан мир, что живо, то умрет, и вслед за смертью в вечность отойдет, — продекламировал Осип Ильич Шекспира. — Все зыбко, хрупко, ничто не вечно. Жизнь человеческая втройне. А наше восприятие, сознание — колеблющийся занавес между внешним миром и внутренним его отражением, кривое зеркало. И его кривизна у каждого своя. Глупо требовать от других, чтобы они видели жизнь, реальность так же, как и ты, это невозможно, да и не нужно. Вот и Макс видел мир как-то по-своему, и по-своему поступил. — Штернгарт усмехнулся: — В советские времена существовала такая шутка: сознание — субъективное отражение объективно существующего мира, данное нам Богом в ощущениях.
Штернгарт надолго замолчал. Молчал и Белов. Осип Ильич неожиданно очнулся, кивнул в сторону Санта-Негро и продолжил:
— Вон стоит наш красавец. Еще одна пока не покоренная вершина. Вулканы тоже смертны, они, как люди, рождаются, живут и умирают. Их надо воспринимать такими, какие они есть, не идеализировать и видеть их недостатки и опасности, которые они порождают. И даже уважать за эти недостатки.
Осип Ильич и дальше, наверное, продолжил развивать тему, однако его прервали.
— Уважаемые господа! — раздался откуда-то сверху мужской вежливый голос. — Я полицейский. В нашем регионе объявлено чрезвычайное положение. В городе могут быть мародеры и прочие уголовные элементы. Я очень прошу вас во избежание недоразумений в сопровождении полиции вернуться в отель.
Законопослушный Штернгарт засуетился.
— Да-да, — сказал он громко в темноту. — Мы сейчас возвращаемся.
Вулканологи затушили костер и вернулись в отель.
Ночью Сашу разбудил телефонный звонок. Белов снял с аппарата трубку, приложил к уху.
— Алло! — проговорил он сонно.
Звонил Витек. Передатчики сотовой связи в районе Санта-Негро были повреждены во время землетрясения, удивительно, как это Злобину удалось дозвониться до него.
— Привет, Белов! — раздался в трубке далекий и очень слабый голос Витька.
Сон у Саши как рукой сняло.
— Здорово, — произнес он хмуро, приготовившись к плохим новостям. — Давай, выкладывай, что случилось.
— А почем ты знаешь, будто что-то случилось? — деланно-беспечным тоном откликнулся Злобин.
— Какой же дурак в три часа ночи по пустякам звонить будет, — проворчал Саша.
Витек несказанно удивился:
— У вас что, три часа ночи?
— Нет, дня, — Белов зевнул. — Я только что проснулся и сейчас обедать буду.
— Ну, ты извини, Саша, — стушевался Витек. — Я и не знал — в Красносибирске день. А у нас действительно проблемы. Звоню вот из больницы в известность поставить.
— Что с тобой случилось?
— Да так, — как о пустяке сказал Витек. О своих довольно-таки серьезных ранениях, полученных при спасении семейства Белова, он из скромности решил умолчать. — Зацепило меня очередью, но я не об этом. Тут боевики исламские объявились. Бомжатник Федоров разгромили, а его самого с Шамилем похитили. Вообще-то они Ярославу с Алешкой разыскивали.
Но ты не переживай, мы их с Катей в старом скиту укрыли. Так что с ними все в порядке. Федор нашелся, а вот Шамиль пропал. Где он сейчас, неизвестно.
— Да, дела там у вас, черт возьми! — ругнулся Белов. Он сел на кровати, включил настольную лампу. — Шамиля постарайся найти и позаботься о его семье. Двухсотые в Доме Сорского есть?
— Нет, раненых семь человек. Тимоху пацана, помнишь? Осколком зацепило. Но ничего, жить будет.
— Как сестра с Катей? |
— Нормально, ты не беспокойся.
— Ладно, Витек, спасибо тебе. Ты присмотри там за нами, да помоги на первых порах, чем нужно, Федору дом восстановить. Ну и семье Шамиля подбрось деньжат.
— Все будет в норме, шеу! — бодро сказал Злобин с белорусским акцентом. — Пока!
Белов положил трубку, встал с кровати, прошелся по комнате. Он вдруг действительно почувствовал голод. Открыл холодильник, достал паштет, тарталетки и сок. Перекусив, вышел на балкон подышать воздухом. Затем вернулся в комнату и снова лег на кровать. Сон не шел. Белов взял с тумбочки книгу и стал читать. В эту ночь он так и не уснул.
Утром Белов со Штернгартом столкнулись в вестибюле с Лайзой. Встреча была для обоих неожиданной и нельзя сказать, что неприятной. Девушка, как всегда, была с распущенными волосами, е профессиональным макияжем, ухоженная, привлекательная. На ней были туфельки на высоком каблучке, плотно облегающие узкие бедра джинсы и топик. Лайза сама несла чемодан, ибо швейцаров, равно как и других служащих гостиницы, которые могли бы ей помочь, в отеле не было. Белов бросился навстречу девушке.
— Господи, ты-то как здесь оказалась? — он взял из рук Лайзы чемодан.
— О, Саша! — излучая доброжелательность, воскликнула девушка. — Я так рада тебя видеть. Ты не представляешь, какая трудная дорога была. Я летела на самолете, потом добиралась на машине.
— И все же, — улыбнулся Белов. — Как ты сюда попала? Город закрыт.