Штурм вулкана

Саше никак не спалось. То гул самолета мешал, то терзали мысли о Ване, о Ярославе, о погибших братьях — Космосе, Пчеле и Филе, об Ольге со Шмидтом, о Феде с его новым выводком пацанят — Ваниных друзей. Федор как курица-наседка с ними — читает, рассказывает им что-то, а они слушают.

Мысли, все какие-то тревожные —. спать не дают. Стал Саша думать о своей жизни. Ведь могла она пройти и иначе, родись он в другое время. Просто привык быть первым, никому спуску не давать. Может быть, в тридцатые годы стал бы стахановцем, получил бы медаль из рук товарища Сталина, а потом бы в лагерь сослали. Нет, уж лучше в эпоху Брежнева жить. Поехал бы строить БАМ. Телогреечка, кирзовые сапоги, кирка и лом. А потом БАМ забросили, и жил бы Саша в деревянном сарае до сих пор. Куда ни кинь — везде клин.

Уж что ни говори, а Александру по его характеру, как это ни кощунственно звучит, года бы сорок первый — сорок пятый. Воевал бы, как его дед Сергей. Хотя, как дед маленькому Сашке рассказывал, и на его долю досталось перца. Когда немцы поперли, вместе с беспорядочной лавиной Красной армии отступал, теряя однополчан, от Харькова к Сталинграду, но Фрицы на мотоциклах и танках быстрее были, чем советская пехота в старых ботинках и рваных обмотках. Замкнули их в кольцо, и попал дед Сергей в фашистский плен.

Уже повели на расстрел деда Саши Белого, как он сам об этом рассказывал. И все — попрощался он с жизнью, стал Бога молить, хоть и был убежденным Атеистом, чтобы спас Господь его. И то ли на небе его

мольбу услышали, то ли просто жизнь так повернулась — повезло ему: среди прихвостней немецких он встретил своего старого друга по таганскому двору Борьку, по кличке Красный» Тот спас от расстрела деда Саши Белого.

Но с одним условием — Сергей Белов будет работать на врагов. «Жизнь дороже, — сказал тогда Красный, — а с фрицами сможем расквитаться, только если в живых останемся». Поскольку дед хорошо знал немецкий — образование получил от-личное, ведь был сыном партийного советского чиновника, впоследствии арестованного, то стал переводчиком у фашистов.

Потом дед и Красный бежали из плена, положив трупами чуть ли не роту фашистов, но для своих вместо героев стали изменниками, оба попали в штрафбат. А там встретили еще двух своих приятелей с одного московского двора. Редко такое бывало — из сотни тех, кто на фронте оказался в первые дни войны, только один-два вы-жили, а тут вчетвером уцелели, да еще вместе судьба свела…

И тут увидел Белов себя в оборванной гимнастерке без погон, с петлицами только, как в начале войны носили. И винтовка у него времен Первой мировой, а рядом дед Сергей прячется за болотистой кочкой и жестом показывает, мол, пригни голову, внучек, видать тебя фашистам, не дай Бог заметят, все погибнем. Саша оглядывается и видит друзей деда Сергея, только они какие-то желтые, как на потрескавшейся фотографии, которую хранил Саша как память о своем героическом деде до сей поры.

А за друзьями деда его друзья — Фил, Космос и Пчела, но не с винтовками, а с современными «Калашниковыми», а там дальше пробираются сквозь кусты Витек, Ватсон, Арсений Власов, Федор, Шмидт.

Поворачивается Белов к деду Сергею и говорит ему, мол, смотри, дед, какие орлы к вам на подмогу пришли! Фиг мы теперь фашистов пропустим. И тут из-за кочки выскакивает Зорин в эссесовском кителе да как заорет:

— Всем сидеть на месте, суки, а то взорву на хер самолет! Подохнете все, как собаки!

«Ой, е-мое», — подумал Белов.

— Кому сказано сидеть, б…! — орет стоящий в проходе между креслами спиной к Белову мужик. В правой руке, повисшей, как плеть, вдоль тела он держит что-то типа мобильного телефона или маленькой рации, а левой сдавил горло стюардессе.

«Наверное, еще не проснулся», — поду-мал Белов и попытался открыть глаза второй раз. Но не получилось — все, что про-исходило, имело место на самом деле. Толстяк в кресле рядом с Беловым сопел, как паровоз, и пытался проморгаться. И тут террорист повернулся, и Саша узнал его — это был Шаман собственной персоной! Он тоже узнал Белова и на секунду замер от удивления, но быстро пришел в себя и стал снова тыкать острым ножом в горло бортпроводницы так, что по ее шее потекла тоненькая струйка крови.

— Отпусти девушку, — спокойно предложил Белов, — поговорим.

— Поговорим, сука? — прошипел Шаман, еще сильнее сдавливая шею стюардессе. — Это из-за тебя мне пришлось бежать из Москвы таким образом! У меня блатные на хвосте сидят за то, что я Зорина тебе сдал! Я тебя убью, гнида!

На самом деле ни Белов, ни Шмидт ни-каких таких решительных действий пока не предпринимали, чтобы на Шамана с претензиями насели блатные или люди Зори-на. Скорее всего, у него просто сдали нервы. Вот он и решился на этот идиотизм с захватом самолета.

— Убивай, у тебя же нож, — сказал Саша, приподнимаясь в кресле, но ремень, который он забыл отстегнуть, не дал ему подняться с места.

— Сидеть! — заорал Шаман. — Взорву всех к чертовой матери. В багаже пластид, у меня в руках пульт, нажму на кнопку, все полетим к ангелам, мне терять нечего!

— А ты не блефуешь? — спросил Белов.

— Хочешь проверить? — спросил. Шаман, нервно кусая губы. — А это ты видел?

Он отдернул полу легкой куртки, и Бе-лов увидел на поясе у бандита две лимонки. Шаман сморщился от боли в плече, которое ему прострелила Оксана и которое было перевязано грязным бинтом. Похоже, Шаман был настроен решительно. Если ему удалось пронести на борт самолета гранаты, то где гарантия, что он не пронес в багаже взрывчатку.

— И чего ты теперь хочешь? — спросил у него Белов.

— Чего я хочу? — со злорадной усмешкой переспросил Шаман и сильно тряхнул испуганную бортпроводницу. — Ты тоже слушай, лярва, потом передашь летчикам мои требования! Я хочу, чтобы самолет летел в Пакистан!

— У — нас не хватит топлива… — робко пролепетала стюардесса.

— Я знаю! — нервно вскрикнул Шаман. — Не дурак, в школе учился! Пойдешь в кабину и скажешь, чтобы передали всем в самолете, что я не шучу! Чтобы все сидели смирно и выполняли все мои указания, если хотят жить! И чтобы летчики сели где-нибудь ближе для дозаправки и еще… пусть, когда мы сядем, привезут мне… или я взорву самолет… три миллиона долларов…

— Почему не четыре? — спросил Белов.

— Молчать! — заорал Шаман и толкнул стюардессу к кабине. — Ты, Белый, первый кандидат в покойники, поэтому лучше не шути!

И тут толстяк медленно приподнялся в кресле и, невнятно произнося слова, сказал:

— Я полпред, ням-ням, президента, в ням-ням округе…

— Сидеть! — заорал Шаман и наотмашь резанул ножом толстого полпреда по лицу.

Толстяк с рассеченной щекой упал обратно в кресло, едва не придавив Белова. Саша протянул ему платок, чтобы приложил к порезу. Так вот где он его видел — по телевизору Полпред президента в ка-ком-то из округов. Похоже, сказанное до-шло и до Шамана, он схватил толстяка за отворот пиджака и сильно тряхнул.

— Ты, жирный полпред, будешь моим главным заложником! — прошипел он ему прямо в ухо.

И ударил ногой назад, где в креслах си-дела, судя по виду, состоятельная парочка — моложавый мужчина в дорогих очках и ухоженная дама средних лет. Удар пришелся мужчине в плечо, и тот прижался к своей даме, которая от испуга чуть не вы-била стекло иллюминатора.

— Вы, два урода, валите отсюда в эконом-класс! — предложил им Шаман. — А вы, — это было уже обращение к Белову и полпреду, — ремни пристегните и помни-те — одно лишнее движение, я взрываю самолет!

Состоятельная парочка, прижимаясь к креслам, выскользнула из салона первого класса, и бандит плюхнулся на их места, вальяжно раскинувшись, В это время стюардесса сообщила, пассажирам, что самолет захвачен, попросила оставаться на своих местах и так далее, и тому подобное.

Шаман слушал сообщение с выражением крайнего удовольствия на лице. Пассажиры первого класса сидели ни живы, ни мертвы, в салонах остальных классов послышались голоса. Люди явно заволновались, но с мест не вставали, опасаясь непредсказуемых действий со стороны террориста.