Страница 23 из 617
В том же случае, когда неприятель предпринял переход через горы в нескольких местах одновременно, можно бросить все свои силы на какую-либо часть его войск и таким порядком порознь разделаться со всеми частями противника, действуя все время объединенными силами. Эта уловка настолько проста, что мы встречаем ее применение уже в древнейших военных преданиях. Первым великим народом-завоевателем по легендарным историческим преданиям были ассирийцы при царе Нине. И вот, когда царь Нин, как рассказывает предание, пошел на бактрийцев, бактрийский царь дал одной части ассирийцев спуститься по горным ущельям в свою страну, а затем напал на нее и разбил. Но Нин оказался настолько силен, что проникших через другие ущелья отрядов было достаточно для того, чтобы в конечном счете все-таки победить бактрийцев48.
Итак, мы должны признать, что принципы стратегического использования гор были известны уже в древнейшие времена, но греки в 480 г. не имели возможности следовать им. Пришлось бы собрать все силы у горы Эты и здесь дать наступательный бой. Но это было невозможно уже по чисто политическим соображениям. Нельзя ждать от конгломерата мелких республик, чтобы они выслали так далеко от дома все свои силы и подвергли их всем опасностям наступательного боя еще до того, как над их собственной страной нависнет непосредственная угроза; при этом значительная часть их, а именно афиняне, была занята во флоте. Но прежде всего греки не имели тактической возможности дать наступательный бой ввиду наличия у персов конницы. Только искусно выбранная оборонительная позиция с обеспечением флангов дала победу при Марафоне. Если бы грекам снова удалось занять подобную же позицию, то, конечно, персы на этот раз на них не напали бы, а, обойдя ее - в данном случае при помощи флота, - искали бы сражения в открытом поле.
Позднейшее предание49 рассказывает, что Фемистокл, избранный афинянами в полководцы, с самого начала отказался от всякой обороны на суше и хотел как можно дальше выйти с флотом навстречу персам. В сущности это было бы в то время наилучшим решением. Все равно морское сражение было неизбежно; а в случае удачи победа над персидским флотом создала бы более благоприятные условия для победы на суше: большая часть экипажа могла выйти на сушу, надеть гоплитские доспехи и составить подкрепление сухопутной армии. Персы же для своих стратегических маневров лишились бы дополнительного средства - обхода морским путем.
Но при подобном плане действий могли бы возникнуть разного рода препятствия. Отдельные контингента греческого флота едва ли смогли бы так скоро приготовиться и собраться в далекую экспедицию, к самому Геллеспонту; риск был очень велик, тем более что персидские суда держались с большой осторожностью у берегов, пока сухопутное войско не подошло к границам Эллады.
Таким образом, становится понятным, почему греки, наконец, избрали средний путь; они попытались закрыть проход при Фермопилах, тогда как флот поджидал неприятельские корабли у северной оконечности Эвбеи близ мыса Артемизия. Афиняне, еще принимавшие большое участие при занятии Темпейского ущелья, теперь изменили свой взгляд, сосредоточили все силы исключительно на флоте и не доставили контингента в войско Леонида. Занятие Фермопил является, очевидно, лишь дополнительным штрихом к основному стратегическому плану: дать сражение в открытом море, к северу от Эвбеи. Дальше к северу невозможно было бы собрать все разрозненные контингенты флота, даже у Артемизия их не удалось собрать полностью; отойти же дальше на юг значило бы оставить Среднюю Грецию без обороны на разгром сухопутному персидскому войску, так как Фермопилы были единственной позицией, где была еще надежда его задержать, покуда флот прикрывает с моря фланг фермопильского отряда.
Часто высказывалось удивление, почему греки не усилили войско Леонида; хотя и нельзя полагаться на дошедшие до нас цифры, но все же достоверно известно, что при общей численности воинов-спартиатов около 2 000 чел. Леонид имел в своем распоряжении лишь 300 из них. Из этого следует, что и другие государства выслали лишь небольшие отряды ил же вовсе ничего, однако это легко поддается объяснению. Грекам была знакома опасность обороны в горах. Когда закрытие прохода не удается, то это означает не только потерю позиции, но и гибель большей части всего войска, и чем последнее сильнее, тем большая часть его обречена, так как более многочисленному войску труднее отступать. Для отступающего войска персидские всадники и лучники были особенно опасными преследователями. Между тем, чтобы закрыть ущелье, было достаточно и не большого войска; в самом деле греки проиграли в конечном итоге сражение не потому, что их отряд был численно слаб, а лишь из-за недостаточной бдительности.
Фермопилы же - хотя я и впервые высказываю это здесь - являются, в общем стратегическом замысле греческой обороны лишь второстепенным вспомогательным действием. Ведь расчет при занятии этой позиции был основан на надежде, что греческому флоту удастся победить персидский у Артемизия, и тогда неприятельскому сухопутному войску придется отказаться от своих намерений и отступить. Сама по себе оборона Фермопил не имела почти никаких шансов на успех; она являлась, если рассматривать ее изолированно, лишь героической попыткой, при которой отнюдь не было поставлено на карту сразу все. С формальной и с материалистически-военной точки зрения это было, можно сказать, ошибкой, но в то же время этого требовала необходимость иного порядка. Не отдавать варварам без боя доступ в исконно эллинские земли было неизмеримо важно с моральной точки зрения.
И Леонид понял и выполнил сущность своей задачи. Как только стало известно, что персы совершили обход, он приказал главной части своего войска начать отступление; сам же со своими спартиатами остался для того, чтобы прикрыть это отступление и вместе с тем достойным образом осуществить идею возложенной на него борьбы. Гибель спартиатов является не только одной искупительной жертвой и не только одной геройской смертью в бою, прикрывавшем отступление, она - и то и другое одновременно.
Критики утверждают, что Леонид должен был отступить; несомненно, сами критики на его месте отступили бы. Эти слова Генриха Лео можно привести и в нашем военно-историческом обзоре как наилучшую характеристику сражения при Фермопилах.
Как Мильтиад своей оборонительно- наступательной тактикой при Марафоне доказал, что Эллада уже усвоила основные законы военного искусства, так Леонид воплощает моральное начало в войне, его значение, его ценность; не только рыцарскую личную храбрость и геройскую смерть, но и геройство как органический элемент войны, как сознательное военное действие.
Доказательство тому, что греки сознавали эту идею, дает нам поэт, который в словах, классических, как само событие, запечатлел его смысл на все времена:
"Путник, когда ты прибудешь в Спарту, сообщи там, что ты видел нас здесь павшими, как повелевал нам закон".
* * *
1. Чем больше себе уясняешь, что греки не могли принять сражение с персами на суше до победы над персидским флотом, тем поразительнее кажется то, что афиняне выслали сначала к Темпейскому ущелью большое сухопутное войско, да еще под предводительством Фемистокла, который из всех греков наиболее правильно сумел оценить стратегическое положение.
Возможным кажется следующее объяснение. Когда греки шли к Темпейскому ущелью, то не только беотяне, но и фессалийцы были на их стороне, причем те и другие, в особенности же фессалийцы, располагали прекрасной конницей. Следовательно, Фемистокл, может быть, имел в виду не запирать Темпейский проход, - что являлось совершенно безнадежным, так как персы имели возможность обойти его не только по суше, но и с моря, - ас фессалийской конницей дать сражение выходящим из ущелья персам. Этот замысел оказался невыполненным главным образом потому, что на фессалийцев трудно было положиться, а остальные греки явились с недостаточными силами; только тогда Фемистокл повел афинян по другой линии - померяться сперва с персидским флотом - и к Фермопилам уже вовсе не послал войска.