Обитель зла

Конечно. Еще в тот момент, когда задал этот вопрос, Романо понял, насколько он излишен. Его мать, конечно же, позвонила не только Эльзе, но и всем своим подругам и знакомым, которые только пришли ей в голову, так что в настоящий момент, наверное, не было в селе и окрестностях человека, который не был бы самым лучшим образом информирован о том, что случилось.

Эльза бросилась в свою бывшую комнату и захлопнула за собой дверь.

Романо пошел в кухню, чтобы посмотреть, что делает Эди.

Эди с самого утра сидел на корточках на полу, окруженный горами посуды. Он пытался по-новому скомплектовать сервизы и расставить все в кухонном шкафу, но это ему не удавалось, поскольку требовало намного больше места. Он строил из плоских тарелок, суповых тарелок, тарелок для завтрака, тарелок для десерта, из блюдечек для компота, из чайных чашек и чашек для эспрессо башенки и ставил их в ряд на полку. Если рядом помещалось не более трех башенок, он впадал в отчаяние, снова вынимал их, мыл, сушил в десятый раз и строил новые, но в каких-то мелочах уже измененные башенки.

Тереза сидела за столом, читала молитвы, как всегда, перебирала четки и при этом смотрела на Эди.

– Как хорошо ты это делаешь, – сказала она в тот момент, когда Романо зашел в кухню. Она устало посмотрела на сына.

– Что нового? – спросил он.

– Ничего.

Обыск дома не дал результата. Полиция не нашла ни ножа, ни окровавленной одежды или чего-то подобного.

У Нери был разочарованный и сердитый вид, и он уехал, сказав лапидарное:

– Мы еще позвоним. Будьте готовы, что мы вас вызовем. Тереза в очередной раз бормотала молитву «Аве Мария».

Эди сосредоточенно складывал посуду и что-то довольно шептал. Ему было семнадцать лет, он весил сто двадцать килограммов и обладал медвежьей силой, которую едва ли мог контролировать. Еще в пятилетнем возрасте у него после тяжелой аллергии выпали волосы, и сейчас по-прежнему не было ни одного волоска на теле. Отсутствие ресниц и бровей придавало ему какой-то своеобразный голый и мягкий вид. У него были толстые кривые ноги, и передвигаться он мог только медленно. Если же он пытался бежать, то раскачивался из стороны в сторону, как корабль, борющийся с волнами. Романо обнял его за плечи.

– С тобой все о'кей, Эди?

Эди, продолжая громоздить тарелки друг на друга, кивнул и улыбнулся. Он настолько увлекся, что, похоже, не слышал ничего из того, о чем говорили Тереза и Романо. Романо налил остатки эспрессо в маленькую чашку. Кофе был холодным, но его это не смутило. Он сел возле матери, которая взяла его за руку и прошептала:

– Чем я могу помочь тебе, Романо? Я готова сказать, что ночью приходила и будила тебя, чтобы попросить таблетки от мигрени. Ты можешь полностью на меня положиться. В конце концов, я твоя мать.

Романо обескураженно посмотрел на нее.

– Что ты вообразила? – тоже шепотом ответил он. – Ты думаешь, что это я убил Сару? Неужели ты всерьез веришь, что я мог поехать ночью к тому дому и перерезать ей горло?

Тереза подняла брови.

– Я ничего не вообразила, ничего не думаю и ничему не верю. И прежде всего, я вообще ничего не знаю. Я просто хотела тебе помочь, вот и все.

Романо встал и не говоря ни слова вышел из комнаты. На первом этаже он увидел Энцо в инвалидном кресле, в котором он обычно смотрел телевизор и из которого не мог выбраться без посторонней помощи. Казалось, он спал с открытыми глазами.

– Тебе лучше? – спросил Романо и взял холодную как лед руку Энцо.

Энцо вырвал ее так резко, как будто к нему прикоснулась рептилия. Он посмотрел на Романо взглядом, исполненным страха и одновременно ненависти.

– Исчезни и не показывайся мне на глаза, – прошипел он.

18

Было без четверти час, когда Марчелло вошел в свой дом в Сан Мартино. Его жена закрывала страховое бюро в двенадцать часов, и обычно без нескольких минут час в семье Ванноцци обед уже стоял на столе. До обеда в страховое бюро приходили лишь те, кому необходимо было заявить о каком-то ущербе. Настоящие прибыльные договоры заключались в пятницу вечером либо в субботу с утра, когда крестьяне не работали в поле, а занимались своими делами. Тогда они вместе с женами отправлялись в супермаркет, делали срочные покупки или заказы, отдавали инструменты в ремонт, платили за страховку или заключали новую. И в большинстве случаев это происходило тогда, когда что-то уже случилось. Марчелло обычно не отказывался оплатить старый ущерб, если в качестве встречного хода заключалась новая страховка. По этой причине он по пятницам и субботам был в бюро постоянно, зато в остальные дни появлялся там изредка.

Сейчас его жена Пиа и дочери Джина и Мария сидели в кухне, но пахло там не жареным чесноком и луком, не тушеной vitello [11]и вареной рыбой, а дымом, потому что Джина курила одну сигарету за другой и пепельница была уже набита окурками до отказа.

Он поставил корзину посередине кухонного стола, но белые грибы, которые он купил у уличного продавца в Ливане, остались без внимания. Даже если бы у каждого гриба на шляпке была табличка с ценой, его женщинам это не бросилось бы в глаза.

– Ты уже слышал? – выдохнула Пиа.

– Что? – спросил Марчелло, и сердце у него забилось так, что готово было выскочить из груди, потому что он сразу понял, что так взволновало женщин.

– Сара Симонетти мертва, – сказала Пиа. – Какой-то сумасшедший перерезал ей горло в доме в лесу. Алессио нашел ее. Представляешь?

Марчелло упал на стул, который стоял к нему поближе.

– Нет, – выдохнул он, – этого не может быть.

Что это произойдет так скоро, что ее так быстро найдут – об этом он даже не подумал.

Джине и Марии было соответственно двадцать и двадцать два года. Две прекрасные молодые женщины, которые притягивали к себе взгляды, когда заходили в бар на Пьяцца. У них был только один недостаток: их голоса были пронзительными и острыми, как терки.

– Всю жизнь я была спокойна и довольна, я чувствовала себя в полной безопасности, но сейчас я боюсь, – заявила Джина. – Это невыносимо – знать, что где-то рядом бродит сумасшедший.

– У него на примете была Сара, до тебя ему нет дела, – заявила Пиа.

– Откуда тебе знать? – возмутилась Мария.

– Убийца, в конце концов, не случайно встретил ее в лесу, а проник в дом, чтобы убить ее. Именно ее, Сару Симонетти. И никого другого.

– Когда это случилось? – прошептал Марчелло.

– Наверное, сегодня ночью. Мы знаем об этом только от Джульетты, а она узнала от своей подруги Терезы из Монтефиеры. – Пиа встала. – Переоденься, – сказала она. – Мы поедем к Романо, чтобы выразить соболезнование.

«Я этого не выдержу, – подумал Марчелло, – я не смогу».

В этот момент ему стало ясно, что он сделал очень большую ошибку, которую уже невозможно исправить. Ему нужно было сразу пойти в полицию, тогда он был бы просто человеком, который нашел труп, и ничего бы не произошло. А сейчас у него была тайна, которая повисла на нем тяжким бременем, словно невозвращенный долг. Нечистая совесть владела каждой его мыслью. Ему нет покоя и никогда больше не будет, потому что если обнаружится, что до Алессио в доме побывал он, то у него будут проблемы. Он никогда не сможет объяснить жене, почему ничего не сказал ей, почему не сообщил в полицию. Он обманул ее доверие. Во всяком случае, она воспримет это именно так. И будет предполагать больше, чем было на самом деле, и не поверит ни одному его объяснению. Из-за идиотизма он поставил под угрозу свой брак! Теперь в деревне будут неделями говорить о нем и высказывать разные предположения. И даже имидж порядочного человека он сегодня утром легкомысленно поставил под угрозу. Не говоря уже о проблемах с полицией. Полицейские возьмут его под подозрение, потому что его поведение необъяснимо. Ни один человек, и уж тем более ни один полицейский, не поймет, почему он нашел труп и промолчал. Собственно, было только одно объяснение: он молчал не потому, что нашел Сару, а потому что это он убил ее.

11

Телятина (итал.).