Волшебные истории

— Во-первых, я сейчас заберусь в башню, и кого-нибудь, может быть, сброшу, — мальчик показал на маленькую восточную башенку, где на самом верху горел огонек. — Во-вторых, сами тоже ищите! Привыкли, что я за всех думаю, дармоеды! А ну, быстро!

Тукка с Тургубадуком поплевали на руки, перехватили надежней оружие, пригнулись и, свирепо сверкая глазками, разбежались.

— Точно, — решил наконец мальчик. — Лезу в восточную башню. Там все как у нас, не заблудишься. Окно только мешает... Ничего, пролезу под ним, меня никто не заметит. Вон то окно — караульная, как у нас, оттуда можно войти. Дальше чепуха, три коридора — и в башне.

Мальчик перешел вброд ров (воды в нем было по щиколотку), поднялся по некрутому склону, потрогал раскрошенный камень стены. Потом отошел, раскрутил веревку с крюком, запустил. Крюк звякнул, проскрежетал и прочно залег на карнизе. Каборга подергал веревку и полез.

* * *

Он забирался все выше, и залитый лунным сиянием мир ширился. Вдалеке, в предгорных низинах моргали огоньками деревни. Ветер стих, шум листвы смолк. Каборга долез до крюка и запрыгнул в нишу. Цепляясь руками за стену, мальчик осторожно двинулся по карнизу и вскоре был у окна. Он замер, изо всех сил сражаясь с желанием посмотреть, кто там, в комнате, и почему не спит в такое позднее время.

— Наверно, какой-нибудь чернокнижник, — решил Каборга. — Этот Шара, небось, привез с собой толпу чернокнижников и заставляет их сидеть ночь напролет, чтобы изобрести пакость. Нормальные люди в башнях не живут. Только маги и чернокнижники, кто еще? Надо ползти дальше... Нет, все-таки посмотрю. Заодно узнаю, что это за чернокнижники, а то в книгах про них пишут, а я ни одного не видел. Ладно, глазком — и дальше.

Каборга подтянулся, завел подбородок за подоконник и повис, разглядывая каморку. Под окном громоздилась кучка тюков. У стены — небольшой стол: чернильница, перевязанная стопка книг, одинокий листок бумаги с четверостишием, перо. Напротив стола — расстеленная кровать. Напротив окна, рядом с дверью, — большое мутноватое зеркало с тумбочкой. На тумбочке горела свеча. Перед зеркалом сидела девочка в ночной рубашке и расчесывалась. Длинные волосы спутались, и девочка иногда шипела оттого, что их приходилось с усилием раздирать. Она сидела к окну спиной — Каборгина взлохмаченная голова сразу попалась в зеркало. Девочка вздрогнула и обернулась. В глазах ее запылал интерес.

— Ты кто? — спросила она, не вынимая гребешка из волос. — Ты лезешь, чтобы меня украсть?

Каборга подтянулся еще и запрыгнул в комнату.

— Тебя что, заточили? — он подошел к столу, чтобы прочесть написанное на листке.

— Не смотри! — девочка вскочила, бросилась к столу, перевернула листок и накрыла руками.

— Ну, не буду, — буркнул Каборга в смущении. — Откуда я знал, что нельзя?

— Я же не думала, что кто-то полезет ко мне в окно... А как ты пролез? Шара сказал, что в замок и мышь не пролезет!

— Я-то не мышь. А что это у тебя? Стихи?

— Не скажу, — девочка осторожно разглядывала Каборгу. — Но... Если хочешь, я покажу. Только потом... Ладно?

— А я не умею писать стихи, — Каборга рассматривал комнату и краем глаза девочку. — Пробовал, один раз. Но наш старик сказал, что если попробую еще, лучше он превратит меня в лысого ежика.

— Ваш старик? Это кто? И почему ты думаешь, что меня заточили? А что, лысые ежики бывают? Слушай, ты все-таки пришел, чтобы меня украсть? Если украсть, тогда давай быстрее!

Девочка смотрела на Каборгу, и в ее глазах светились теплые искры.

— Наш старик — это как Шара у вас, маг в замке... Я тебе расскажу, только потом. Слушай, что ты делаешь? — Каборга подошел к девочке и осторожно вытащил гребешок из волос. — Ты ведь себе все волосы повыдираешь! Разве так можно? Превратишься в лысого ежика — никакой волшебник не нужен.

— Ну да, — вздохнула девочка. — Но они длинные... Знаешь, как неудобно, самой.

— А где твоя нянюшка? Тебя что, некому даже расчесать?

— У меня нет нянюшки. И вообще, у меня нет никого. Сижу здесь с утра до вечера. Иногда брожу по Замку, где не закрыто. Когда взрослые уходят по военным делам. У них вечно дела всякие, а теперь вот военные. Мы же сюда приехали, чтобы завоевывать мир.

Девочка вернулась к зеркалу, уселась на стульчик и опустила глаза в обшарпанный пол.

— Ну ты не расстраивайся так, — сказал Каборга успокаивающе. — Давай я тебя расчешу. Я знаю, как надо, — соврал он, подумав.

— Знаешь? — девочка повернулась лицом к зеркалу. Свеча моргала в прохладном ветерке из окна. — Откуда? Ты же не такой длинноволосый, просто лохматый. Или у тебя есть кого расчесывать?

— Сейчас нет, — сказал Каборга. — Не вертись! Ну не вертись же, а то я тебе поцарапаю ухо. Откуда у тебя такой гребешок? Им слонов чесать, а не девочек.

— Вот и нет, — надулась девочка. — У слонов, если хочешь знать, кожа нежная-нежная, и ее очень легко порезать. И порезы на ней заживают очень долго, если хочешь знать.

— Да? — удивился Каборга. — Откуда ты знаешь? У тебя что, есть слон?

— Нет, — сказала девочка вредно. — Про слонов у меня книжка, если хочешь знать. Ну, ты будешь меня расчесывать?

Каборга начал осторожно расчесывать девочку. Он расчесал кончики волос, потом дальше от кончиков, потом ближе к корешкам — медленно, тщательно, аккуратно. Девочка перестала хныкать. Она замерла и даже зажмурилась от удовольствия.

— Как здорово, — прошептала она. — У тебя так здорово получается...

— Просто я расчесываю последовательно и спокойно. Все нужно делать последовательно и спокойно, и тогда все будет получаться здорово. Это наш старик говорит, но тут я согласен.

— А думать? Ведь думать тогда тоже нужно последовательно и спокойно? Чтобы здорово получалось, думать?

— Ха, — хмыкнул Каборга мрачно. — Еще как. Если так думать, то, может быть, и делать ничего не надо.

— Ты можешь ко мне приходить, хотя бы раз в день? И расчесывать? — девочка не раскрывала глаз.

— Раз в день? Не-е-ет... Далековато. Я к тебе два часа добирался, на лошади.

— А ты откуда? Ты где живешь?

— Есть тут замок один, потом расскажу... Ты лучше сама ко мне переезжай. Бери книги, стихи, и переезжай, — Каборга продолжал водить гребешком по волосам (пусть даже все было расчесано).

— Если ты меня украдешь, с удовольствием. А так... Сижу здесь одна, в окне, даже из замка не выйти.

— Догадываюсь. Даже гребешка не дадут человеческого, — Каборга повертел гребешком. — Это же орудие пытки, а не гребешок. Отнести нашему старику — пригодится, в лысых ежей превращать.

— А что такое орудие пытки?

— Ну-у... Я точно не знаю, но читал, что неприятная штука. Тобой что, вообще никто тут не занимается? У тебя кто-нибудь есть, вообще? Тебе что, — он постучал гребешком по тумбочке, — даже нормального гребешка негде взять?

— У меня был. Сломался.

— А другой?

— Что другой? Где его взять? Кому я нужна? Я думала, хоть ты меня украдешь. Хотя бы чуть-чуть... Хотя бы ненадолго...

Девочка не поднимала глаз. Каборга погладил ее по плечу, по старенькой ночной рубашке.

— Я тебя украду, обязательно. Честное слово! Возьмем твои книги, стихи, и украду.

— И будешь расчесывать по вечерам? Вот как сейчас, последовательно и спокойно?

— Буду. У нас в Замке куча места, выберем для тебя что-нибудь. У вас тут все так запущено, как даже у нас не запущено. Сидит девочка, одна-одинешенька, вся лохматая, и даже гребешка не дадут. И еще собираются завоевать мир! Да, чуть не забыл... Ты случайно не знаешь, как мне пробраться к вашему Шаре?

— Знаю. Пойдем вместе! Я покажу дорогу! Давай у него украдем какую-нибудь волшебную штуку! Мне так давно уже хочется! А зачем тебе Шара?

— Мне его как раз надо ограбить. Представляешь, сидим мы сегодня, обедаем. Все как обычно. Я, советник, управитель, главный стражник, еще там пара головорезов. Обедаем мы и обедаем, вдруг — хлоп! Письмо, от Шары от вашего. Читаем — теперь я тут главный, и завтра с утра пораньше приеду вас всех крошить и резать.