Страница 5 из 7
Томми поднялся через две ступеньки на самый верх лестницы:
— Так заберем его. И побыстрее, а то ничего не видно.
— Дверь заперта.
Анита передала мальчику связку ключей.
Томми включил свой фонарик-карандаш, желая рассмотреть висячий замок, и довольно быстро открыл его. Потом ослабил цепочку и немного приоткрыл дверь, чтобы перепуганный насмерть черно-белый котенок мог выбежать на лестницу.
— Вот он! — обрадовалась Анита.
Мьоли прыгнул к ней на руки, словно ища защиты.
Томми не стал рассматривать, что там, за дверью, снова натянул цепочку и закрыл висячий замок.
Через минуту юные друзья выбежали на улицу, на свежий вечерний воздух, и пошли по каналу Борго.
Вокруг уже светило много вечерних огней.
Глава 3
ФРАНЦУЗСКИЙ ХУДОЖНИК
— Что это был за человек? — уже поздно вечером спросила Анита маму.
Они спали с нею в одной большой кровати, хотя папа и возражал.
Кровать огромная, со множеством лежащих друг на друге шерстяных матрасов, и потому такая высокая, что забраться на нее стоило труда. Зато наверху становилось так уютно, что совсем не хотелось слезать.
— Что это был за человек… Кто? — удивилась госпожа Блум, опуская книгу. Она всегда допоздна читала одну и ту же книгу.
Наверное, у нее нет конца, думала Анита.
Она повернулась на подушке и заглянула маме в глаза.
Мягкий свет лампы окутывал женщину, волосы ее пахли шампунем, а дужки очков казались позолоченными палочками.
— Ты похожа на Вирджинию Вулф, — сказала Анита.
Ее мама усмехнулась и опустила книгу:
— Я думаю, тебе уже давно пора спать.
— Но мне не хочется.
Госпожа Блум положила в книгу закладку и протянула руку к лампе на тумбочке, намереваясь погасить свет:
— Ты спросила… Кого ты имела в виду?
— Французского художника.
— Мориса Моро?
— Да, именно его. Что это был за человек?
Щелк. И свет погас.
Комната погрузилась в темноту, но вскоре глаза Аниты привыкли ко мраку, и она стала различать контуры предметов в лунном свете, лившемся в окно.
Они всегда спали с открытыми ставнями.
— Это был очень своеобразный человек, который не вписывался ни в какие схемы, — ответила дочке госпожа Блум, натягивая одеяло по самый подбородок. — Он иллюстрировал детские книги.
— В самом деле? А какие детские книги?
— Главным образом о путешествиях. Вроде «Путешествий Гулливера», читала?
— Про остров лилипутов и остров гигантов?
— Верно. И еще он иллюстрировал «Странствия Сэра Джона Мандевиля». И «Миллион» Марко Поло.
— Итальянского путешественника, который побывал в Китае.
— Молодец.
— Томми показал мне свой дом, — объяснила Анита, откидываясь на подушку. — Но он говорит, что это не настоящий его дом.
— Нет особой разницы между настоящим домом и не настоящим, — заметила ее мама. — Важно, как смотреть на вещи… Если нам удобно считать его настоящим… значит, он настоящий, вот и все.
— Но Томми говорит…
— Томми много чего говорит, — засмеялась госпожа Блум.
Анита поняла, что хотела сказать мама, и тоже посмеялась.
Они помолчали.
— У него в самом деле была обезьяна?
— Анита, попробуй уснуть.
— Так это правда или нет?
— Да. Правда. Он привез ее из Африки, куда попал через Гибралтарский пролив.
— Он был в Африке?
— И во многих других местах. Он был великим путешественником.
— И рисовал все места, где бывал?
— Во всяком случае, нечто похожее. — Госпожа Блум зевнула. — Скажем так, он рисовал места, какие ему нравились, не особенно заботясь о том, бывал там или нет.
— Но ты-то знаешь, бывал он там или нет?
— Вот поработаю пару месяцев, верну этим фрескам их настоящие краски, тогда, может быть, и узнаю. А теперь… спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Помолчав некоторое время, Анита снова заговорила:
— Мама!
— Что?
— Покажешь завтра, где нарисована обезьяна?
— Анита…
— Ты же сказала, что он нарисовал ее. Покажешь?
— Хватит разговаривать, Анита…
— Ну, пожалуйста!
— Анита, послушай, уже двенадцать часов, наверное. А завтра тебе в школу, и…
— Я очень хочу посмотреть на эту обезьяну!
— Не сможешь. Этот рисунок на потолке.
— Поднимусь с тобой на леса.
— Твой отец…
— Но мама!
— Ох, ну хорошо…
— Обещай.
— Обещаю.
И Анита наконец уснула.
Утро пролетело как один миг.
Анита вернулась из школы, горя нетерпением. Дома ее ожидал обед, который нужно разогреть, и множество записок от мамы с объяснениями, как это сделать.
Анита пренебрегла ими и, лишь бы побыстрее, съела обед, не разогревая, посмотрела в дневнике, какие нужно приготовить уроки на завтра, выбрала нужные учебники и тетради и сунула их в рюкзак.
— Ты готов в путь? — спросила она Мьоли, сидевшего на холодильнике.
Анита вяла котенка и сунула в карман куртки, и Мьоли очень неплохо устроился там, высунув мордочку и две белые лапки.
— Идем!
Анита двинулась по улице, перешла мостик и пробежала по площади Борго, придерживая карман, чтобы котенок не вывалился.
В яркий солнечный день, когда берега оживлены, когда на канале Джудекка бурлит плавучий овощной рынок, Разрисованный дом нисколько не пугал. Самый обыкновенный старый венецианский дом с белым кружевным рисунком крыши и со всеми приметами своего возраста. А в этот день госпожа Блум открыла к тому же все ставни.
Анита вошла в вестибюль. Узкая лестница залита светом. Солнце вливается в распахнутые окна, и в его лучах пляшут тысячи пылинок. Анита прошла в сад, в увитую виноградом беседку, и оставила рюкзак возле столика.
Мьоли выбрался из кармана.
— А ты смотри веди себя хорошо! — велела ему девочка. — Понял? Мне совсем неохота искать тебя по всему городу, как вчера!
Котенок поднял голову и стал вылизывать свою шерстку, и Анита приняла это за согласие.
— Будь умницей! — добавила она и вернулась в вестибюль, собираясь подняться к маме.
Сверху, из большого зала на третьем этаже, доносилась музыка.
— Привет! — крикнула Анита маме.
Та находилась на самом верху лесов и наклеивала липкую бумагу на потолочные балки.
— Привет! — откликнулась художница-реставратор. Потом вздохнула и опустилась на колени. — Если бы только твой отец знал, что я позволяю тебе такое…
— А что?
Госпожа Блум указала Аните на одну из металлических стоек, которые поддерживали леса:
— Посмотри сюда. Видишь вот эти пазы. Поднимись по ним, как по ступенькам. Но будь осторожна.
Анита тотчас начала взбираться на леса, и они задрожали.
— Осторожней!
Девочка быстро поднялась наверх к матери.
— Вот моя обезьянка… — произнесла шутливым тоном госпожа Блум, взъерошив дочери волосы. — Будь осторожна. Закружится голова — опустись на четвереньки.
— Хорошо.
— И самое главное… не урони ведро с краской. Оно обойдется мне дороже платы за твое лечение.
Анита показала маме язык. Она понимала, что та шутит. И ей нравилось это. Так шутят взрослые.
И сейчас ей не терпелось поскорее увидеть обезьяну.
— Где она? — спросила Анита.
Ее мама прошла на противоположный край площадки, к самому углу.
— Вот здесь, — сказала художница-реставратор, поднимая светильник, и ярким белым лучом осветила обезьяну с живыми, хитрыми глазами, короткой рыжей шерстью и густыми бровями.
— Вот это да! — воскликнула Анита.
Удивительно, но она представляла ее именно такой. Навсегда запечатленной здесь рукой ее хозяина. Обезьяна выглядела нахальной, любопытной и в то же время, странное дело, умной. И смелой, даже сказала бы Анита.