Страница 19 из 37
— Ну, некоторое количество не помешает. Эффект тут больше психо-экономический. В том смысле, что противник вынужден учитывать, что его войска могут встретиться с такими танками. А раз так, то надо предусматривать и борьбу с ними. Калибр противотанковых орудий повышать, специальные боеприпасы разрабатывать, броню своих танков усиливать, ставить на них пушки помощнее и всякое такое. То есть тяжелые танки могут встретиться, а могут и не встретится, но все предназначенное для борьбы с ними железо придется производить и таскать за собой. То есть противник будет без особого толку переводить дефицитные ресурсы. Что, собственно, нам и нужно.
— Хм, — недоверчиво хмыкнул Капитан, — чтобы враг попался на такую уловку, очевидно надо иметь достаточно много тяжелых танков. В противном случае враг просто пренебрежет ими и ничего менять не станет. В современной армии хватает орудий разного калибра. А еще есть авиации, мины и так далее.
— Вы правы, — не стал спорить Николай Иванович, — те же 88-мм зенитки можно поставить на прямую наводку и никакая броня не спасет. Но тут есть определенные психологические нюансы. Вероятно, с прагматиками вроде англичан или американцев такой номер и не пройдет. Но что касается немцев….
Адольф Алоизыч Гитлер человек увлекающийся. Знающие его люди утверждают, что он испытывает прямо-таки детский восторг от всяких там смертоубийственных игрушек. Плюс к тому он искренне уверен в превосходстве германского технического гения над всеми прочими, не говоря уже о русских «лапотниках». Получив информацию о наличии у нас техники превосходящей немецкую, он с большой степенью вероятности отдаст приказ превзойти и переплюнуть ее. По крайней мере, в нашей истории так и случилось. Даже в конце войны, когда с ресурсами у немцев было совсем плохо, Гитлер давал ход весьма сомнительным с точки зрения здравого смысла проектам, в том числе и по танкам.
— Любопытная информация, — заметил капитан, — такие слабости врага надо непременно использовать. А что у нас по легким танкам?
— Как я уже говорил, особого смысла в их выпуске нет, слишком уязвимы. Разве только в небольших количествах, для разведывательных и прочих экзотических целей. Что нам действительно нужно, так это самоходное орудие на шасси легкого танка. В ту войну мы в больших количествах выпускали легкую самоходку СУ-76 на шасси танка Т-70. Противоснарядное лобовое бронирование, противоосколочное по бортам, сверху открытая, грабинская 76-мм пушка, два последовательно включенных бензиновых двигателя ГАЗ. Для усиления стрелковых дивизий самое то. Такие машины и в обороне отлично действовали, и в наступлении могли пехоту огнем поддержать.
Много было выпущено и средних самоходок на шасси Т-34: СУ- 85 с пушкой на основе зенитного орудия, позднее СУ-100 с пушкой на основе морского орудия, вроде тех, что ставились на подводных крейсерах типа К. Для прорыва серьезной обороны выпускались тяжелые самоходки на шасси танка КВ: СУ-122 с гаубицей, СУ-152 с гаубицей-пушкой.
Надо бы уже сейчас напрячь наших конструкторов. Эти машины дешевле танков, проще, их можно выпускать на заводах, где нет оборудования для расточки погона башни. Но при правильном применении очень эффективны. Орудия на них стоят мощнее, чем на базовых танках.
— А как их применяли?
— В соответствии с назначением. Вращающейся башни у них нет, зачастую и пулеметов тоже. Лобовая броня особо толстая, а борта слабые. По идее самоходка вообще бортами к противнику поворачиваться не должна, если что, то просто пятиться. Следовательно, сближаться с недобитой вражеской пехотой, а тем паче подставлять борта артиллерии им не стоит. В атаку самоходки идут во второй линии за пехотой и танками, стреляя через их головы. В обороне ведут огонь с заранее подготовленных позиций, часто закрытых. Учитывая бронирование, подавить их артиллеристским огнем гораздо труднее, чем обычные батареи. Крайне желательны хорошие прицелы на прямую наводку, чтобы могли выбивать немецкие танки с больших дистанций.
Немцы, кстати о птичках, тоже в большом количестве выпускали самоходные орудия: и легкие, и средние и тяжелые. И все они доставили нам массу неприятностей.
Да, чуть не забыл. Еще в большом количестве нужны самоходные зенитные установки. Наши бронетанковые части на марше сейчас практически беззащитны перед внезапными налетами вражеской авиации. Буксируемые зенитки при внезапном налете просто не успевают развернуться в боевое положение, да и их не хватает. Остро необходимы установки на гусеничном же шасси с противоосколочным бронированием: сдвоенные 37-мм орудия, или счетверенные 20-мм системы.
— Ясно, записал, тогда у меня пока все. Вы тут отдохните, перекусите, соберитесь с мыслями, а потом у вас будет важный разговор.
Глава 10
Часов у Николая Ивановича не было. Его электронную китайскую дешевку видимо забрали еще, когда он был без сознания, вероятно на исследования, да так и не вернули. Так что проверить пунктуальность Вождя он не мог. Решил, что попросит настенные. Сталин вошел в комнату один и сразу направился к кровати. Николай Иванович сделал попытку привстать, но был остановлен взмахом руки.
— Здравствуйте, товарищ Прутов. Вы лежите, лежите, нашему разговору это не помешает.
— Здравствуйте, товарищ Сталин. Мне можно вас так называть? Или лучше Иосиф Виссарионович?
— А почему же товарищем нельзя? — поинтересовался Сталин, устраиваясь за столом.
— Так я в партии никогда не состоял, — сообщил Николай Иванович, с большим интересом рассматривая собеседника.
— А почему так? Чем вам коммунистическая партия не угодила?
— Честно говоря, товарищ Сталин, в те времена, когда мне предлагали, партия эта уже доброго слова не стоила. Туда вступали только для того, чтобы карьеру быстрее сделать. Да и какая она уже была «коммунистическая», так, одно название. Суть была выхолощена, остался один голый формализм. Правильнее ее было называть партией начальства, единственной и правящей. А я в начальство никогда не рвался.
— А вы значит, начальство не любите? — усмехнулся Сталин достаточно доброжелательно.
— Что значит «любите», «не любите»? Это не те термины, товарищ Сталин. О любви тут речи не идет. Власть можно или уважать или не уважать. Если власть действует во благо страны и народа, делает это решительно и твердо, выкладывается по настоящему, не боится идти на личный риск, то такая власть заслуживает уважения и ей многое прощается народом. А если власть действует только во благо самое себя, наслаждается жизнью и своим положением, дела не делает, а на страну и народ ей наплевать, то никакого уважения такая власть не внушает и прощения ей быть не может. Кому она такая вообще нужна?
— Вы доходчиво изложили свою позицию, товарищ Прутов, — заметил Сталин. Он достал было из кармана трубку, но передумал и убрал ее обратно. — А теперь расскажите мне так же доходчиво, как вы вообще дошли до жизни такой. Вы понимаете, о чем я говорю?
— А что тут понимать, товарищ Сталин? Ребенок бы догадался! Вот вы совершили почти невозможное, накинули жесткую узду на нашу так сказать элиту, заставили ее работать на благо страны и народа. Это дало поразительный эффект. Страна совершила невиданный взлет, выиграла тяжелейшую войну, стала сверхдержавой, с которой были вынуждены считаться все: и враги и друзья. С мощной промышленностью, передовой наукой, лучшей в мире системой образования, прекрасным здравоохранением. Признанным лидером мировой системы социализма. А потом…. — Николай Иванович замолчал.
— И что потом? — поторопил его Сталин.
— Как обычно и бывает в таких случаях, товарищ Сталин. Надоело этой самой элите на благо народа трудиться. Ей вилл роскошных хотелось, яхт шикарных, шлюх симпатичных, денег на счетах побольше. Да еще не у нас в стране, а на Западе, где для людей с большими деньгами давно все прекрасно устроено. Были бы деньги, удовлетворят любое твое желание в лучшем виде. И чтобы делать ничего не надо было, и за провал дела головой не отвечать. И чтобы деньги и положение можно было детям передать.