Страница 3 из 6
– Из МЧС, – уточняют. – Спасатели, в смысле…
Я аж задохнулся.
– Так, – говорю. – А теперь быстро и четко – с кем из моих что случилось?! Подготавливать меня и нести утешительную хрень не надо. Я мальчик взрослый. Только информацию и как можно четче и короче. Машка разбилась?! Где она?!
– Да вы не волнуйтесь, – успокаивают. – С вашими вроде все в порядке. И с родными, и с близкими. По крайней мере, у нас никакой негативной информации нет. Просто нужен ваш совет и, возможно, помощь…
У меня от сердца отлегло.
Выдохнул, что называется.
У Машки этим вечером как раз какая-то особо сложная гонка…
– Спасибо, – говорю. – Вот только о помощи просить не нужно. Такая организация, как ваша, помощи не просит. Требует. И правильно, кстати, делает…
– А вот за это спасибо, – отвечают. – Тогда, раз уж у нас с вами такой консенсус вырисовывается, не могли бы вы немедленно подъехать к Экспоцентру. Именно немедленно. Ситуация того требует, простите. Причем, настоятельно. Мост там пешеходный знаете?
– Знаю, – говорю. – А что случилось-то?
– Приедете, все объясним, – хмыкают. – По телефону долго и ни к чему. Да, кстати, там оцепление. Скажите номер и марку машины, чтоб пропустили.
– «Лендровер Дискавери». Цвет – мокрый асфальт. Номер такой-то.
– Спасибо, – говорят, – принято. Когда вас ждать?
– Да минут через пятнадцать-двадцать, – отвечаю. – Я еще водителя не отпустил.
– Это в полвторого ночи? – удивляются.
– Работа у него такая, – жму плечами. – Оплата его устраивает…
На другом конце провода хмыкают.
– Хорошо. Ждем…
И трубку повесили.
…Когда мы с Вовкой подъехали к этому мосту, там, и правда, оцепление стояло, хоть и жидкое.
Менты.
Пропустили – без звука.
Вылез из машины, ко мне тут же подходит какой-то мужик в гражданке.
– Дмитрий? – спрашивает.
– Он самый, – отвечаю.
– Пойдемте. Вас ждет полковник Воронин…
И рванул скорым шагом, чуть ли не бегом.
Я – за ним.
Ладно, думаю, посмотрим на этого полковника…
Он оказался тоже в гражданке.
Большой, жилистый.
С холодными глазами профессионального убийцы.
Фига себе, думаю, спасатель…
Но он мои сомнения довольно быстро развеял.
Просто протянул руку и представился:
– Полковник Воронин. Федеральная служба охраны.
– Здрасьте, – говорю. – А зачем тогда эмчеэсовцем представлялись?
Он только плечами пожал.
– Звонил вам не я, – говорит. – Просто пока вы ехали, руководство операцией передали мне. Ситуация немного изменилась, понимаете ли…
– Вот здорово, – хмыкаю. – А что это за операция такая? И какое к ней отношение имеет, извините, моя скромная персона?
…Я до этого момента думал, что про русский мат все знаю.
Не первый год на свете живу.
И не только в столице.
По провинциям всеразличным помотаться пришлось и с чиновниками пообщаться разнокалиберными.
Да и по рыбалкам поездил.
По таким деревням, где матом не ругаются, а разговаривают.
Ан нет.
Век живи – век учись.
Жалко, диктофона с собой не было.
Времени бы на расшифровку не пожалел…
Когда он проматерился и закурил, глаза у него стали заметно светлее.
И даже, я бы сказал, – добрее.
Если к таким глазам вообще применимо подобное определение.
– Вон там, – говорит, немного успокоившись, – на перилах моста сидит ребенок. Дитятко, блядь. Девятнадцати лет от роду. И собирается кончать жизнь самоубийством. А папа у этого дитятки…
И называет фамилию.
Тут даже я присвистнул с уважением.
– Здорово, – говорю. – Хороший мальчик. Или девочка. И что ваше ведомство здесь делает, мне тоже, вроде как, стало понятно. А вот что здесь делаю я, не объясните идиоту?
– Объясню, – усмехается. – Тебе такой рок-коллектив знаком?
И произносит название группы.
У него, кстати, – неплохо получается.
Конферансье, блин.
– Знаком, – говорю, – естественно. Даже дружим. Я этого, в общем-то, и не скрываю…
– Так вот, – кивает, – и хорошо, что не скрываешь. Дитятко решило влюбиться в их солиста. И спрыгнуть с мостика, потому как любовь безответна. Въезжаешь?
– Въезжаю, – морщусь. – Только все одно не могу понять: я-то здесь нафига?
Тут он взвыл буквально:
– Да на гастролях они, понимаешь?! Все! Включая продюсера! В Сибири! Иначе бы уже давно вокруг моста маршировали! Строем! И пели бы хором, лишь бы эту дуру несчастную оттуда снять!
– Так, – говорю. – Понятно. Ну, а моя-то роль?
Тут он подуспокоился.
– Понимаешь, – чешет переносицу, – с ней сейчас психолог работает. Пытается что-то сделать. Так она, как узнала, что они на гастролях, – тебя назвала. Видела, говорит, с ними постоянно. Приезжали вместе. Уезжали тоже не порознь…
– Информированный, – качаю головой, – ребенок…
– С ее-то, – вздыхает, – возможностями…
Помолчали.
Я сигареты достал.
Закурил.
– Значит… – говорю.
– Значит, надо тебе к ней туда идти, – кивает. – Обещай ей все, что хочешь, вплоть до высокой чистой любви и свадебного кортежа на ближайшей неделе, но сделай так, чтоб эта сука с перил слезла! Иначе – нам всем кранты. И тебе, кстати, тоже. У папочки, как ты, наверное, слышал, – очень дурной характер. Скверный. Такой скверный, что, если б не был он таким высоким начальством, я б ни с ним, ни с его потомством на одном огороде и срать бы не сел. Так что – не забудет…
– Да плевать я, – говорю, – хотел на ее папочку. Восемнадцать тысяч раз, ночью и в дождь. А девку, и правда, жалко. Так что полезу. Только вот свадебный кортеж обещать, извини, не буду.
– Почему? – удивляется.
– Да потому что ты, полковник, в отличие от этой девочки, человек не светский. – Я как-то незаметно для себя с ним на «ты» перешел.
Тут перейдешь.
Ага.
– И что? – смотрит внимательно.
Я жму плечами.
– А ничего. Был бы светский он знал бы, что он однолюб. И женат уже лет пятнадцать. Но ты-то этого можешь и не знать. А вот она, – киваю в сторону моста, – точно знает…
Он сплюнул на мостовую, помотал башкой и тоже закурил.
– И что же нам тогда делать? – интересуется.
– Не знаю, – жму плечами. – Попробую поговорить, может – пойму…
Он помолчал.
Потом кивнул и протянул мне руку.
Я пожал.
А чего тут еще говорить-то?
И так все понятно…
– Действуй, – говорит, – парень. Карты ее медицинской я тебе, извини, давать не буду. Секрет, только штатным психологам положено…
Я неожиданно и, наверное, довольно гнусно хихикаю.
– Да на хрен, – удивляюсь, – мне ее карта? Я и свою-то не читал никогда. Можно подумать, я там пойму что-нибудь. Давайте, ведите. И бутылку коньяка дайте, холодно ж, блин, там, наверное…
Он кивнул еще раз и махнул рукой какому-то парню в камуфляже.
Тот куда-то рванул и через пару минут вернулся с бутылкой.
Я посмотрел на этикетку, покачал головой: говно, конечно, но в данной ситуации сойдет…
Пошли.
Идти по узкому карнизу было невесело.
И скользко.
Ветер еще этот, едри его мать…
Насквозь продувает.
Хорошо еще, что перила нормальные.
Провожающий тронул меня за плечо и знаками показал: мол, всё.
Дальше – один.
Кивнул ему да и двинулся потихоньку.
Через некоторое время и ее как следует разглядел.
Сидит, блин, такой воробышек с короткой рыжей стрижкой на перилах, как на завалинке.
Вдаль смотрит.
И плачет.
То ли себя жалеет, то ли еще чего…
Приблизился осторожно.
Любое резкое движение – и хоть сам ныряй.
Следом.
– Привет, – говорю. – Узнаешь меня?
А сам силюсь вспомнить, где же я это создание видел.
А, точно…
В клубах, когда парни работали.
В первой линии визжащих перед сценой.
Каждый концерт.
Повернула голову, посмотрела.