Товарищи

За несколько дней до вечера Батурин попросил уточнить по группам, кому из ребят нужны билеты для личных гостей.

Желающих оказалось мало. В их числе была и Надя. На вечере она должна была выступать с чтением стихов, и ей очень хотелось, чтобы ее услышал и знакомый суворовец. Но она не знала, получит ли он билет в комсомольской организации. Отличник он или нет? И Надя решила сама пригласить суворовца. Об этом она сказала своим подругам. Оля стала горячо возражать. Она доказывала, что девушка не должна бегать с пригласительным билетом к почти незнакомому человеку, что это уни-жает ее и дает повод для насмешек и разных ненужных разговоров.

— Я против! Как хочешь, Надька, но не согласна.

— Ты неправа, Оля, — возразила ей Наташа. — Послушать тебя, так и дружбы не может быть между девочками и ребятами.

— Почему «не может быть»? Может. Я тоже считаю, что хорошему знакомому, другу можно билет предложить. А у Нади суворовец никакой не друг и даже совсем мало знакомый человек. Да и вообще, если ом хочет быть па пашем вечере, может попросить, и никто ему не откажет. А ходить набиваться — мол, ах, уважаемый почти незнакомец, я умоляю вас: приходите к нам на вечер, вот я и билет вам принесла, не откажите, — противно. Это, по-моему, унижает девчонку. Неужто ты сама, Надька, не понимаешь?

Надя со вздохом сказала, что понимает и что билета не понесет.

— Придет — придет, а не придет — не надо.

— Пожалуй, что правильно, — сдалась наконец и Наташа.

Больше о пригласительных билетах не говорили. Но Надя все же решила сделать по-своему. На следующий день, ничего не сказав подругам, она взяла у Батурина билет и после обеда тайком пошла в Суворовское училище. Сначала она храбро шагала по улице и не испытывала пи малейшего смущения, но когда увидела вдали калитку в высоком каменном заборе, за которым возвышались корпуса училища, шаги ее стали мельче и реже. Вот и калитка. Надя остановилась. Уверенность вдруг покинула ее, она была уже готова повернуть назад, но калитка приоткрылась и в ней показался дежурный.

— Вам кого, девушка?

— Мне бы… мне бы… Володю Карцина нужно повидать, из старшей группы. Знаете?

— Володю Карцина знаю. А вы кто ему?

— Я? Я… так, никто. Просто знакомая, — смутилась Надя. — Только мне не вообще повидать его, а я по делу к нему…

— Если по делу, вызвать можно, а так, просто для свидания, нельзя. У нас в это время не разрешаются встречи ни с родными, ни со знакомыми.

— Мне по делу… честное слово, по делу, — заспешила Надя. — Одну вещь нужно передать.

— Если по делу — другой разговор. А то есть девчонки— просят вызвать, чтобы поболтать. Такие встречаются невоспитанные — просто не знаешь, что и сказать.

Он пропустил Надю во двор и сказал суворовцу с красной повязкой на рукаве, чтобы тот вызвал воспитанника Карцина.

— Вы можете пройти ко мне в дежурку.

— Нет, я тут подожду, — ответила Надя и присела на скамью.

Во дворе играло много суворовцев-малышей, некоторые пробегали совсем близко от Нади, но никто не обращал на нее внимания. Надя с интересом следила за их игрой, и смущение, с которым она вошла во двор, понемногу прошло. Вскоре из здания вышел стройный, подтянутый суворовец. Подойдя к дежурке, он узнал Надю, улыбнулся, чуть заметно кивнул головой и отрапортовал дежурному:

— Воспитанник Карцин прибыл по вашему распоряжению. Кто меня вызывал, товарищ дежурный?

— А вон на скамейке сидит девушка. Вы знаете ее?

— Знаю.

— Вот она и вызвала.

— Спасибо, товарищ дежурный.

Карцин четким шагом подошел к Наде и козырнул:

— Здравствуйте, Надя!

Надя встала и протянула ему руку:

— Здравствуйте, Володя. Я вам не помешала?

— Ну что вы!

— Я к вам всего на одну минутку: в субботу в нашем училище будет вечер отличников, так вот я вам билет пригласительный принесла..

Она достала из кармана шинели небольшой голубой листок и протянула Карцину. Он взял билет, поблагодарил Надю, но она успела заметить удивление, мелькнувшее на его лице. Наде стало неловко, она почувствовала, что щеки ее запылали. Она поняла, что ей не следовало приносить билет. «Говорили девчонки, а я, дура, не послушала», — мысленно ругала себя Надя.

— Это… это вам наши девочки прислали, — сказала она, как бы оправдываясь. — Придете?

— Наверно, приду. Отпрошусь. У нас ведь дисциплина знаете какая строгая?

— Знаю. Военная.

— Думаю, что отпустят. На такие вечера отпускают, а особенно если есть билет.

— Конечно, должны отпустить!

— Надя, вы говорите — билет ваши девочки прислали… А кто? Можно узнать?

— Ну, это совсем необязательно. Девочки, и все.

Надя попрощалась и ушла. Все еще ощущая неловкость, она решила рассказать о своем поступке подругам. Но пока дошла домой, передумала. «Отнесла — и отнесла. Теперь хочешь — говори, хочешь — не говори, ничего ведь не изменится», — решила она.

Ей представилось, как начнут поглядывать да перешептываться девчонки, когда она пойдет танцевать с Карциным. В том, что Карцин весь вечер будет танцевать только с ней, Надя нисколько не сомневалась. Так до самого вечера никто и не узнал, что Надя отнесла билет Володе Карцину.

Обычно на таких вечерах три подруги бывали вместе, но на этот раз их компания расстроилась. Наташа по поручению комсомольской организации дежурила в вестибюле, Надя как участница концерта была в соседней со сценой комнатке, вместе со всеми «артистами».

Оля заняла для подруг места «на случай» и пошла к Наташе в вестибюль. Наташа с красной повязкой на рукаве встречала гостей, провожала их в раздевалку и показывала, как пройти в клуб. Оле очень хотелось поговорить с Наташей, высказать свои замечания о том или другом госте, но в вестибюль то и дело входили приглашенные, и у Наташи для праздных разговоров не оставалось времени.

Стоять молча и бездействовать было не в характере Оли, особенно если рядом с ней кто-то занят делом. Вскоре она начала помогать подруге. Бойкая и находчивая, Оля сразу же вошла в роль дежурной. Если Наташа уводила гостей в раздевалку, Оля оставалась в вестибюле и, приветливо улыбаясь, встречала приходящих, а когда возвращалась Наташа, Оля провожала их в клуб.

Уже почти перед самым началом вечера пришли суворовцы — человек тридцать. В вестибюле была одна

Оля. Стараясь казаться приветливой хозяйкой, она торопливо пошла навстречу. Перед ней остановился лейтенант.

— Вы, наверно, дежурная? — спросил он и, по виду Оли поняв, что не ошибся, с шутливым оттенком отрапортовал: — Отличники Суворовского училища прибыли к вам на вечер! Просим любить и жаловать. В каком направлении прикажете нам идти?

— Пойдемте, я провожу.

По пути в раздевалку к Оле подошел Карцин, козырнул и поздоровался:

— Здравствуйте, Оля!

Не успела она ответить, как с ней уже здоровался второй, третий… Оля даже растерялась — лица ребят казались знакомыми, будто и видела их где-то, а где, никак не могла вспомнить.

— Не узнаёте? — спросил один из суворовцев. — А на катке? Помните, поезд устраивали?

Оля даже в ладоши хлопнула от удивления. Как она могла не узнать их? Ведь это те самые конькобежцы, с которыми так весело и жутко было носиться по звенящему льду. Человек пятьдесят, взявшись за ремни, бешено мчались на коньках, изо всех сил стараясь лететь, не задерживать других, не тормозить… Оля не раз каталась с ними. И вдруг — не узнала! Ну конечно, их нелегко узнать! В шерстяных конькобежных костюмах ребята выглядели совсем по-другому, чем сейчас — в шинелях и черных шапках.

— Узнала, узнала! Сначала не узнала, а сейчас узнала. Наверно, потому, что на вас одежда другая. Пойдемте в раздевалку, а потом провожу в клуб.

Едва суворовцы расселись в зале по местам, как занавес раздвинулся и на сцену вышел Батурин. Вечер отличников начался.

Места, оставленные Олей для подруг, никем не были заняты. Они пустовали и во время официальной части вечера и во время концерта. Оле временами становилось скучновато, потому что вокруг сидели незнакомые и ей не с кем было перекинуться словом.