Товарищи

— Нет, девочки, нет! — возразила Наташа. — Я не выдумала. Прочитала я в «Комсомольской правде» отрывок про одну девушку. Уля Громова ее звали. Комсомолка. Вот девушка была! Понимаете, фашисты город заняли, а она вместе с другими девчонками и ребятами… — Наташа, словно ей не хватало воздуха, вздохнула всей грудью. — Что они делали! Гитлеровцы их как огня боялись. А когда поймали Улю — мучили. Как ее мучили! Но она ни слова! Казнили ее…

Наташа вздохнула, снова задумалась и уставилась неподвижным взглядом в одну точку. На глазах ее навернулись слезы. Оля прервала молчание.

— Ну и что же? Что из этого? — немного вызывающе спросила она.

— А то, что Громова совсем не такая была, как мы.

— Почему не такая? — Оля чуть прищурила глаза, вдруг ставшие пронзительными и колючими. — Она хлеб не такой ела, как мы? Воду пила другую? Да? Или не таким воздухом дышала? А? Я не пойму, почему мы показались тебе плохими. А ты разве поклонилась бы врагам? Разве ты стала бы разговаривать с ними? Разве пошла бы работать на них?

Наташа возмущенно воскликнула:

— Оля!

Но Оля все так же горячо продолжала доказывать:

— И я нет! И Надька! Никогда! Ты думаешь, если Надька балерину из себя корчит да про Ермолову разные небылицы рассказывает, так она хуже других? Извините! Да, может, эта самая Громова не такие еще фокусы показывала, а когда настало время — все увидели, что она за человек. Вот так и Надька. И я тоже. Да ты возьми все наше училище — ни одного не найдешь, чтобы был другим, не таким, как мы все! Я вот клянусь, и это правда: все шутят, дурачатся… может, даже и похулиганят, но если потребуется, каждый выполнит любое задание, какое будет приказано. Даю слово! Тебя или меня, да любого — кого хочешь из наших ребят возьми — можно изрезать на куски, потому что сила силу ломит, по переделать нас — шалишь, нет такой силы! Да-да! В общем, ты дашь мне газету, я почитаю вечером.

— Потом мне. Ладно? — попросила Надя.

— Газета не моя, — сказала Наташа, — она у воспитателя. Все просят у него, из рук рвут… Он сказал, что сегодня вечером в клубе в девять часов состоится громкая читка. Сам воспитатель вслух читать будет…

Из цеха вышел Сергей. Увидев оживленно беседующих девочек, он неслышно подкрался к ним и крикнул громовым голосом:

— Игра в пятнашки!

Они испугались, завизжали, закричали. Сергей хлопнул Олю по плечу:

— Ольга с пятном!

Оля кинулась за ним, чтобы отдать «пятно», но он бегал быстро, и догнать его было нелегко. Вдруг Сергей повернул к лестнице вагранки и взбежал на загрузочную площадку. Оля обрадовалась — на площадку вела только одна лестница, и Сергею деваться было некуда.

— А, попался! — закричала она. — На площадке думаешь спастись? Надя, давай скорее сюда! Поймаем, натолкаем снегу за воротник. Пускай малость поежится.

Но Надя сделала рукой величественный жест, потом так быстро и ловко завертелась на одной ноге, что юбочка на ней вздулась и замелькала, словно колесо.

— Как же, нужно мне с ним связываться! — сказала она, вдруг остановившись. — Только об этом и мечтаю! У наших мальчишек нет ничего в голове, кроме озорства.

А в это время Сергей метался по площадке, стараясь увильнуть от Оли. Он хотел обмануть ее и по лестнице сбежать вниз.

Но Оля преградила путь. Тогда он разбежался и прыгнул вниз. Надя вздрогнула, выбросила вперед руки, словно хотела поймать его, как мяч, и закричала:

— Ты что, дурень, делаешь? Убиться можно!

Сергей растянулся на снегу и тут же поднялся.

— Не убился! — смеясь, ответил он. — Смелого пуля боится, смелого штык не берет.

Пока он отряхивался от снега, Оля успела сбежать по лестнице и во весь дух мчалась к Сергею.

А он вдруг переменил тактику: схватил ком тающего снега, ринулся навстречу, поймал Олю и пытался натереть ей щеки снегом. Оля отчаянно отбивалась, визжала и безудержно хохотала.

— Наташа! Наташа! — кричала она. — На подмогу, на подмогу! Наташа! Скорее сюда, он, скорее! Надя! Он же меня заморозить хочет! Девчонки, я уже вся мокрая, как мочалка в бане!

Наташа поколебалась было, потом широко улыбнулась, схватила горсть снега и бросилась к борющимся. За ней, тоже со снегом в руке, — Надя. Положение Сергея стало безвыходным.

— Вот тебе, вот тебе, вот тебе! — приговаривала Наташа, бросая в него снег.

— Правильно, Наташа, правильно! Хватайте, девчата! — командовала Оля. — Повалим…

И не успел Сережа опомниться, как девушки повалили его на рыхлый снег.

— За воротник толкай, за воротник! — кричала Оля и силилась затолкать ему за воротник телогрейки снежный ком.

Чувствуя, что одному с тремя не справиться, Сергей перестал сопротивляться, только старательно закрывал ладонями шею и жалобно сквозь смех уговаривал:

— Стойте! Бросьте! Не надо за воротник — холодно! Пожалейте живого человека!

— Ага, запищал, герой! — торжествовала Наташа, энергично натирая ему щеки снегом.

— Пустите!.. А то караул закричу! — хохоча, выкрикивал Сережа. — На весь двор кричать буду!

— Называй тетями, — потребовала Оля, — тогда пустим. Называй! А не будешь — в ледышку превратим.

— Бабы-яги, пустите! — крикнул Сергей и сделал отчаянную попытку вырваться.

Но девушки держали его крепко.

— Ладно, девчонки, хватит! Он же замерз, — сказала Надя. — И так навсегда запомнит.

— А тебе жалко стало? — пошутила Оля.

Из цеха вышел Васька Мазай. Увидев свалку, он весело присвистнул и закричал в дверь:

— Колька! Ребята! Сюда! Девчонки Сережку поймали! Тут прямо детский крик на лужайке!

Услышав голос Мазая, Оля обернулась и увидела, что из двери цеха выбегают мальчишки.

— Девчата, бежим скорее! — скомандовала она и бросилась в сторону.

За ней — Наташа и Надя.

Весь в снегу, Сергей побежал за девушками, а чуть поодаль бежали Мазай и другие мальчишки. На широком дворе девчата рассыпались в разные стороны. Оля свернула за водонапорную колонку, решив обогнуть ее и повернуть к цеху. Оглянулась и увидела, что за ней гонится Мазай. Устав во время возни с Сергеем, она сейчас запыхалась, но все же напрягала все силы, чтобы уйти от Мазая.

Колонка осталась позади, Оля помчалась к цеху. По топоту ног позади себя она угадала, что Мазай настигает ее и вот-вот схватит. Добежав до лебедки, она решила использовать одно из правил игры в пятнашки: присела на лебедку и крикнула:

— Заветное место, заветное место!

По этому правилу человека, заявившего, что он на «заветном месте», нельзя ни ловить, ни «пятнать».

Мазай, тяжело дыша, подошел к ней и насмешливо заговорил:

— Эх ты, тоже мне героиня! Чуть что — сразу вопит: «заветное место», «заветное место»! Забоялась?.. Конечно, забоялась. А все хвастает: «я» да «я».

А Оля задористо смеялась и твердила:

— И не забоялась, вот нисколечко не забоялась! Просто не хочу, чтоб ты поймал. А кого бояться? Ну скажи — кого бояться? Некого. Ио Сережку мы все ж таки засолили. Засолили! Эх, засолили!

Увидев, что Надя и Наташа тоже на «заветном месте», она закричала им:

— Наташа! Надя! Не сходите с заветного места, сидите хоть до ночи… Не уйдут? Уйдут, надоест им ждать.

А Мазай крикнул ребятам:

— Сережка, не уходите! Они скоро в столовую пойдут. Дожидайтесь и никуда ни на шаг.

Он присел на лебедку рядом с Олей и примирительным тоном сказал:

— Да ты, Ольга, не бойся — не трону. Вот даю слово. Не веришь? Я знаешь насчет чего? Пойдем завтра в кино?

— В кино? — удивилась Оля. — А почему ты вдруг заговорил о кино?

— Потому, что картина хорошая.

— Какая?

— «Семеро смелых». В «Октябре». Пойдем?

Оля задумалась.

Мазай подождал ответа и грубовато, не глядя на Олю, спросил:

— Ну, чего думаешь?

— Билетов не достать. На хорошую картину всегда трудно достать билет.

— Васька Жабин поможет. Обещал. У него сестра в «Октябре» работает. Ои для своей группы будет брать — я и договорюсь: возьмет два лишних.