Товарищи

— Ты мне зубы не заговаривай! Слыхали, ребята? Лучших учеников хулиганами назвал! Значит, мы хулиганы? Говори, не выкручивайся!

— Ты кулаками не размахивай. А еще староста…

— Тебя не спросили, кого выбирать! — вмешался Сергей.

Мазаю хотелось наброситься на Жутаева, избить его, оскорбить, но неожиданно для себя он ограничился угрозой:

— Я с тобой еще потолкую! Не сегодня, так завтра.

Сергей и Коля удивленно посмотрели на него. Мазай почувствовал большую неловкость перед приятелями, словно подвел их. Он понял, что в столкновении одержал верх Жутаев.

Тот как сидел на койке, так и остался сидеть, весь напряженный, но спокойный, а вот он, Мазай, подошел к новичку, чтобы проучить, заставить замолчать, и ничего не сделал. Это же похоже на постыдное отступление! Нет, Мазай отступить не может, да еще в присутствии приятелей.

— Ишь ты, книжки разложил! Карточки расставил! — презрительно сказал он и резким движением руки смахнул портреты с тумбочки на пол.

Жутаев вскрикнул и бросился на Мазая. Тот не успел опомниться, как оказался на полу и на него посыпались удары. Мазаю не раз приходилось драться, но такого стремительного, такого яростного нападения он никогда не испытывал. И Васька закричал диким голосом что-то бессвязное…

Жутаев, опомнившись, оставил Мазая и, никого не видя, ни на кого не глядя, весь дрожа, подобрал с полу портреты.

— Мою маму… моих родителей…

Все молчали.

Мазай прерывисто дышал, и это было похоже на всхлипывания.

В дверь постучали. Бакланов повернул ключ. В комнату вошел Гущин.

— В чем дело? Кто сейчас кричал?

— Никто не кричал, — ответил Коля.

— Васька Мазай с новеньким сцепился, — оживленно доложил Бакланов.

— И не ври, Баклан! — возразил Сергей. — Новенький сам напал на Ваську и избил его. А Мазай тут совсем ни при чем. Кто затеял драку, с того и спрашивать. Нечего тут на Мазая…

— Ну… — наконец придя в себя, заговорил Мазай, обращаясь к Жутаеву, — это тебе так не пройдет. Попомнишь Мазая… А ты, Баклан, в десять раз больше!

Комендант укоризненно покачал головой:

— Опять подрались? Как всегда, видно, на нового человека обрушились. — Заметив, что Сергей что-то хочет сказать, он поднял руку. — И не говорите, все и так знаю. Как вам только не совестно! Вместе учитесь, бок о бок живете, а словно чужие. Ну что ж, пойдем, — обратился он к Жутаеву. — Собирайся, и пойдем ко мне, у меня переночуешь. А завтра в другую комнату переведем. Найдем место и поспокойней.

— Правильно, товарищ комендант, — одобрил Сергей. — Общежитие большое, одному человеку можно найти место. Он не подходит в нашу комнату… Правда, Васька?

— Завтра дирекция разберется, кто куда подходит. Собирайся, паренек. И поспать-то тебе не дали.

— Спасибо, — ответил Жутаев, — но я отсюда никуда не уйду.

Комендант удивленно посмотрел на пего:

— Гляди сам, тебе виднее. Я хотел для тебя лучше сделать.

ПОБЕГ

Бакланов поднялся с постели, когда все в комнате еще спали. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить ребят, он, не зажигая огня, оделся и сходил в умывальню. Осторожно, боясь, как бы не скрипнуть, он присел на край койки и, уставившись в окно, ожидал утра.

Когда за окном начало синеть, в здании послышались первые признаки пробуждения: кто-то пробежал по лестнице, где-то стукнула дверь, кто-то прошел по коридору, вполголоса разговаривая.

Бакланов на цыпочках вышел из комнаты и быстро пробежал в раздевалку.

— Куда так рано? — удивленно спросила гардеробщица.

— Да так. Надо.

— Небось в цех торопишься?

Он кивнул головой и оделся.

— Ну-ну, иди. Дело хорошее, никто худого слова не скажет. А шапку получше завяжи да воротник подними — на улице такая пурга, света не видно. Мороз жмет. Наверно, градусов за тридцать перевалило.

Егор торопился: тесемки ушанки завязал наспех, а шинель застегнул уже на ходу.

На крыльце ветер подхватил полы шинели и начал яростно трепать их, словно маленькие паруса. Пурга была так сильна, что казалось, будто не ветер гонит снег, а кто-то рядом стоящий непрерывно бросает его в лицо горсть за горстью.

Хотя было еще темновато, Бакланов различил у крыльца высокий снежный вал, нанесенный ветром за ночь. Рукой защищая лицо от пурги, Егор поискал прохода на мостовую. Но сугроб тянулся, очевидно, вдоль всего здания. Бакланов зашагал напрямик и сразу же ушел в сыпучий снег почти до пояса.

Он торопливо пересек улицу, свернул в ближайший переулок и облегченно вздохнул — теперь никто из товарищей его уже не увидит и не спросит, куда и зачем он идет.

Резкий, порывистый ветер обжигал лицо, колючий снег слепил глаза. Пытаясь хоть немного защититься от пурги, Бакланов шел полусогнувшись. Дышать было трудно, и он вскоре остановился передохнуть. Повернувшись к ветру спиной, Егор увидел сквозь снежную, мглу светлые квадраты; они как бы висели в воздухе над крышами одноэтажных домов. Это были окна верхних этажей ремесленного училища. Видимо, Егор отошел еще совсем недалеко. Глядя на светлые квадраты, Егор мог безошибочно сказать, за каким окном какой класс или какая комната общежития и кто в ней живет. И вдруг сердце у Бакланова заныло, затосковало. Егору стало жаль расставаться с училищем, со всей жизнью и порядками, к которым он привык за два года, со всем, что он терял навсегда.

Нахлобучив шапку и засунув руки в рукава шинели, он пошел дальше.

План Бакланова был прост: доехать пригородным поездом до станции Платовка, а там — рукой подать до родного села.

Сворачивая из переулка в переулок, Егор выбрался на центральную улицу города — Парковый проспект. На углу он увидел толпу. Несмотря на пургу и ранний час, народ собрался послушать оперативную сводку.

«И в училище сейчас слушают. Все слушают, как один», — подумал Егор и тоже подошел к уличному репродуктору. Но он застал только заключительные слова сводки — передача закончилась. Слушатели озябли и были заснежены, но оживленно обменивались короткими радостными фразами, и Егор понял — сводка очень хорошая.

По непротоптанному тротуару он зашагал дальше. Всю дорогу его беспокоила мысль, хватит ли денег на билет.

У пригородной кассы стояла большая очередь. Бакланов подошел к пожилому, чисто выбритому мужчине в кожаном пальто летчика и спросил:

— Скажите, гражданин, пожалуйста, на какой поезд дают билеты?

Мужчина сквозь очки подозрительно и строго оглядел Егора и грубо, что никак не вязалось с его внешностью, ответил:

— Кому нужно ехать, тот знает, на какой. Шныряете тут под ногами, приглядываетесь, где что плохо лежит!

— Я совсем не приглядываюсь. И не нужно мне, где и что у вас лежит. Мне ехать нужно, я потому и спросил, — с обидой возразил Егор.

— Проваливай, проваливай подальше, знаем, как вы ездите, — не проведешь! Эй, Дуська! — крикнул мужчина. — Гляди там получше за бидонами.

Стоявшая неподалеку женщина в плюшевой кацавейке и пушистом оренбургском платке суетливо, с опаской посмотрела на Бакланова, на жестяные белые бидоны, сложенные у стены, и торопливо пересчитала их.

Впереди мужчины стояла молодая женщина в поношенной телогрейке. Она неодобрительно взглянула на «летчика».

— Что же это вы, по-человечески ответить не можете? По-моему, тут большого труда не требуется. — И разъяснила Бакланову — Мальчик, билеты дают на пригородный.

— Спасибо! — поблагодарил Бакланов и направился в хвост длинной очереди.

— Подожди, тебе до какой станции нужно? — спросила женщина.

— До Платовки.

— Я тоже туда. Возьму билет и на тебя.

— Возьмете? — обрадовался Егор и начал расстегивать шинель. — Я сейчас деньги…

— Не спеши, деньги потом отдашь,

— Ничего не выйдет, гражданочка, предупреждаю, — запротестовал человек в кожаном пальто. — Вам нужно, ну и берите себе, а за других нечего стараться — все равно не дам.