Страница 9 из 12
На пляже они застали всех остальных. Система сидела у мерцающего костра и смотрела на рассвет, но что самое удивительное: на пышной груди Герды дремал дембель. — Жениться хотел. Обещал хиппи стать, — сообщила она подошедшим. — На один рот больше, — заметил сонный Малой и добавил, покосившись на дембеля:
А рот у него большой. — Пойдем, что ли? — предложил Хуан. Солнце кивнул, и друзья, предварительно растолкав демобилизованного спутника, встали, завалили галькой костер и двинулись прочь. Дембель на мягких ногах еще постоял, осоловело глядя им вслед, пока наконец огорченно не плюнул и не побрел к городу, оставив китель в позументах лежать на камнях.
Дом бабы Оли их встретил яростным лаем Пацифика. — Значит все хорошо, — постановил Скелет: Он по прежнему нас не любит. — Устрой Сашу, — попросил у Герды Солнце. — А ты уходишь? — осторожно спросила у него Саша. — Я должен, — развел руками он. — Я понимаю, — обреченно вздохнула девушка и поплелась за подругой.
Проснулась она уже ближе к обеду. Вышла во двор и нехотя умылась из жестяного рукомойника, подвешенного на столбе у колодца. — Эй, — кто — то окликнул ее. Саша обернулась на голос и заметила Скелета с загадочным лицом, выглядывающего из — за двери веранды. — Иди сюда скорей, — позвал худосочный приятель. Девушка откликнулась на призыв и подошла к нему. — Лукай, — Скелет показал ей красочный конверт из под пластинки и восторженно сообщил: Пинкфлойд. Пойдем послушаем. Саша нейтрально пожала плечами и проследовала за ним к уже разложенному на полу у кровати проигрывателя Юность. Скелет, победного поглядывая на нее, водрузил иглу на черный, виниловый диск и, в ожидании первого звука, блаженно зажмурился. — Ромашки спрятались, поникли лютики.. — всхлипнул динамик. Скелета словно ушатом холодной воды окатили, лицо его исказила злобная гримаса и с воем: Малой! Гад! Как газету..! Убью! Саша засмеялась, выключила проигрыватель и посмотрела в окно.
Там по двору вокруг колодца за вертлявым Малым носился разъяренный Скелет, а у ворот с Корейцем о чем то серьезно беседовал Солнце. Молодой человек заметил девушку и жестом подозвал к себе. Саша послушно подошла. — Сходим, тут неподалеку, в пансионат? — спросил он. — Я есть хочу, — призналась девушка. — По дороге поедим, — успокоил Солнце. — А ты не спал, что ли? — спросила она. — Почему?
Спал, — ответил молодой человек. — В доме? — шепотом предположила Саша. Солнце приложил палец к ее губам и заговорчески подмигнул.
Скользил под массивными колесами белесый серпантин дороги, петляющей между обветренными скалами, кое — где поросшими колючим кустарником. Уже где то впереди пламенел закатным пурпуром горизонт. Флегматичный, пожилой водитель лениво ворочал рулем, время от времени сухо покашливая и трогая себя пальцами за кончик носа. Саша и Солнце грызли плавленые сырки и запивали их молоком из пакета. Девушка еще попутно разглядывала разноцветные немецкие наклейки с полногрудыми красотками, в обилии развешенные по всей кабине. — Вот вы говорите... — ни с того, ни с чего начал шофер. — Ни в коем случае, — перебил его Солнце. — Что ни в коем случае? — удивился водитель. — А что говорю? — ответил вопросом на вопрос молодой человек. Однако шофер не стал вникать в нюансы сатирических интонаций собеседника, а взял быка за рога, и невозмутимо продолжил:
Мол сфинксы! Сфинксы! — Какие сфинксы? — на этот раз изумилась Саша. — Египетские, — терпеливо сообщил водитель, гордо при этом приосанившись: Видал я ваши сфинксы. В Египте. На Суэцком канале. Кстати, — он протянул Солнцу руку: Березкин. Троеборец. Молодой человек машинально пожал ему ладонь. Удовлетворившись приветствием, Березкин продолжил свое неожиданное повествование: И в Берлине стенку для защиты от капитализма ставили. Ну и конечно выпивали. Кирпич за кирпичиком, полтинник за полтинничком. — заметив, что девушка недоуменно покосилась в его сторону, оговорился:
Но редко, редко. Больше чай. Я, собственно, отметить — непьющ. Так Анатолий Иванович упрекает: Мол, не пылает твое сердце Березкин, любовью огненной, ностальгического свойства, по матери, нашей матери. Родины матери родной. На что я ему соболезную: Считаю, что моей матери, матери родине, лишний глоток этой отравы, употребленный мною в суе, подобно серпу по мудям. Ни при детях конечно... — Мы приехали, — показал куда — то вперед Солнце. — Ить, — почему то обиделся Березкин и нажал на тормоз.
Через пять минут молодые люди вышли к литым чугунным воротам пансионата, обильно увитым плющем. Из домика им навстречу вышел пожилой сторож в тренировочных, выцветших от времени штанах и оливкового цвета сандалиях на голую ногу, седую голову привратника венчало соломенное сомбреро. — Можно позвонить? — спросил у него Солнце. Сторож придирчиво осмотрел молодого человека с ног до головы и пропустил его внутрь домика. Вскоре они вышли вдвоем на улицу. Сторож направился к воротам, а Солнце взял Сашу за руку и попросил: Только ничего не говори. Хорошо? — Ты же знаешь, что я отвечу, — улыбнулась она. Сторож пропустил их в парк, окружающий со всех сторон здание пансионата. На аллеях уже тускло мерцали матовые колпаки фонарей, отбивая световое пространство у догорающего солнца. Откуда — то звучала музыка. Молодой человек на мгновение остановился, ориентируясь на местности. В конце концов решился и повел Сашу напрямик, по траве, в сторону музыки. Прошагав с полкилометра, они вышли к набережной. Справа от пирса светились, увитые гирляндами зонтики открытого кафе. Народу практически не было, разве что пожилая парочка за одним из столиков и скучающий бармен за стойкой. — Тихо! — еще раз предупредил спутницу Солнце, внимательно из — за дерева наблюдая за парочкой. Саше ничего не оставалось, как тоже изучать беседующих. Высокий, сухопарый мужчина что — то торопливо, но с достоинством втолковывал сидящей напротив него женщине. Та невнимательно слушала его, то и дело поглядывая на море. Наконец она встала, прервав на полуслове своего собеседника, что — то тихо сказала и, не оглядываясь, пошла по набережной прочь. — Это все бесконечно! — крикнул ей вслед мужчина. Но та продолжала удаляться, словно эти слова ее не касались. Мужчина посидел какое — то время один, потом расплатился с барменом, дружески хлопнул его по плечу и двинулся к зданию пансионата. — Некоторые женщины меня восхищают, — в полголоса сказал Солнце, тронул Сашу за локоть и шагнул вслед за мужчиной. Тот не торопясь обошел черную волгу у парадного и скрылся в холле. Молодые люди последовали за ним, но дорогу им преградила администратор — пышная женщина бальзаковского возраста с волевым лицом. У нее за спиной оглушительно ревела радиоточка голосом Аллы Пугачевой. — К кому это? — зловеще поинтересовалась она. — В 47, — членораздельно ответил Солнце. — Минуточку, — смущенная нахальным поведением пришельца, администраторша взялась за телефонную трубку и переспросила: Так куда? — В 47, — безучастно повторил молодой человек. Женщина набрала номер и ласково дохнула в трубку: Иван Иванович, тут вас молодые люди спрашивают. Нет, не офицеры. С длинными волосами, в джинсах. Ах, вот оно что! Ну конечно, конечно! Может быть кофейку? Ну конечно. Мерси. Она бережно опустила трубку на аппарат и повернулась к гостям: Второй этаж. Он ждет вас. — После чего со следами внутреннего опустошения села за стол. Ребята прошли мимо страдающей приступом ипохондрии администраторшу и поднялись по лестнице на второй этаж.
У двери под сорок седьмым номером Солнце остановился и особенным способом постучался: два длинных, четыре коротких и снова длинный. — Входите, — послышалось из — за двери. Молодой человек послушно толкнул дверь, пропустил первой Сашу и вошел следом. Уже знакомый девушке мужчина ждал их, но уже в накинутом на плечи халате, стоя в дверях, ведущих на огромный балкон. — Садись. — молодой человек подтолкнул девушку к креслу у телевизора, а сам направился к мужчине. Она пожали друг другу руки и вышли на балкон.
Саша обвела взглядом просторное помещение: белые стены украшали две репродукции с картин Брюллова, рядом с телевизором на журнальном столике лежали журналы в пестрых обложках, сквозь распахнутую дверь в спальню виднелась широкая двуспальная кровать из карельской березы, на ней покоился адмиральский китель и фуражка, у кровати: по соседству с парой начищенных до блеска ботинок, стояла початая бутылка импортного бренди. С балкона донеслись голоса, но девушка не смогла разобрать ни слова.