Тихий омут

Шолох Юлия

Тихий омут

Она знакома вам и в то же время непостижима.

Она сопровождает вас с рождения и — вечно ускользает.

Она ваша мать, сестра, ваше внутреннее «я».

Вы ее любите и боитесь.

Вы ее ненавидите, но она влечет вас неудержимо.

Э.Джонг

1

Я захлопнула за собой дверь.

— Мама…

Мой ключ все еще подходит к входному замку, значит его так и не заменили. Неделю назад я бы поморщилась, как можно за два года не найти времени заменить замок? Но не сегодня. Ведь может только из-за него мама и жива. Только потому, что неделю назад не смогла закрыть за собой дверь и, когда стало плохо, хватило сил опереться на нее и распахнуть. Семь дней страха и суеты. Неделя нелегких решений. Непросто было разобраться сразу с практикой, институтом, работой и общежитием. Но кто еще заслуживает таких усилий, если не мама?

— Мама? — испуганно повторяю. Полутемный коридор квартиры всегда выглядел мрачным, наверное, из-за тусклых обоев. А маленькая круглая люстра вместо того, чтобы освещать, только размазывает темноту по потолку. Тут все так же… Тут, дома. Приятно приехать домой и найти все как было. Как будто ничего не изменилось.

— Федора? — слышу тихий мамин голос, и с облегчением вздыхаю. Не знаю, смогла бы пройти дальше коридора, зная, что ее в квартире нет.

— Что ты тут делаешь? — удивленно спрашивает мама, выходя в коридор, где я держу за ручку большую сумку. — Ты с вещами?

— Здравствуй мама, — улыбаюсь, но мне становиться не по себе от ее вида — бледная, со спутанными волосами, неожиданно очень седыми, она придерживается рукой за стену. Мне хочется ее подхватить, поддержать, но я замираю на месте, боюсь, что такой неожиданный порыв может только напугать. А после инфаркта пугать — последнее, что стоит для нее делать.

Вот и еще одно изменение — мама выглядит постаревшей. Даже неизвестно что страшнее — то, что происходит со мной или то, что происходит с ней.

Ах, да! Надо же что-то сказать. Быстро вспомнив приготовленную заранее речь, говорю:

— Выполняю договор с Ильей. Мы с ним помирились и решили…

— Стой, — она идет навстречу и через секунду я оказываюсь в теплых маминых объятьях, — Соскучилась по своей маленькой девочке, — мама улыбается, и как всегда в такой момент я вспоминаю, что она меня любит. — Наверное, голодная, сейчас тебя покормлю, тогда все спокойно и расскажешь.

Спорить с мамами, когда они хотят тебя накормить совершенно пустое занятие, и я, конечно же, соглашаюсь.

— Только вещи отнесу, — я тащу тяжелый чемодан в комнату, где прожила всю свою сознательную жизнь за исключением двух последних лет. Бегло осматриваюсь — где она, атмосфера покоя и уверенности, которая окружала меня в детстве? Теперь ее тут нет. Рассматривать, что еще вокруг изменилось времени нет, я займусь этим позже. Стиснув зубы сразу делаю главное из того что должна — достаю календарь и вешаю на самое видное место. Когда-то на этом гвоздике висела наша семейная фотография — мама обнимает меня и Илью, и мы все счастливо улыбаемся. Сейчас она лежит у меня в сумке, позже я обязательно ее достану и поставлю на самое видное место — может это вернет в комнату немного былого уюта. 14 число календаря жирно обведено синим маркером. Это — день полнолуния, и моя главная задача на сегодня — подготовится к нему так, чтоб мама ничего не узнала.

Возвращаюсь в комнату поздно ночью, совсем разбитая, но цель достигнута — мама, наконец, перестала меня уговаривать вернутся в институт и согласилась, что мы с братом сами можем решать, как нам всем будет лучше. Так что я перевожусь на заочный, благо сейчас лето и второй курс успешно закончен; Илья оплатит мое обучение, а я буду жить с мамой, и больше ни за что не оставлю ее одну!

— Я себе не прощу, — был мой последний довод в пользу подобного решения, и мама, наконец, сдалась.

— Делайте, как хотите, я только рада, что ты будешь дома, со мной. — Теплота ее слов в который раз напомнила мне, что ничего дороже родных у меня нет.

Я не стала говорить, что до осени Илья не сможет нам присылать деньги, у него какие-то трудности, которые он, конечно же, подробно расписывать не стал. Пусть пока думает, что летом я буду отдыхать, хотя честно говоря, я даже рада, что все так складывается и мне придется искать работу — пусть хоть какое-то дело меня займет и не даст слишком загружаться разными другими вопросами. Так что прямо завтра и подамся в "рабство, за которое платят", как шутил Илья. Шутил, пока был с нами.

Так вот. Помыв посуду, возвращаюсь в свою комнату, останавливаюсь в дверях, окидывая ее взглядом. Не знаю, чего я боялась, все в ней осталось таким же — кровать, цветочные обои, стол, за которым я когда-то делала уроки. Большое зеркало в углу, еще бабушкино, в темной деревянной раме. Немного резал глаза постер какого-то известного актера, который на выпускной мне повесили мои подружки. Прилепили его скотчем прямо на стену! Я стала отдирать его с таким усердием, что даже куски обоев местами оборвала. Неважно, я не желаю, чтобы на меня смотрело чье-то лицо, пусть даже и ненастоящее. Когда стена стала такой же цветочной, как остальные, даже получилось немного вспомнить, как уютно мне тут жилось в школьные времена. Окно так же было открыто и вдруг, когда легкий ветер стал колыхать тюль, играя с ней, это зрелище меня зачаровало, совсем как в детстве.

Я легко заснула и даже видения о полнолунии не вторгались в мои сны.

Вся следующая неделя прошла в поисках работы. Конечно же, я ее не нашла, наш небольшой город, где рабочее место передается родителями детям по наследству, при уходе на пенсию, не нуждался в новых кадрах. Единственная работа, которую мне предложили — уборщица в городской поликлинике, и я боялась что мне в конце концов придется согласится — мама больше не работала, получала пенсию. На нее мы, конечно, с голоду не умрем, но я люблю когда у меня есть свои деньги, и еще я обещала Илье дотянуть до осени, не подвергая маму каким-то серьезным лишениям. Не стоило также забывать про лекарства, мама все еще не очень здорова. Так что, как ни крути, работа мне нужна, отступать некуда.

— Что-нибудь обязательно найдешь, — говорила мама каждый вечер перед сном и многочисленные гости кивали. Кроме поиска работы, эта неделя принесла с собой еще и множество встреч (вопреки моему желанию) — старые друзья, дальние родственники, мамины коллеги, знакомые и не очень, считали нужным навестить нас и поприветствовать меня дома. "Или проверить, не пропустили ли они какую-нибудь пикантную подробность из моей жизни", — съехидничал голос в голове.

Приходил Гоша Шоткин, одноклассник Ильи и подробно меня о нем расспрашивал. Как будто я знаю что-то, чего не знает мама! Никогда его не любила, вот и сейчас мне показалось он него ко мне подкатывает, смотрит как будто я раздетая перед ним сижу, а у самого жена и двое детей. Противное ощущение, мы с мамой постарались побыстрее его выпроводить. Я даже слегка обрадовалась, что мама все еще больна и нет нужды придумывать другой предлог. После его ухода, казалось, даже воздух стал чище и свежее.

Приходила Настенька Малюткина, моя школьная подруга. Приносила с собой годовалого сына. Я знала, она сразу после школы вышла замуж, сейчас сидела дома с ребенком, скучала, так что мой приезд ее очень обрадовал — будет с кем пообщаться. Она, пожалуй, была единственной из всех приходивших, кого мне тоже было приятно повидать.

Я слушала, как она беспечно болтает, так было приятно, вроде сидит передо мной жена и мама, а щебечет как школьница, рассказывает истории, которые можно даже не слушать, достаточно сидеть рядом и улыбаться.

— Ты совсем не изменилась, — сказала Настенька перед уходом, с трудом удерживая в руках крутящегося малыша. — Такая же спокойная, и это при нашей-то нервной жизни! Хотя, за два года откуда нервам-то взяться! Да еще когда мужа нет, — и хохочет.