Страница 7 из 12
– Конечно. Я же понимаю.
Вчера, когда мы вернулись в отель и Леночка окончательно уверовала в свое спасение, она рассказала мне жуткую историю своего заточения в публичном доме.
– Когда они избили Павла, а меня затолкали в машину, я сразу поняла, что со мной будет! Я так испугалась, что сначала хотела выброситься из машины. Просто, чтобы не жить… Но струсила, – Лена все время судорожно всхлипывала, и я дала ей выпить рюмку коньяка как антистрессовое средство. – Они привезли меня к какому-то мужику, долго препирались с ним, потом он осматривал меня, как лошадь на базаре. Даже под футболку заглянул! Я пробовала вырываться, но они мне так врезали под дых, что я еле отдышалась. Потом меня заперли в каком-то чулане и держали там почти сутки. У меня часы были. Есть почти не давали, да я и не могла. А вечером приехал один важный мужик. Но с ним мои похитители не договорились. Он потом сам меня целых три дня «торговал», пока покупателя не нашел. Приехал еще один тип, надутый такой. Не один, а со свитой! Ему меня и продали. Бородатый, холеный, сам меня осматривать брезговал. К его приходу первый мужик, который вначале меня купил, велел какой-то женщине меня накрасить и приодеть. Но ничего не вышло. Я так брыкалась, что они плюнули, показали меня, как я была – в футболке, непричесанную. А потом меня привезли в этот кошмарный притон и спихнули на руки какой-то злобной тетке. Она схватила меня за волосы, да так, что чуть скальп не сняла, и прошипела: «За тебя заплачены большие деньги! Будешь отрабатывать, а не будешь – пожалеешь!» Отвела меня в какую-то комнату, там все такое ярко-красное было, кровать огромная, подушек куча, трюмо с зеркалом. Запах стоял такой тяжелый, удушливый, знаете, как будто там годами ароматические палочки жгли. Я этот запах не перевариваю! Эта ведьма сказала, что здесь я буду жить и клиентов обслуживать. Чтобы к восьми часам я была готова. Накрасилась бы, оделась красиво, она меня в зал, к клиентам, поведет. На столике валялась куча старой косметики, видно, ее кто-то оставил, а за занавеской какие-то яркие тряпки висели. Я даже смотреть их не стала. Все равно решила, что проституткой не буду, ни за что! – Щеки ее разгорелись лихорадочным румянцем, руки затряслись. – А вечером, когда эта баба пришла, я была не готова. Она усмехнулась, щелкнула пальцами и позвала охранника. Здоровый такой, вонючий мужик, он меня сначала избил, сильно, а потом… изнасиловал!
Я зажала рот руками, чтобы не закричать от ужаса. Бедный ребенок! Что же это за сволочи такие?!
– А эта гадина стояла и смотрела. А потом и говорит – если, мол, завтра не одумаешься, их уже будет двое! Тогда я решила: или убегу, или отравлюсь. Но меня там стерегли, убежать бы я все равно не смогла. Я с таким ужасом ждала следующего вечера! Я всю ночь молилась! У меня от страха даже зубы стучали. И тело все болело. Он меня по лицу не бил, только по телу – по почкам, по животу, по груди. У меня до сих пор синяки не сошли. – И она задрала банный халат, под которым виднелись желтые с зеленым разводы.
Я налила ей еще коньяка, а себе – корвалол.
– Они так еще два дня надо мной издевались. И в конце концов сказали, что, если я не одумаюсь, они меня покалечат, а потом на органы продадут. Но на следующий вечер что-то там у них случилось. Когда они снова пришли ко мне, я сидела в углу и тряслась от страха. Старая ведьма вытащила меня из угла, схватила за шею и затрясла, вопит – поумнела ли я, или им меня еще поучить? И вдруг она насторожилась, отпустила меня и к двери кинулась, охранник – за ней. Я сперва ничего не поняла. Потом слышу – шум, крики, свист… Люди туда-сюда забегали. Я за дверь выглянула – темно, кто-то мимо меня пробежал, оттолкнул к стене, в конце коридора выстрелы раздались. Тогда я тоже куда-то побежала. Темно, только пару раз из-под каких-то дверей свет мелькнул, но я не останавливалась, бежала за звуком шагов. И выскочила к черному ходу. А там уже кого-то поймали. Я поняла, что это полицейские, и еще больше перепугалась!
– Но почему? – не выдержала я.
– Не хватало мне еще и в тюрьму попасть! Или еще куда-нибудь похуже! Я спряталась за каким-то ящиком, а когда кто-то выскочил из дверей и все снова драться начали, я потихоньку отползла вдоль стены на четвереньках, забилась в углу за кучу мусора и там сидела, пока все не закончилось. Когда всех, кого они отловили, увезли, я вылезла и тихонько побежала, куда глаза глядят. Лишь бы оттуда подальше.
– Леночка, ведь полицейские тебя искали! Мы спасти тебя хотели!
Но, похоже, она меня почти не слышала. Раскачивалась на диване, как сомнамбула, с горящими глазами, крепко сжав в руке рюмку.
Решив оставить этот вопрос в покое, я спросила, что было дальше.
– Я всю ночь в каких-то кустах просидела, очень боялась, что меня найдет кто-нибудь, и змей тоже боялась. А днем осмотрелась, оказывается, я у самой дороги пряталась. Пешеходов днем много, я идти боялась, но мне очень пить хотелось, поэтому я кое-как привела себя в порядок, пристроилась к какой-то толпе и дошла до ближайшей деревни. Там в магазине выменяла на часы большую бутылку воды и опять в кустах спряталась.
В отель я возвращаться боялась. Денег и документов у меня не было. Полиции я тоже опасалась. Поэтому решила в наше консульство или посольство идти. Но где, кроме Дели, есть наши консульства, я не знала. Поэтому и решила идти в Дели.
Говорить человеку, пережившему такой глубокий стресс, о безумии этой затеи – идти пешком через всю страну, без денег и документов, – было бы в высшей степени негуманно. Счастье, что она вообще не потеряла рассудок!
– Так я дошла до Маргао. Еду мне подавали, изредка. Иногда я ела фрукты, росшие на деревьях вдоль дороги, невкусные они, но это неважно. А в городе одна женщина приютила меня. Она очень добрая, только я мужа ее боялась, поэтому быстро от них ушла. Он гончар, и я в благодарность за гостеприимство расписала для них несколько тарелок.
– Благодаря им я тебя и нашла! – Главное было уже сказано. Леночка клевала носом из-за усталости и коньяка. Я проводила ее в спальню, уложила в кровать, посидела рядышком, пока она не уснула, и пошла звонить ее матери.
Я не стала рассказывать бедной женщине всю правду об ее дочери: во-первых, боялась, что с ней может случиться инфаркт от таких подробностей, во-вторых, я обещала девушке. Но о том, что ее дочь избивали и она нуждается в помощи хорошего психотерапевта, я все же сказала.
В день отлета нас разбудил солнечный луч, проскользнувший сквозь шторы. Индия словно бы вдруг одумалась и решила напоследок блеснуть перед нами всем своим великолепием, как бы извиняясь за все случившееся, попыталась своей красотой смягчить горечь произошедших событий. Но когда мы закончили завтрак, небо вновь приобрело привычный для нас жемчужно-серый оттенок.
В аэропорту Лена намертво вцепилась в мою руку, испуганно озираясь по сторонам. Когда регистрация закончилась, я высмотрела среди пассажиров приятную на вид пару, мать и дочь. Дочь была примерно моего возраста, и обе женщины производили впечатление на редкость интеллигентных и добродушных людей. Я познакомилась с ними, оказалось, что обе работают в Пушкинском доме. Мама, профессор с мировым именем, участвовала здесь в какой-то конференции. В двух словах рассказав им Леночкину историю, я попросила их присмотреть за девушкой в полете. Они с радостью согласились и тут же принялись развлекать ее, на мой взгляд, несколько консервативными способами, читая ей наизусть Бальмонта, Мицкевича, Гумилева. Но это уже было не так важно. Главное, что ребенок не будет тосковать в самолете и переживать по новой все ужасы своего «индийского турне».
Когда самолет взлетел, я отправилась к стойке «Эйр Франс», подала любезной девушке в форменном костюмчике билет и паспорт, и вот с этого-то и начались непредвиденные, абсолютно неожиданные и, уж конечно, совершенно нежеланные перемены в моей жизни.
Начало им положила чья-то рука, внезапно опустившаяся на мое плечо. От неожиданности я даже подпрыгнула. Первая мысль была: Леночка не улетела! Да нет, улетела, вздохнула я с облегчением, обернувшись и увидев перед собой индийского полицейского.