Голос сердца

— Пожалуй, стоит… Встретимся после обеда, Агнес.

— Мне понравился ваш кузен, — сказала она, взглянув на Гаролда. — Кстати, ваша подруга оставила на вас следы помады.

— Да, Филип — хороший парень, хотя никогда не станет заниматься ничем иным, кроме своей геологии, за которую платят всего ничего.

— А мне он показался счастливым человеком, — холодно возразила Агнес.

— Да у него и гроша за душой не найдется.

— Давай договоримся раз и навсегда, Гаролд, — заявила Агнес. — Я вижу, что ты просто одержим деньгами. Так вот, запомни: мне не нужен ни один пенс, который принадлежит тебе.

Гаролд выудил из кармана белоснежный платок.

— Раз уж мы перешли на «ты», то не вытрешь ли помаду?

В первую секунду Агнес хотела отказаться, но по блеску в темно-синих глазах поняла, что в таком случае он сочтет ее трусихой. Поэтому взяла платок и аккуратно стерла оранжевое пятнышко, оставленное тетей Флоренс, и бледно-розовое, оставленное Норой.

Гаролд молча смотрел на нее. Когда она закончила, заметил:

— А твоей помады на мне нет.

— И не будет.

— Жаль.

Он взял платок у Агнес, нежно сжал ее пальцы и, поднеся к губам, медленно поцеловал их все по очереди. Агнес показалось, что ее сердце остановилось. Жар его губ сжег все преграды, столь искусно ею возведенные.

И подобно дикому зверю, бросающемуся из засады, желание охватило ее. Агнес машинально выпустила букет из рук, чтобы дотронуться до его черных волос, которые, как она и ожидала, оказались густыми и шелковистыми. Окружающий мир поблек, оставив ее наедине с Гаролдом: соблазненная и соблазнитель!

Он выпрямился, отпустил ее руку и холодно произнес:

— Увы, ты такая же, как и все остальные… И я совершенно не удивлен.

Агнес словно ударили по лицу. Чувствуя, что краснеет от бессильной ярости, она прошипела:

— Ты просто играл, да?

Такая игра называется месть, подумал Гаролд мрачно.

— Так же как и ты, надев платье.

Агнес не могла это отрицать. Действительно, она выбрала именно это платье из желания поразить его.

— Что же, счет сравнялся, — сказала она. — Один — один. Но эта игра мне надоела, Гаролд. Пора оставить ее.

— Это ты так думаешь.

— Ты уже занят. Нора дала это ясно понять.

— Я не принадлежу ни одной женщине, — произнес он с ударением.

— Гаролд, половина гостей смотрит на нас, другая пытается расслышать наши слова. А мне просто жизненно необходимы — и чем скорее, тем лучше, — как минимум три бокала шампанского.

— В таком случае, вернемся к нашему разговору позже.

— Нам не к чему возвращаться!

Но Гаролд уже привлек внимание ближайшего официанта, взял с серебряного подноса два бокала и протянул один из них ей.

— Рад приветствовать тебя в нашей семье, Агнес.

Шампанское было ледяным. Взяв бокал и бросив взгляд вокруг, Агнес негромко ответила:

— Катись к черту, Гаролд.

Он коротко рассмеялся.

— Женская откровенность, милая Агнес, неразрывно связана с количеством денег на счету мужчины.

На этот раз настал черед Агнес смеяться.

— Все женщины охотятся за деньгами… Бог мой, какая банальность! «Эванс инкорпорэйтед» мог бы выдать что-нибудь пооригинальнее.

— Если ты знала, что я «Эванс инкорпорэйтед», — резко спросил Гаролд, — зачем спросила, не работаю ли я в конюшнях?

— По очень простой причине: в тот момент я об этом и не подозревала.

— И когда же ты узнала?

— Мне сказала об этом мать, когда ты ушел.

— После чего ты надела это, скажем так, нескромное платье. Все ясно.

— Я надела его, — бросила Агнес, — потому что ты показался мне самым грубым и самовлюбленным болваном, которого я когда-либо встречала, и мне хотелось тебя хоть как-то задеть! Хоть как-то. Твоя самоуверенность невыносима!

— Может, тетя Флоренс права: я встретил себе ровню.

Агнес сделала большой глоток шампанского, чихнула, когда пузырьки ударили в нос, и высокомерно заявила:

— Моя самоуверенность по сравнению с твоей — как песчинка рядом с валуном… А теперь извини, есть вещи поинтереснее, чем обмениваться с тобой оскорблениями.

И тут Агнес наступила прямехонько на свой букет. Взглянув, не смеется ли он над ней, она в сердцах воскликнула:

— Ты был прав в одном, Гаролд Эванс: лучше бы я опоздала на самолет!

Она наклонилась, подняла многострадальные орхидеи и направилась к матери, каждой клеточкой ощущая взгляд Гаролда.

Она поговорила ни о чем с изрядным количеством гостей, пока всех не позвали под навес, украшенный гирляндами живых цветов, где стоял накрытый стол. Камерный оркестр играл Моцарта. Агнес конечно же посадили во главе стола, причем, к ее досаде, между Марком и его сыночком. А со стороны матери сидел муж тети Флоренс, тот самый, с варикозным расширением вен.

Агнес деланно улыбнулась Марку, который отодвинул ей стул, и села. Перед ней поставили тарелку моллюсков, запеченных в тесте. Торопливо сунув загубленный букет под стол, она уставилась на них.

Сильные пальцы обхватили ее локоть, и Гаролд ровным тоном произнес:

— Ты в порядке?

Агнес подняла на него глаза, пробормотав:

— Да… Просто я не помню, когда и где ела по-человечески в последний раз. Кажется, это было вчера и в Кувейте.

Гаролд взял булочку из ближайшей корзинки, разломил и протянул ей кусок. Хлеб был теплым и ароматным.

— Спасибо, — сказала Агнес довольно нелюбезно.

А он уже подозвал ближайшего официанта. Тот убрал моллюсков и поставил перед Агнес чашку прозрачного бульона.

— Поешь, — предложил Гаролд. — Порой бульон творит чудеса.

Агнес взглянула на хрупкую фарфоровую пиалу, и ее сердце часто забилось.

— Ты получаешь все, что захочешь. С легкостью.

— Ешь суп.

— Главное, чтобы ты не захотел меня…

— Делай, что сказано, Агнес.

— Все, что тебе не нравится, ты пропускаешь мимо ушей, так ведь? — И Агнес зачерпнула ложку бульона. Тот был очень вкусным. — Некоторых женщин нельзя купить, неужели ты не понял?

— Нельзя… если они хотят большего. — Гаролд криво улыбнулся. — К примеру, развод — дело прибыльное.

Агнес зачерпнула еще бульону.

— Какой же ты подлый.

— Я так не считаю. За свои тридцать восемь лет я узнал о жизни немало. У каждой женщины есть цена, просто порой она неоправданно высока. — Гаролд подцепил моллюска.

— Дело в том, что ты все меряешь на деньги. — Агнес вспомнила о Хьюго и Карле и добавила резче, чем собиралась: — Но ты зря считаешь, что слово «цена» обязательно подразумевает деньги. Иногда это бывают чувства…

— Все же ты не отличаешься от других. А я уж было подумал…

Агнес холодно улыбнулась Гаролду.

— Ты понимаешь, что только что сделал мне комплимент?

Он неохотно улыбнулся в ответ.

— Солидарность со своим полом? Быстро соображаешь, ничего не скажешь.

— Бог мой, второй комплимент! Осторожнее, Гаролд, ты добреешь на глазах.

— Отлично, значит, тебе понравится, когда я тебя поцелую.

Агнес аккуратно опустила ложку в пиалу.

— Пытаешься заставить Нору ревновать? Ты этого добиваешься?

— Нора тут ни при чем! — отрезал Гаролд.

— Выходит, ты ценишь верность не больше чувств, — заметила Агнес.

— Дорогая, — вмешалась Тереза, — тебе не понравились моллюски?

Чувствуя, как зарделись щеки, Агнес торопливо сказала:

— Не после шампанского, мама.

— Мы с Марком только что говорили о том, как хорошо бы было, если бы в «Максвелл-холле» появились внуки… — произнесла Тереза многозначительно; такт никогда не входил в число ее достоинств.

— Э-э-э… правда? — слабым голосом отозвалась Агнес.

— И было бы замечательно, если бы ты подыскала другую работу, дорогая. Гаролд, она почти никогда не бывает дома. Как можно влюбиться, если все время проводишь в разных там Африках и Новых Зеландиях?

— Мама, я никогда не была в Африке.

— Не воспринимай все буквально. Ты прекрасно поняла, что я имею в виду.

— Но мне нравится моя работа, — возразила Агнес. — И если суждено влюбиться, почему бы этому не случиться на Мадагаскаре?