Страница 30 из 31
– Ванесса? – не поверила глазам Джоанна.
– Роджер знает, как ты великолепно играешь Гершвина? Он его обожает.
Решив, что Ванесса пришла ссориться, Джоанна, опустила крышку рояля и спустилась по ступенькам в зал. Она прошла мимо Ванессы, даже не взглянув на нее, но Ванесса поспешила ее вернуть:
– Нет-нет, постой. Я пришла поговорить.
Во взгляде Ванессы появилось какое-то новое выражение. Что это было, Джоанна пока не поняла, но не привычное высокомерие, это точно.
– Хочешь подняться на сцену? Я репетирую новую постановку.
Джоанна вернулась за рояль и стала тихонько наигрывать джазовую импровизацию, а Ванесса встала рядом, опершись локтями на крышку.
На сцене пахло свежеструганными досками, с колосников тянуло холодом. Ванесса чувствовала себя странно – от куража, который вызывает сцена, приятно щекотало в груди.
– В последние месяцы, да что там, в последние лет пять я вела себя как законченная идиотка, – начала она, глядя на длинные полуопущенные ресницы Джоанны, под тенью которых взволнованно розовели щеки. – Я рвалась наверх, хотела доказать себе и Роджеру, что кое-чего стою, – продолжала Ванесса. – Стала полноправным партнером в фирме своего босса и потеряла мужа. Но у меня остался сын. Я поняла это совсем недавно, когда чуть не сбила его на машине.
– Как это случилось? – Джоанна устремила тревожный взгляд на Ванессу.
– Я проиграла процесс и разозлилась, я очень разозлилась на жизнь. Почему все не ладится? – подумала я. Я никому не нужна, так какого дьявола? – Ванесса тряхнула волосами и отвернулась. Ей было стыдно. – Я увидела впереди опору моста и дала по газам. Скорость взлетела до двухсот, и вдруг я увидела мальчишек. Они играли и не видели мою машину. Я стала сигналить, один из них отделился и побежал навстречу мне. А я не могла затормозить, нога будто приросла к педали. И вдруг понимаю, что это Шон.
Джоанна зажмурилась, словно все это происходило на ее глазах. Она уже слышала визг тормозов и детский вскрик Шона.
– Каким-то чудом я успела отвернуть. Хотела покончить с собой, а чуть не сшибла своего сына. – Из груди Ванессы вырвался слабый вздох. Казалось, она расстается с застарелой болью, которая мучила ее и вот оставила.
– Когда это было? – спросила Джоанна, подойдя к Ванессе. Ей хотелось быть как можно ближе, чтобы ее сочувствие стало ощутимее.
– Три дня назад. Когда я пришла в себя, поняла, это был знак. Словно кто-то хотел сказать: хватит жаловаться на жизнь, займись сыном. Джоанна, мой мальчик такой талантливый, ты сама говорила, помнишь? Он мечтает участвовать в национальном музыкальном фестивале. Там будут дети со всей страны. Ты поможешь ему? Он так скучает по тебе, только ты можешь подготовить его за месяц.
Ванесса не приказывала и не требовала, как это было прежде, ее голос утратил повелительные интонации. Она просила Джоанну, перед Джоанной сейчас стояла не бывшая жена Роджера, а мать Шона.
– Месяц? Это очень маленький срок, чтобы разучить хорошую вещь.
– Но вы же начали заниматься…
– Ванесса, ведь это ты прервала наши занятия, – напомнила Джоанна.
– А теперь я прошу тебя, сделай это для Шона. Ты любишь его, я знаю.
Джоанна улыбнулась.
– Только нам придется заниматься через день. Ты готова встречаться со мной так часто?
– Время покажет. – Ванесса посмотрела на клавиши и вполголоса попросила: – Сыграй еще Гершвина.
Четыре угловые башни флашингского Таун-холла, замка середины девятнадцатого века, высились в самом сердце Куинса. Заново отреставрированный и оборудованный под центр искусств, он был призван поднимать культурный уровень окружающего населения и покушался на славу знаменитого Карнеги-холл. Культурная жизнь Нью-Йорка – это космос в миниатюре, где дотошные астрономы каждый день открывают новые звезды. И Таун-холл, несмотря на значительную удаленность от центра Нью-Йорка, тоже стал звездой благодаря проводимым здесь различным фестивалям искусств и конкурсам. – Они оба тебя любят.
У входа в замок гостей встречал почтенного вида швейцар в золотой ливрее.
– Когда я буду не в силах путешествовать по миру, начну осваивать Нью-Йорк, и это занятие заполнит мою жизнь до конца и без остатка, – сказал Роджер.
– Какой район будет первым в списке? Куинс? – отозвалась с улыбкой Джоанна, склонив голову к Роджеру. – Оказалось, мы все время были рядом.
– Если бы не топографическая тупость местных полицейских, мы бы не потеряли полтора часа, кружа по Мэйн-стрит. Все, что находится в ярде за пределами их участка, для них просто не существует.
Они прошли в заполненный зал. До начала оставалось не больше пяти минут.
В третьем ряду к своему месту пробиралась высокая стройная женщина в бархатном платье цвета молодого бордо. На открытой шее был выложен черный жемчужный ряд, в ушах две крупные жемчужины. Джоанна тронула Роджера за руку, шепнув:
– Посмотри, там Ванесса.
– Она улыбается. Я так давно не видел, чтобы она кому-то открыто улыбалась. – Роджер тоже улыбался.
Он смотрел на Ванессу, не чувствуя неприязни, возможно, впервые за много месяцев. Они никогда не будут чужими друг другу, сын соединил их жизни, и именно поэтому обоим нужно научиться цивилизованному общению.
– Даже не верится, что она изменилась. Она разорила свой бар и все свободное время проводит с Шоном.
– И мне разрешила видеться с ним. – Джоанна просунула пальцы под руку Роджеру и прижалась щекой к его плечу.
Ванесса не брала с Джоанны слова молчать о случае под мостом, ей не позволила гордость. К чему Роджеру знать о безрассудном поступке отчаявшейся женщины, подумала Джоанна. Она не держала зла на Ванессу. Ненависть и мстительность не делают людей благополучнее.
И пока Роджер удивлялся переменам в характере бывшей жены, Джоанна мысленно благодарила ее за свое счастье, нечаянное, начавшееся с череды недоразумений и окончившееся обручением. Впрочем, почему окончившееся? История Роджера и Ванессы завершалась этим вечером, а история Роджера и Джоанны еще впереди. И они сами подберут тональность. Джоанна верила, что их любовь разольется в сердцах нежной задумчивой мелодией. В ней будут страстные всплески и периоды печали, но никогда – равнодушного безмолвия.
Начались выступления конкурсантов. Маленькие мужчины в смокингах и белых бабочках чередовались на сцене с миниатюрными дамами в пышных платьях. Они самозабвенно играли на белом рояле, казавшемся огромным, наслаждаясь музыкой и тем удивительным ощущением, которое может дать только рампа.
Когда конферансье объявил выступление Шона Деннехи, у трех человек в зале сердца забились быстрее. Шон в белой рубашке и черном галстучке поклонился публике и опустил руки на клавиши. Быстро перебирая пальцами, он, как художник, играл цветами, виртуозно смешивая черное и белое и создавая упоительное по звучанию сказочное пространство, где, должно быть, жили эльфы и гномы и совершалось самое немыслимое чародейство. Музыка окутала зал, Джоанна, остро вслушиваясь в каждую ноту, трепетала, страшась, что нечаянный промах детской руки развеет волшебное ощущение. Но Шон ни разу не сбился. Рояль стих, завороженный зал еще мгновение молчал, а потом взорвался громом аплодисментов.
Джоанна взглянула на поднявшуюся со своего места Ванессу. Мать Шона искрилась от счастья, роняя слезы и не стесняясь быть естественной и трогательной. Она чувствовала себя причастной к успеху сына, и это доставляло ей удовольствие.
После того как Шону была вручена первая премия и зрители покинули свои места, Роджер с Джоанной подошли к Ванессе. Растерянная, она стояла у края сцены и прижимала к груди сумочку.
– Привет, Ванесса, – улыбнулся Роджер.
– Джоанна, Роджер! – обрадовалась Ванесса, потом перевела взгляд на Джоанну и сильно сжала ее руку. – Джоанна, это все благодаря тебе. Спасибо, что ты пришла. Для Шона очень важно, что сегодня в зале была вся его семья.
Роджер и Джоанна переглянулись. Неужели это та самая Ванесса? – спрашивала Джоанна. Все будет хорошо! – отвечал Роджер.