Брак во спасение

– Так вот ты где? Мег сказала, что ты пошла посидеть на солнышке.

Клео с трудом подняла веки и увидела, что к ней по заботливо ухоженной лужайке направляется Фиона. Садик позади дома был гордостью Торнвуда, за каждым деревцем и цветком следили, как за любимым ребенком. В самом центре огромного, могущественного города это был неожиданно мирный и уютный уголок.

– Не вставай, – мягко приказала Фиона, когда Клео сняла длинные ноги с шезлонга, и опустилась на пригретую солнцем траву. – На тебя так приятно смотреть! И поздравляю – я узнала твою потрясающую новость! Слушай, а как ты себя чувствуешь? – Синие, миндалевидные, совсем как у Джуда, глаза сузились при взгляде на изможденные черты Клео. – Это малыш не дает тебе покоя?

– А? Да. – Замешательство морщинкой пробежало по лбу Клео и бесследно скрылось. Это, конечно, Джуд рассказал сестре о ребенке. Клео с горечью подумала: интересно, а о своих подозрениях, что ребенок – Фентона, он тоже ей рассказал? Проклиная румянец, заливший ей щеки при этой дикой мысли, она снова легла и приняла успокоенный вид. – Да, немного.

Это была неправда. Ребенок Джуда ничуть ее не беспокоил; даже если бы это было так, она не стала бы жаловаться. В ее жизни, кроме ребенка, ничего не было, и она уже его любила безумной материнской любовью. Будущее дитя значило для нее больше, чем престижная работа, личное состояние, даже Джуд. Гораздо больше. Она невольно сжала губы. Джуд вычеркнут из ее жизни. Он жестокий, изворотливый человек, от него она уже свободна.

– Как съездила в Париж? – Клео попыталась осторожно сменить тему, но Фиона не собиралась этого делать.

– Замечательно, – коротко ответила она, сделав изящный жест красивой тонкой рукой. – Но я не для того сюда ехала, чтобы говорить об этом. – Она сбросила серебристо‑серый жакет с короткими рукавами, и жаркое солнце ласково позолотило ее обнаженные руки. – Джуд мне сказал, что ты слишком много работаешь. Рада видеть, что сегодня ты позволила себе отдохнуть.

Клео удивилась: ей казалось, он не замечает, чем она занимается, что ему все равно. Но если кто‑то и должен объявить, что их браку конец, то наверняка не она.

– Мне сегодня не захотелось никуда ехать. Я решила, что поработаю дома.

Это была правда. В это утро она почувствовала, что не вынесет больше ни дня в обществе Люка. Ревность и гнев всю ночь не давали ей уснуть, и только на рассвете она ненадолго забылась, решив последовать примеру Джуда и пустить их брак на самотек.

– Еще он мне сказал, что вы подыскиваете загородный дом, чтобы воспитывать там ребенка, – медленно произнесла Фиона.

У Клео пересохло во рту, и она спросила:

– Когда ты с ним встречалась?

Неужели Джуд во всем признался сестре, сказал ей, что браку конец? Они всегда были так близки…

– Вчера вечером. – Фиона поправила темно‑красный шелковый топ; жаркое солнце начало переползать на нее. – Он приехал ко мне в загородный дом: предполагается, что я там прихожу в себя после погружения в мир парижской моды – это просто сумасшедший дом. И в результате я попала из одного сумасшедшего дома в другой. – Синие глаза проницательно смотрели на Клео. – Послушай, мне надо о многом с тобой поговорить, но я умираю от жажды. Пойду попрошу Мег организовать нам чегонибудь попить. Похолоднее и побольше.

– Прости… Я сама схожу…

Клео встала, ругая себя за невнимание к гостье, но Фиона привыкла поступать по‑своему и тоже встала. Шагнув к Клео, она наставительно произнесла:

– К Мег пойду я. Ты лежи и отдыхай. Я тебе приказываю.

Клео нахмурилась, и Фиона ответила ей недоуменным взглядом.

– У тебя вчера были эти же духи?

– Разумеется. – Казалось, Фиона думала, не сошла ли Клео с ума. Затем она мирно улыбнулась. – Я поливаю себя ими с тех пор, как первый раз заказала их в Париже. Тебе нравятся? Есть там одно место, где смешивают запахи по индивидуальному заказу. Цена им целое состояние, но они стоят того!

Фиона вспорхнула по каменным ступеням, ведущим к террасе, и исчезла в балконных дверях кабинета Джуда. Клео села на траву и опустила голову на колени. Она испытала огромное, всепоглощающее облегчение.

Вчера вечером Джуд не развлекался с женщинами. Он был у сестры, и это ее духи оставили свой запах на его одежде. Казалось бы, ничто уже не могло измениться – их браку конец, – однако изменилось. Ее чувства вновь пробудились в ней и жгли ее, потому что злиться было больше не на что и мрачная решимость вырвать его из своей жизни, избавиться от самой памяти о нем мгновенно угасла.

– А вот и наше спасение! – Фиона несла высокие стаканы, в которых позвякивали кубики льда. – Лимонный сок, Мег только что приготовила. – Она протянула Клео стакан, села рядом, жадно его осушила и отставила в сторону. – Итак, я сразу перехожу к делу, без всяких обиняков. Между вами с Джудом происходит что‑то нехорошее – только не взрывайся! – остановила Фиона, когда Клео чуть не подавилась соком. – До добра это не доведет. Я хочу докопаться до правды.

Клео поставила стакан и посмотрела Фионе прямо в глаза.

– Что тебе рассказал Джуд?

У нее упало сердце. Может быть, Фиона хочет как лучше, но она касается открытой раны. Никакое вмешательство с ее стороны не сможет ничего изменить!

– Ничего, – развела руками Фиона. – Не в словах дело. Он приехал ко мне около девяти, бледный как смерть, и проторчал у меня почти до часу ночи, хотя я недвусмысленно намекала ему, что мне пора спать – а то я буду плохо выглядеть. Разговор не клеился; и только в самом конце он обронил, что подыскивает загородное поместье, куда бы ты могла уехать – чуть ли не прямо сейчас, – чтобы ребенку, когда он родится, было где бегать и играть. Когда я упомянула, что Дин Плейс выставлен на продажу – это недалеко от меня, – он сказал, что, может быть, если дом окажется подходящим, он решит проблему, тем более что я по уик‑эндам смогу составить тебе компанию. Но я не так глупа, Клео, – отчеканила Фиона и принялась с неподдельным интересом разглядывать ногти. – Прежде всего, когда он сообщил, что ты ждешь ребенка, в нем не было ни гордости, ни радостного волнения – ничего. Таким тоном говорят о покупке нового набора кастрюль. Что же касается дома, в котором ты намерена замуровать себя и ребенка, – это вообще абсурд. Даже я, в жизни не возившаяся с детьми, знаю, что пройдет много времени, прежде чем ребенок весело запрыгает по дорожкам, начнет лазить по деревьям и бегать на рыбалку.

Она опустила руки на колени, не отрывая от них взгляда, и медленно продолжала, подчеркивая каждое слово, так что Клео сделалось не по себе:

– Деревенский домик – прекрасное место для выезда на уик‑энд; но как постоянное жилище для беременной женщины, а потом и кормящей мамы с крохотным свертком под мышкой – никогда. Вот я и решила, что, поскольку из моего тупого братца мне все равно ничего не вытянуть, я приеду и потрясу тебя. То, что я здесь увидела, – малоутешительно. Так что же происходит, Клео?

Но Клео не могла отвечать: в горле словно образовалась пробка, слова бились в нее и не могли вырваться. Она бы все отдала за возможность проявить твердость, выдавить хоть что‑то похожее на улыбку и сказать, что повода для волнений нет. Как бы она хотела сказать, что они с Джудом по‑прежнему друзья, просто решили расстаться ненадолго, и ни ссор, ни обид не было. Но у нее не получалось. Несмотря ни на что, ее любовь к Джуду слишком глубоко укоренилась в ней. Она жила в ней и причиняла невыносимые страдания. В ее жизни после смерти родителей было слишком мало любви, и теперь, когда она наконец испытала ее, чувство было слишком дорого для нее, чтобы запятнать его ложью.

– Джуд очень много для меня значит, – мягко сказала Фиона, с состраданием глядя в серые усталые глаза Клео. – Когда я впервые увидела вас вместе, я поняла, что вы созданы друг для друга. Я всегда знала, что растопить это суровое мужское сердце может далеко не всякая женщина. И я очень обрадовалась, когда эта особенная женщина нашлась.

Слова Фионы звучали искренне, и Клео сдалась. Сердце Джуда никогда не принадлежало ей, она только сумела заинтересовать его, предложив акции, объяснив, что выходит за него не из‑за его денег. Она доказала его логическому уму выгоду женитьбы на ней в то самое время, когда он начал задумываться о наследнике.